Образы сна дремы и угомона в колыбельных

Популярные образы в колыбельных песнях

У каждого народа есть свои колыбельные песни. Они рассказывают о том, что близко народу, о его истории, ценностях и представлении о мире. В деревнях, хатах и многоэтажках, в городских джунглях и джунглях самых обыкновенных, везде родители поют своим детям колыбельные песни на тысяче разных языков.

Несмотря на кажущееся разнообразие этих песен, образы, используемые в колыбельных, похожи.

Предметы окружающего мира, бытовые занятия (мебель, повседневная работа, поездки на ярмарку, предметы быта). Такие образы помогали малышу запомнить, как называются вещи вокруг и каково их назначение, а также играли роль в формировании базовой картины мира.

«Я качаю, зыбаю,
Пошёл отец за рыбою,
Мать пошла пелёнки мыть,
Бабушка коров доить,
Дедушка дрова рубить,
Чтобы баньку истопить».

«Вот тут колыбель,
На высоком терему.
Крюк золотой,
Ремни бархатные,
Колечки витые,
Крючки золотые,
Мамушки, нянюшки,
Качайте дитя.
Сенны красны девки,
Прилюлюкивайте!
Вырасту большая,
Буду в золоте ходить,
Буду в золоте ходить,
Парчеву шубу носить».

Об этом рассказывают и поют Наталия Фаустова со своей дочерью Аней на концертах.

Природные образы в колыбельных песнях: солнце, луна, ветер, дождь.

«Ветер горы облетает, баю-бай,
Над горами солнце тает, баю-бай,
Листья шепчутся устало, баю-бай,
Гулко яблоко упало, баю-бай,
Подломился стебель мяты, баю-бай,
Жёлтым яблоком примятый, баю-бай,
Месяц солнце провожает, баю бай,
По цветам один гуляет, баю-бай».

А в этой сибирской колыбельной в исполнении Наталии Фаустовой, можно услышать не только об очень многих природных образах, окружающих малютку, но узнать, что ожидает их в жизни, когда вырастут.

Домашние животные – очень популярные образы в колыбельных. Чаще всего в песнях используется образ кота. Его умиротворяющее урчание действует так же, как колыбельные, потому кошек считали покровителями сна. Кроме того, считалось, что кошка может видеть мир духов и послужит хорошей защитой от всякого зла. Другими распространёнными образами в колыбельных песнях были собака, куры, козы и иная домашняя скотина.

«Приди, котенька-коток,
Котя серенький хвосток,
Приди, котик, ночевать,
Приди с Костенькой играть.
Уж как я тебе, коту,
За работу заплачу:
Шубку новую сошью
И сапожки закажу».

Такие же примеры и в украинских колыбельных, называемых, колискова и в белорусских.

Дикие животные. Чаще всего в колыбельных песнях упоминаются хищные звери (медведи, волки, горностаи, ласки), которые выступают животными-покровителями ребёнка и берегут его от злых сил. Кроме хищников в качестве героев колыбельных песен выступают зайцы, разнообразные птицы (голуби, журавли) и даже лягушки.

«Баю-баюшки-баю,
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю.
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок.
Он ухватит за бочок
И потащит во лесок,
А там бабушка живёт
И калачики печёт,
И детишкам продаёт,
А Ванюше так даёт».

«Баю-баю-баиньки,
Прибежали заиньки:
Спит ли ваша девочка,
Девочка-припевочка?
Уходите, заиньки,
Не мешайте баиньки».

И ведь, об этом писали не только в народе, но даже и современные авторы.

Страшные образы в колыбельных песнях тоже присутствуют: вымышленные существа, злые враги и болезни. Согласно народным поверьям, плохие сны отгоняют страхи, которые случаются в реальной жизни, поэтому пугающие образы в колыбельных песнях должны были «запрограммировать» жизнь ребёнка на хорошее.

«Баю бай, баю бай,
К нам приехал Мамай,
К нам приехал Мамай,
Просит: Леночку – отдай.
А мы Лену не дадим,
Пригодится нам самим.
Баю, баю, баю, бай,
Из-под зыбки вылезай,
Не ходи-ка к нам Бабай!»

«Бай-бай, бай-бай,
Поди, бука, на сарай,
Поди, бука, на сарай,
Коням сена надавай.
Кони сена не едят,
Все на буку глядят,
Баю-баюшки, бай-бай!
Поди, бука, на сарай,
Мою детку не пугай!
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню,
Поди, бука, куда хошь,
Мою детку не тревожь».

Сказочные покровители (Дрёма, Угомон) и другие символы сна. Если неугомонный малыш отказывался засыпать, они уносили его к себе.

«Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма, сама дремлет,
Сидит Дрёма, сама дремлет.

Взгляни Дрёма,
Взгляни Дрёма,
Взгляни Дрёмана народ,
Взгляни Дрёмана народ

Бери Дрёма,
Бери Дрёма,
Бери Дрёмакого хошь,
Бери Дрёмакого хошь.

Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма, сама дремлет,
Сидит Дрёма, сама дремлет».

Религиозные образы в колыбельных песнях. Они знакомили малыша с основами верований своей семьи и народа, готовя его к будущей религиозной жизни.

Спи-тко, крошечка моя,
Спи-тко маленькая.
Люлю, люлю.
Умоленное мое,
Упрошенное мое.
Упросила, умолила я
У истинного Христа.
Бог мне тебя дал,
Да Богородица дала,
Богородица дала,
Мне пожаловала
Крошечку мне,
И малюточку.
Ангелы с тобой,
Все хранители с тобой.
Они тебя хранят,
Они и милуют.
От болезней, от скорбей,
От тяжелых болестей».

Вот послушайте редкую и любимую нами колыбельную Арины Родионовны в исполнении Наталии Фаустовой.

Большинство традиционных образов в колыбельных песнях служит, в основном, трём основным целям: успокоить малыша, познакомить его с миром вокруг и защитить от беды. Хотя сейчас мы не считаем колыбельные оберёгами, сила этих образов такова, что они всё равно дарят детям чувство безопасности и защищённости.

Ещё больше о колыбельных песнях вы можете узнать в Энциклопедии портала «Колыбельные для всей семьи».

Источник

Образы сна дремы и угомона в колыбельных

Руководитель проекта:С.Ю. НеклюдовАдминистратор:А.С. АрхиповаРедактор:А.П. МинаеваДизайн:

А.В. КозьминКоординатор виртуальных мастерских:Е.В. Лобза

II. Персонажи колыбельных песен.

Как мы уже наблюдали на уровне структурных элементов колыбельной песни, ее сюжет можно рассматривать как коммуникативный акт между баяльщиком, ребенком и потусторонними силами – воплощающими сон, приносящими сон, отнимающими сон, угрожающими жизни ребенка и т.д. Понятно, что коммуникация эта направленная, и ребенок является исключительно реципиентом. На него направлено воздействие как со стороны потусторонних сил (и мешающих спать, и усыпляющих), так и со стороны баяльщика, цель которого – обеспечить ребенку сон, покой, здоровье, а также богатство и благополучие в будущем. Для этого он воздействует и на ребенка, и на потусторонние силы. Последние – только на ребенка. Они могут делать это «самостоятельно», а могут быть, как и в заговорах, «посредниками», выполняющими поручения баяльщика – приносить сон, здоровье и т.п.

Персонажей колыбельных песен, таким образом, можно рассматривать с точки зрения их участия или неучастия в выраженной на сюжетном уровне коммуникативной ситуации между баяльщиком, ребенком и сакральными силами. При этом особое положение занимают такие персонажи, как баяльщик и ребенок. Баяльщик присутствует во всех текстах как «лирический герой». Он обращается к ребенку, к различным мифологическим персонажам и проч. Но как персонаж, как действующее лицо, он появляется только в собственных рассказах о себе же: от него мы узнаем об укачивании младенца как о трудной работе, о своей единичности в судьбе ребенка и т.п. Также постоянно присутствует в текстах колыбельных образ ребенка. Большинство текстов обращено к нему. Но конкретные черты его образ принимает лишь в сюжетах, выходящих за рамки описанной коммуникативной ситуации: в повествованиях баяльщика о будущем ребенка, о его появлении на свет, а также – в обращениях к нему и эпитетах.

Итак, коммуникация, в зависимости от целей исполнителя песни, может быть нескольких видов:

1. Баяльщик хочет усыпить ребенка. Для этого он: а.) призывает сон; б.) просит некоторых персонажей принести сон ребенку; в.) прогоняет силы, мешающие ему спать; г.) воздействует на самого ребенка, призывая его уснуть.

баяльщик

те, кто

мешает те, кто приносит сон

1.1. Воплощением сна в колыбельных песнях являются такие персонажи, как сон, дрема, угомон, упокой. Приносящими же сон представлены некоторые зооморфные персонажи и персонажи христианского мира.

Часто Сон и Дрема сами выражают желание спать. Тогда их образы достаточно автономны от образа ребенка. Они ищут колыбель, чтобы уснуть самим: “Сон ходит по сеня, дрема по теремам./ Ищет сон колыбели себе. ” [3] ; «Сон-то говорит: / “Я спать хочу, / Дремота говорит: / Я дремати хочу!” [4] . Такую параллель персонажа песни со спящим или засыпающим ребенком мы встретим и в связи с образами животных, которые часто представлены спящими одновременно с ним: «Куницы спят, / Лисицы спят, / Баюшки баю, /Люлюшки люлю! / Одни голуби летели, / И те уснули, / Баюшки баю, / Люлюшки люлю!» [5] .

Реже сон не является персонажем. Тогда он представляется неким осязаемым объектом, который можно перемещать в пространстве, передавать кому-либо, даже измерять его объем («Полтора пестеря // Прямо Ване в глаза» [8] ). Он приносится к ребенку каким-либо персонажем, которого просит об этом баяльщик, чаще всего – котом («Серые коты // Из заморья шли, // Тебе сну нанесли. » [9] ).

Эти персонажи появляются всегда из каких-то далеких, чужих мест. Например, из заморья или болота:

сон с собою принеси,

сладкий сон в корзинке медной.

Дрему в чаше оловянной.

Лентой шелковою мягкой

повяжи ребенку глазки,

лентой мягкой золотою

ты прикрой ребенку веки.

Завяжи ты глазки крохе

лентой шелковою мягкой,

ты закрой малютке уши

золотой своей серьгою. [12]

В русских колыбельных Сон тоже часто призывают закрыть ребенку глаза:

Глазки ангельски закрой.

Закрывание глаз и ушей в погребальном обряде относятся к ряду действий, оформляющих переход человека в иной мир, отделение его от людей и лишение качеств, являющихся признаком этого мира – способности видеть, слышать, передвигаться.

Итак, Сон как персонаж колыбельных песен оказывается связан с миром смерти или даже ее воплощением.

Голуби – персонажи, тоже несущие ребенку сон, усыпляющие его, своим воркованием:

Станут гульки ворковать,

Спи с Иисусовой молитвой,

Усни сном благоприятным,

С небес, ангелы, летите,

Сон младенцу принесите,

Положи младенца спать. [38]

Уклади сынка скорие,

Богородица, Божья мать,

Уклади Денису спать,

Спи, Дениса во качели,

Тибя ангелы качели,

Дениса не будите вы. [39]

Пресвятая Божья Мать

Стала Янушку качать. [40]

Вся надеюшка на вас

Освятите детку спать.

Уклади тебя Никола

Пресвятая Божья Мать

Стала Янушку качать. [42]

1.2.в. Мамушки, нянюшки, красные девушки – тоже относятся к персонажам, призываемым дать ребенку сон. К ним обращается баяльщик с просьбой уложить, укачать ребенка:

Сенны красны девки

Или божественные покровители ребенка поручают им делать это:

Персонажи, мешающие спать ребенку делятся на несколько типов: мифологические (Бука, бабайка), зооморфные персонажи (собачка, муха, собачка, котик, голуби, коза, волки), некоторые неодушевленные предметы (очеп, звоночек). Баяльщик обращается к таким персонажам с просьбой или требованием не будить ребенка, не пугать, не мешать ему спать:

стали гули не кречити

Нашу Катю не пугай. [51]

Ты, звоночек. не звони,

Уж ты, очеп, не скрипи,

У нас Ваню не буди. [53]

Или он прогоняет их:

Поди, муха, под сарай,

Нашу Маню не пугай. [54]

Итак, мы видим, что в колыбельных, представляющих ситуацию воздействия со стороны баяльщика на ребенка и на сакральные силы (как дающие ему сон, так и отнимающие) коммуникация между участниками строится аналогично коммуникации в заговорных текстах. При этом в колыбельных песнях сон как желаемый объект может быть персонифицирован, а персонажи, выполняющие, подобно тому, как и в текстах заговоров, роль посредника между этим объектом и исполнителем заговора, представлены образами животных, птиц и персонажей христианского мира.

2. Другой тип коммуникативной ситуации «баяльщик – ребенок – сакральные силы»: баяльщик желает ребенку роста, здоровья, богатства в будущем.

баяльщик

Он может обращаться непосредственно к ребенку с заклинательной формулой, основанной на императиве:

Источник

Как устроены русские колыбельные

Чем страшен волчок, почему нельзя ложиться на краю и кто такой Угомон. А также — пять колыбельных исполняет группа «Наадя»

Задача колыбельной — усыпить младенца. Отсюда — простой ритм, однооб­разная, монотонная мелодия, как правило унылая и действительно усыпляю­щая. Единого сюжета нет, колыбельная словно конструктор: исполнитель — мать, бабушка, нянька — импровизирует, нанизывая один за другим незамыс­ловатые микросюжеты, часто без какой-либо связи. Объединяет их имя ребен­ка («Спи-ко, Ваня, заусни…») и рефрен — «баю-бай», «баюшки-баю», «люли-лю». Эстетическая сторона не так важна, главное — чтоб ребенок «зауснул».

Песней исполнение колыбельной не называют. Говорят обычно так: «Насбирают всю сбираницу. Че напридумашь, то и байкаёшь, что в голову придё». Однако сю­жеты, которые «сбирает» исполнитель, типичные, они построены и связаны между собой по определенным схемам и формулам, схожим со схемами и формулами других фольклорных жанров, в основном заговоров и причитаний. Мы выбрали пять записей, на примере которых можно разобрать основные сюжеты и образы колыбельных.

Богородица Мария,
Уклади сынка скорие,
Баю-баю-баю-бай.

Богородица, Божья мать,
Уклади Денису спать,
Баю-баю-баю-бай.

Спи, Дениса, во качели,
Тебя ангелы качели,
Баю-баю-баю-бай.

Ангелы-хранители,
Дениса не будите вы,
Баю-баю-баю-бай.

Нету бабушки родной,
Водиться некому с тобой,
Люли-люли-люли-лю.

Одна бабка далеко,
Друга зарыта глубоко,
Баю-баю-баю-бай.

Кыши да покыши,
Ты расти, Денис, повыше,
Баю-бай Денисоньку.

Повыше плецём
Да покрасивее лицом,
Люли-люли-люли-лю.

Бай да побай,
Не ходи ты туда на край,
Баю-баю-баю-бай.

Не ходи туда на край
Да у своей-то избы играй,
Баю-бай Денисоньку.

Спи, Дениса, Бог с тобой,
Ты не ломайся надо мной,
Баю-баю-баю-бай.

Будешь прятаться-ломаться —
Будут люди дивоваться,
Баю-бай Денисоньку.

Будут люди дивоваться,
Будут мать-отец ругаться,
Люли-люли-люли-лю.

Люли-люли, все уснули,
Лишь Денисонька не спит,
Баю-баю-баю-бай.

Лишь Денисонька не спит,
Да все покачивать велит,
Баю-баю-баю-бай.

Кыш да покыш,
Што ты плохо, Дениса, спишь,
Баю-баю-баю-бай.

Плохо спишь, все маешься,
Ой, ты над кем ломаешься?

Не ломайся ты надо мной,
Да ты над бабушкой-то родной,
Люли-люли-люли-лю.

С просьбой защитить и усыпить ребенка в колыбельных нередко обраща­ются к разным христианским персонажам — ангелам, Христу, Богородице, некоторым святым: «Богородица-Мать, / Положи младенца спать», «Уклади тебя Никола / О теперешнюю пору…», «Пресвятая Божья Мать / Стала Янушку качать». При этом исполнитель будто отрицает свою причастность к происходящему и препоручает малыша высшим силам, словно нянькам. Подобное отрицание встречается и в заговорах: «Не я пособляю, не я помогаю, не я избавляю; помогает и пособляет Сам Сус Христос и Сама Мать Пресвятая Богородица с Своим Сыном Христом со небесным, помогает и избавляет». В этой колыбельной смысл обращения к святым усиливается сообщением о «сиротстве» ребенка: «Нету бабушки родной, / Водиться некому с тобой». Таким образом ребенок получает статус «божьего дитя», находящегося под покровительством высших сил, — именно так воспринимается в традиционной культуре сирота.

Еще одна особенность колыбельных — использование особых заговорных формул, «благопожеланий»: «Ты расти, Денис, повыше… Повыше плечом / Да покрасивее лицом…»

Зыбаю-позыбаю,
Отец ушел за рыбою,
Мать ушла коров доить,
Сестра ушла пеленки мыть.

Зыбаю-колыбаю,
Отец ушел за рыбою,
Мать ушла коров доить,
А дедушко — дрова рубить.

Дедушко — дрова рубить,
Да бабушка — уху варить.
Бабушка — уху варить
Да свою внученьку кормить.

Зыбаю-колыбаю,
Отец ушел за рыбой.
Мать ушла коров доить,
А дедушко — дрова рубить.

Бабушка — по ягодки,
По ягодки, по сладеньки.
Будем Уленьку кормить
Да будем рыбоньку варить.

Детка, спи, и ты усни,
Да Угомон тебе возьми.
Детка, спи, и ты усни,
Да Угомон тебе возьми

Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький волчок
И укусит за бочок.

Баю-баюшки-баю,
Баю детоньку мою.
Баю-баю-баиньки,
Спи, мой мальчик маленький.

Как и многие другие произведения народного творчества, колыбельные отражают сложившиеся в традиционной культуре представления о мире. Прежде всего — о его двучастности, разделенности на «свое» и «иное» про­странство. Свое — безопасное, освоенное человеком и принадлежащее ему; иное — противопоставленное человеческому, опасное, в котором обитают боги и болезни, куда уходят мертвые и откуда приходят дети. В традиционной культуре младенец — существо особенное: он уже пришел из пространства «иного», но еще не до конца утвердился в «своем». Потому и заботиться о нем нужно особенно.

Опасным оказывается для ребенка практически любое чужое пространство — как удаленное от него (лужок, край [деревни], озерышко и др.), так и совсем близкое — край его же колыбели:

Придет серенький коток,
Сынка схватит за бочок
И утащит во лесок,
Да зароет во песок,
Под ракитовый кусток,
За пень, за колоду,
Под белую березу;
Там и ангелы поют,
Ко себе сынка зовут.

Придет серенький волчок,
Он ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
И положит под кусток,
Будет ямочку копать,
Туда Машу зарывать.

Страшны там для ребенка становятся не только волчок, бука, Бабай, но и безобидные вроде бы коток, мышка, рыбка, красны девушки, то есть любые обитатели «иного» пространства:

Саша-перышко,
Не летай в озерышко,
Ты улетишь высоко,
Упадешь глубоко.
Уж ты на землю падешь —
Тебя мышка съест.
Уж ты на воду падешь —
Тебя рыбка заклюет.

Баюшки-бай-бай,
Не ходи туды на край,
Потеряешь сапожок,
Красны девушки найдут,
Сапожка не отдают…

Поэтому исполнитель так часто обращается к ребенку, запрещая ему покидать свое, безопасное пространство. Нарушение запрета грозит ребенку различными опасностями: «Не ходи гулять на край, / На краю живет Бабай», «Баю-баюш­ки, / Не ложись на краюшке: / Придет серенький волчок, / Тебя схватит за бочок», «Не ходи ты на лужок: / Потеряешь сапожок».

Байки-бай-бай,
Бог здоровья сыну дай.
Бай-бай-бай…

Буду сынушку качать,
Никому не дам кричать,
Бай-бай-бай-бай…

Никому не дам кричать,
Будет сынушко молчать,
Лю-лю-лю…

Бай да люли,
Моя ягодка, усни,
Лю-лю-лю…

В ручках яблочки,
По бокам орешки,
Сыновы потешки,
Лю-лю-лю…

Бай-бай-бай,
Поди, бука, под сарай,
Бай-бай-бай-бай…

Поди, бука, под сарай,
Сыну спать не мешай,
Бай-бай-бай…

У мня сынушко уснет,
Красный цветик расцветет,
Лю-лю-лю…

Спи-ко, сына, по ночам
Да расти по часам.
Бай-бай-бай-бай-бай…

Бай-бай-бай,
Ты, собачка, не лай.
Бай-бай-бай…

И в гудочек не гуди,
Моево сына не буди.
Лю-лю-лю…

Анделочек дорогой,
Спи-ко, сына, Бог с тобой.
Бай-бай-бай…

Андели-хранители,
Где вы сына видели?
Лю-лю-лю…

Сына видели в раю,
Спит на самом на краю.
Бай-бай-бай…

Баю-баю-баеньки,
Купим сыну валенки.
Лю-лю-лю…

Будет валенки носить,
Станет ножками ходить.
Лю-лю-лю-лю…

Болезнь и бессонница в заговорах и в колыбельных персонифицированные, к ним обращаются с просьбой уйти, прогоняют их в далекое «чужое» простран­ство: «Крик, крик, поди на окиян-море», «Полуношница Анна Ивановна, по ночам не ходи, рабы Божьей (имярек) не буди», «На всю долгу темну ночь / Отойди, бессонье, прочь».

Прогоняют от ребенка (или обращаются с просьбой не мешать) и других персо­нажей, которые могут его потревожить, забрать у него сон: бабайку, буку, деда Бабая, муху, волчка, козу, голубей, собачку и старика («Ты, бабайка, не ходи, мою Алю не буди», «Ты, собачка, не лай, нашу Катю не пугай», «Иди, старик, под сарай, / Под сараем ты ночуй, / Мово Колю не целуй»).

Бука, которого прогоняет исполнительница, встречается не только в колыбель­ных, это довольно популярный персонаж детского фольклора. Похожи на него Бабай, Бадай, Басалай, Мамай и дедушка Харыбай. Как правило, букой пугают совсем маленьких детей, при этом подчеркивая его принадлежность чужому простран­ству, иному миру: «Ой, там бука, не ходи туда, она тебя там сграбит, унесет». В колыбельных буку прогоняют, как правило, в какое-либо хозяйственное, нежилое помещение (на или под сарай) — противопоставленное пространству человека: «Поди, бука, под сарай, / Сыну спать не мешай».

Баю-баю-баюшок,
Запрем двери на крючок,
Чтобы мышки не попали,
У нас Васю не украли.

Баю-баю-зыбаю,
Отец ушел за рыбою,
Мать ушла пеленки мыть,
Дедушко — дрова рубить.
Баушка — уху варить,
Малых детонёк кормить.

Баю-баю-зыбаю,
Отец ушел за рыбою,
Мать ушла пеленки мыть,
Дедушко — дрова рубить.

Дедушко — дрова рубить,
Баушка — уху варить.

Баушка — уху варить,
Крёсна — баню топить.

Крёсна — баню топить,
Ваню в банюшке мыть.

Бай-бай-баю-бай,
Поди, бука, на сарай.

Поди, сера, на сарай,
Козам сена надавай.

Козы сена не едят,
Всё на Ванюшку глядят.

Всё на Ванюшку глядят,
Ване спатеньки велят.

Баю-баю-баюшок,
Не ходи-ко на лужок:
Тебя мышка съест,
Не то яшшорка.
Не то серенький волчок
Из-под кустичка ползет.
Не то дерево падет,
У нас Ванюшка уснет.

У кота-воркота
Колыбеля золота.
Как у нашего Вани — серебряная.
Все серебряная, позолоченная.
Позолоченная, утолоченная.

Кот — один из самых популярных персонажей колыбельных. Он приносит из «заморья» сон и забирает бессонницу: «Кошки-коты, принесите дремоты», «Кот из-за морьица притек, / Нашему Янушке сна приволок». Его приглашают работать нянькой, просят усыпить ребенка: «Приди, котик, ноче­вать, / Приди Ванюшку качать. / Я те, котик, заплачу — / На неделю дам харчу…» А колыбели кота и ребенка часто сравниваются — и всегда это сравнение в пользу ребенка:

У кота была кота
Да колыбелька золота,
Как у нашего Ванюши
Получше того,
Получше того
Да покрасивее его…

При этом убранство колыбели описывается совершенно фантастически, оно не имеет ничего общего с реалиями крестьянского быта:

Как у Коли колыбель
Во высоком терему,
Во высоком терему,
Да на тонком очепу.
Кольца, пробойца
Серебряные,
Положочек золотой камки,
В изголовьях — куны,
А в ногах — соболи.

Упоминание высокого терема и описание богатого убранства не случайны. Символика высоты, противопоставление верха и низа особенно значимы в комплексе традиционных представлений о ребенке. С одной стороны, направленность вверх — это всегда символическое движение к жизни (празднуя рождение ребенка, поднимали вверх горшок с кашей, желая таким образом младенцу роста, здоровья и богатства; плаценту после родов зарывали пуповиной вверх, чтобы ребенок рос, и т. д.). С другой стороны, устремление вверх, да еще в сочетании с златом-серебром, — это символический контакт с потусторонним, с сакральными силами (например, в заговорах «божество», к которому стремится или обращается заговаривающий, часто расположено «на высоте», и в его описании так или иначе присутствует золото: «. в том Окиян море стоит столб-пристол; на том святом пристоле стоит золотое блюдечко; и на том золотом блюдечке стоит сам Сус Христос»; «в зелёном окоморьи стоит златая святая лестница, и. по святой лестнице шел Божий ангел Михаил архангел»).

Интересно, что фантастические описания постели встречаются не только в колыбельных, но и в свадебных песнях, где дом невесты — это всегда высокий терем («Да ты пади, моя каленая стрела. Да на высок терем окатистой. Да прострели, моя каленая стрела, Да всю мою богосужену. »). И это совпадение не случайно: статусы невесты и младенца во многом схожи: как невеста во время свадьбы символически «умирает», отделяясь от своего мира, и переходит в иной, так же и ребенок постепенно приобретает свойства этого мира и утверждается в нем. В колыбельных образ вертикали, направленной вверх, отражает эту двойственность: он означает, с одной стороны, причастность к потустороннему, с другой — стремление к жизни, оторванность от мира мертвых.

Источник