Вулбор и биленси что это
я даю сигналы sos
к нам приехал пылесос
первый муж моей второй жены
ведь у нас уже гостил
тётин дядя Михаил
прилетал он к нам из Ферганы.
попросил он Ви Си Ар
золочёный портсигар
телевизор и магнитофон
пару кожаных пальто
и ещё предметов сто
лисью шубу автотелефон.
я подарки покупал
хоть и очень плохо
спал скупердяем слыть мне не хотелось
никому не стану врать
чтобы денежки собрать
мне в Нью-Йорке очень попотелось ой.
не гулял я и не пил
только доллары копил
десять лет я рогом упирался
даже в праздник в выходной
дома я сидел с женой
экономным быть всегда старался.
тут племянник прилетел
зубы вставить захотел
зубы захотел из парцилана
и пока он здесь гостил
я дантистам заплатил
тысяч пять из нашего кармана.
их ласкает слово Сэйл
тащат в Сакс и Блюмендейл
не хотят ни Вулбор ни Биленси
из Союза к нам летят
покупать тряпьё хотят
там где покупают Рейган с Нэнси.
оказал большую честь
напросился в гости тесть
он приехал посмотреть индейцев
он пошёл по бардакам
и у женщин по рукам
он в Союз вернётся с нашим эйсом.
я конечно очень рад
что ко мне несётся брат
рвётся он в Америку с женою
даже дедушка Матвей
хочет видеть наш Бродвей
он приедет с бабушкой весною.
cловно мух на сладкий мёд
пылесосов к нам несёт
приморили гости приморили
покупаем что хотят
ведь они туда летят
не хотим чтоб плохо говорили ой.
все проехались по мне
очутился я на дне
со своим большим еврейским носом
всё что столько лет копил
с пылесосами пропил
всё раздал любимым пылесосам.
а сегодня был звонок
из Москвы звонил сынок
хочет быть он тоже пылесосом
я наверно сяду в танк
и возьму тараном банк
чтоб решить с финансовым вопросом.
я даю сигналы sos
снова едет пылесос
старшая сестра моей жены
у друзей возьму взаймы
отдадим им до зимы
ну а нет потерпят до весны ой.
Вилли Токарев — S.O.S.
Слушать Вилли Токарев — S.O.S.
Слушайте S.O.S. — Вилли Токарев на Яндекс.Музыке
Текст Вилли Токарев — S.O.S.
Я даю сигналы S.О.S, к нам приехал пылесос,
Первый муж моей второй жены.
Ведь у нас уже гостил, тетин дядя Михаил,
Прилетал он к нам из Ферганы.
Попросил он «Ви Си Ар», золоченый портсигар,
Телевизор и магнитофон, пару кожанных пальто,
И еще предметов сто, лисью шубу, автотелефон.
Я подарки покупал, хоть и очень плохо спал,
Скупердяем слыть мне не хотелось.
Никому не стану врать, чтобы денежку собрать,
Мне в Нью-Йорке очень попотелось.
Ой! Не гулял я и не пил, только доллары копил,
десять лет я рогом упирался,
Даже в праздник, в выходной,
дома я сидел с женой, экономным быть всегда старался.
Тут племянник прилетел, зубы вставить захотел,
Зубы захотел из парцилана
И пока он здесь гостил, я дантистам заплатил
тысяч пять из нашего кармана.
Их ласкает слово «Сэйл», тащат в «Сакс» и «Блюментейн»,
Не хотят не «Вулбор» ни «Биленси».
Из Союза к нам летят, покупать тряпье хотят,
Там где покупают Рейган с Нэнси.
Оказал большую честь, напросился в гости тесть,
Он приехал посмотреть индейцев.
Он пошел по бардакам, и у женщин по рукам,
Он в Союз вернется с нашим «эйсом»
Я, конечно, очень рад,
Что ко мне несется брат,
Рвется он в Америку с женою,
Даже дедушка Матвей, хочет видеть наш Бродвей,
Он приедет с бабушкой весною.
Словно мух на сладкий мед,
Пылесосов к нам несет,
Приморили гости, приморили,
Покупаем что хотят, ведь они туда летят,
не хотим, чтоб плохо говорили.
Все проехались, по мне, очутился я на дне,
Со своим большим еврейским носом,
Все что столько лет копил, с пылесосами пропил,
все раздал любимым пылесосам.
А сегодня был звонок, из Москвы звонил сынок,
Хочет быть он тоже пылесосом.
Я наверно сяду в танк и возьму тараном банк,
Чтоб решить с финансовым вопросом.
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Видео
—Подписка по e-mail
—Поиск по дневнику
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Имена Днепровских порогов
Имена Днепровских порогов
Пороги есть и на Днепре, и на реке Рось в районе Богуслава.
Встречалось название порога «Абракадабра», но сейчас не смогла найти поисковиком.
Дніпровими порогами називають виходи гранітів, гнейсів мігматитів та інших твердих порід
«Украинский щит возле Киева, представляющий из себя вздыбившуюся 2,6 млрд лет назад земную кору, состоящую из твердых пород, в основном гранита, тянется широкой дугой от южного водораздела притока Днепра реки Припять вдоль Днепра, который пересекает по линии Днепропетровск —Запорожье. Оканчивается щит в районе Донбасса.
После Киева Днепр, столкнувшийся с Украинским кристаллическим щитом, отклоняется к востоку. В районе Днепропетровска воды Днепра прорываются через длинную гранитную гряду, наполняющую русло реки огромным количеством порогов и каменных перекатов. Только после Запорожья река успокаивается и поворачивает на юг к Чёрному морю.»
«Так же сильно ошибаются норманисты, считая вопрос о Днепровских порогах вопросом чисто филологическим. Без помощи истории он неразрешим. Если бы мы имели другие несомненные доказательства тому, что Русь пришла из Скандинавии, тогда только можно было бы в русских названиях Константина Багрянородного искать скандинавских звуков. Взятые сами по себе эти имена, по выражению г. Погодина, представляют только открытое поле для догадок. В прошлой статье мы уже указывали на то, что с помощью натяжек эти имена объясняются из наречий скандинавских, что с помощью таких же натяжек они были объясняемы из языков литовского и венгерского и могут быть объясняемы из языка славянского. Следовательно, перевес должна решить сумма данных исторических. Эта сумма решительно на стороне славяно-русской, а не норманской.
Чтобы сделать вопрос о порогах чисто филологическим, норманистам следовало доказать, что имена эти легко и исключительно объясняются из скандинавских языков. Но такой исключительности они не доказали; а за исходный пункт своих объяснений берут все-таки не филологию, а историю. Но что же это за история? Так как, говорят они, несомненно, что Норманны плавали из Балтийского моря в Черное, то необходимо они должны были и дать свои названия Днепровским порогам; а затем имена их поднимают на этимологическую дыбу (употребляю их любимое выражение) и вымучивают из них немецкие звуки. Но их исходный пункт совершенно ложный. Во-первых, если б и плавали, то мы не видим необходимости давать свои географические названия в чужой земле; это может быть, может и не быть. А главное, нет ни малейших указаний на то, чтобы Норманны в сколь-нибудь значительном числе плавали по Днепру в Византию ранее того времени, когда писал Константин Багрянородный. В наших летописях (оставим в стороне легенду о призванных Варягах) первое достоверное известие о их плавании в Византию относится к княжению Владимира Св. После завоевания Киевского стола с помощью Варягов, он часть их отпустил в Грецию. И с этим известием поразительно согласны все иноземные свидетельства. По исландским сагам, Норманны начинают посещать Киев тоже не ранее времени Владимира; а о плавании по Днепровским порогам саги совсем молчат; у Византийцев первое упоминание о Варягах относится к XI столетию; у Арабов слово Варанк тоже появляется только в XI веке. Константин Багрянородный при описании порогов ничего не говорит о Норманнах или о пути из Балтийского моря; он прямо указывает на Новгород, как на самый северный пункт, откуда Руссы начинают свое путешествие в Византию. Мы уже заметили, что само путешествие это могло совершаться только после объединения северной и южной Руси под властью одного княжеского рода. Значительная часть пути шла кроме того не водой, а сушей по огромным волокам (как свидетельствует договор Смоленска с Ригой и Готским берегом). Из рассказа Константина ясно видно, что русские суда строились зимою на притоках Днепра, а весною сплавлялись к Киеву. Новгородские суда никогда и не проходили в Днепр. Вообще путешествие это совершалось с такими препятствиями, что, по прямому свидетельству Адама Бременского, даже и в XI веке северные Европейцы предпочитали ему морской объезд в Грецию вокруг Западной Европы. С этим свидетельством согласуются и скандинавские саги, рассказывающие о путешествиях Норманнов в Константинополь и Святую Землю. Из тех же саг можно заключить, что на своих морских судах Скандинавы доезжали до Ладоги (Альдейгаборг), но не далее. (Плавание по Волхову против течения было затруднительно по причине порогов.) Каких же нужно еще доказательств тому, что Норманны ранее Владимира не плавали караванами по Днепровским порогам? О возможных отдельных случаях мы не говорим; эти случаи не могут установить целую систему географических названий, употребление которых вошло в такую силу, что было известно и при дворе Византийском (где, как мы сказали, о Варягах нет и помину до XI века). А чтоб они когда-либо проходили из Балтики в Днепр на собственных кораблях, о том не может быть и речи1.
1Пусть крайний норманизм, вместо всех поверхностных разглагольствий и голословных уверений, попытается доказать сколько-нибудь научным образом хотя только одно из своих положений: что Норманны плавали по Днепровским порогам ранее известий Константина Багрянородного. Мы говорим научным образом, т. е. не одною только ссылкой на легендарные известия нашей летописи о Варягах и Варягоруссах; ибо весь вопрос заключается в том: подтверждаются ли эти известия какими-либо свидетельствами несомненно историческими, а не баснословными?
Что Варяги не плавали далее Ладоги, ясное доказательство тому находим, например, в договоре Новгорода с Готландом 1270 года. Здесь находится условие о русских лодочниках и ладьях, на которые перегружались товары, приходившие из-за моря и поднимались вверх по Волхову. Иногда они перегружались уже на Неве. (См. соч. Андреевского, стр. 25, 80, 100.) В Записках священника Виноградова («Рус. Стар.» 1878. Август. 561 стр.) рассказано, что яхту, подаренную Александром I Аракчееву, тащили в Грузию мимо Волховских порогов, причем 500 человек тянули по 60 сажень в день по бревнам, смазанным салом. Позд. прим.
В каком виде дошли до нас названия порогов?
В значительно искаженном. В чем убеждает и сравнение с другими географическими названиями у Константина, также нередко искаженными. И замечательно, что там, где Константину приходится упоминать о каких-либо географических названиях два или три раза, то иногда во всех этих случаях являются варианты. Например, племена, платившие дань Руси, в одном месте названы Кривитены и Ленцанины; в другом Кривичи, Сервы, Вервяны, Друнгувиты; в третьем Ультины, Дервленины, Ленценины. Так как имена порогов он упоминает только один раз, то мы не имеем никакой возможности проверить их и установить сколько-нибудь определенное чтение; а с позднейшими именами порогов слова обеих параллелей расходятся так далеко (за исключением Ненасытецкого), что и с этой стороны почти также нет помощи. Что имена искажены, лучше всего свидетельствуют славянские названия: три из них (Неясыть, Островунипраг и отчасти Вульнипраг) еще могут быть понятны; три других (Есупи, Геландри и Веруци) делаются понятными только вследствие приложенных переводов; а один (Напрези) остается совершенно темным, несмотря на греческий перевод. Точно так же одно из русских названий (Леанти) не поддается никакому словопроизводству. Впрочем, об ошибках Константина в описании порогов никто не сомневался даже и между норманистами. Да можно ли требовать от Византийского императора, чтоб он верно описал пороги в X в., когда их неверно описал, например, Боплань в XVII веке, лично их видевший. Итак данные в этом отношении слишком неточны, чтобы делать из них точные выводы, и, однако, норманисты их делают.
Во-первых, они задались тем положением, что так называемые русские названия не суть варианты славянских, а их переводы, хотя Константин нигде о том не говорит и просто предлагает перевод после каждого славянского названия. Во-вторых, он называет русскими пять порогов, а норманисты прибавляют к ним и остальные два (Есупи и Геландри). О первом из них, Есупи, Константин говорит, что он по-русски и по-славянски значит «не спи». Кажется ясно, что это славянское слово или, по крайней мере, славянское осмысление, и его однако, достаточно для доказательства, что и русские названия суть только славянские; ибо где же в двух разных языках можно найти две тождественные глагольные формы, да еще такие формы, как повелительное наклонение? Однако норманисты и тут ухитрились: с помощью разных германских наречий они сочинили повелительное наклонение с двойным отрицанием, ne suefe (что будет значит: нет! не спи!), и пустили его в параллель со славянским глаголом. Не говоря уже о такой вопиющей натяжке, мы думаем, что тут и самое славянское слово неверно. Ибо сколько мы ни искали аналоги в славяно-русском языке этому названию, однако не нашли. Укажите в нашем языке хотя одно географическое название в повелительном наклонении и притом в таком простом однословном виде. В летописях, и то не ранее XIII века, мы находим некоторые прозвища, впрочем не топографические, а личные, происшедшие из повелительного наклонения в соединении с другим словом, например, Молибоговичи, Держикрай Володиславич. А для такой формы как Неспи решительно не видим аналогии и, что ни говорите, такое название совершенно не в духе русского языка (на эту странность уже указал отчасти г. Юргевич. (Зап. Од. Об. И. и Д. VI.) От XVI века название этого порога дошло до нас в форме Будило (Кн. Б. Чертежа). Такая форма нам понятна и совершенно гармонирует с летописными Твердило, Нездило и т. п. Мы делаем предположение: может быть, объяснение названия или осмысление его Константин принял за самое название.
Второе имя, не имеющее параллели, это Геландри. Норманисты подыскали ему близкое созвучие в исландском языке, giallandi и giallandri (звенящий). Но, как нарочно, Константин не говорит, что это название русское; а просто замечает, что по-славянски оно означает «шум порога» (hcos fragmou). Во всех других случаях он русское название предваряет словом по-русски; перевод же греческий везде ставит вслед за славянским названием. На этом основании антинорманисты отличают его к так называемым славянским названиям. Во всяком случае мы имеем право считать его, как и Есупи, названием общим, то есть славянорусским и искать ему объяснение в славянорусском языке. Уже г. Костомаров во время спора с г. Погодиным сделал предложение, не скрывается ли в этом название корень гул? Мы думаем, что это сближение довольно удачное; а потому еще в первой статье предложили название Гуландарь или Гуландря. Если русскому человеку придется назвать предмет, издающий гул, то он, по всей вероятности, скажет или Гудило, или Гуландря1.
Относительно параллельных названий норманисты, как сказано, задались положением, что русские названия представляют переводом славянских, и по этому поводу прибегают ко всевозможным натяжкам. Русское Улворси стоит против славянского Островунипраг. Но что, кажется, общего между ул и остров? Однако они усиливаются доказать, что эти слова однозначащие; только нужно сделать маленькое изменение: ул обратим в холм. Holm в скандинавских наречиях значит остров, a fors водопад; следовательно получим holm-fors, что и будет соответствовать порогу Островуну. Такое произвольное превращение нисколько не оправдывается теми соображениями, что хо в греческом может обратиться в у, а м пред ( пропасть. Мало ли что может быть, однако не всегда бывает, и особенно это можно сказать о собственных именах. Если чуждые имена переходят в народное употребление, то народ более или менее переработает их сообразно с правилами своей фонетики; но образованный человек записывает иноземное название приблизительно так, как его слышит; он мог ослышаться, смешать иноземное слово с своим, если оно близко, и наконец просто ошибиться; но такая искусственная переделка, как холм в ул, невероятна. У Константина мы встречаем название славянского племени Oultiaoi, и узнаем в них Угличей; но если, по примеру норманистов, вместо ул предложить холм, то получим Холмичи, небывалый у нас народ. В первой статье своей, для объяснения Ульворси и Улборси между прочим мы предложили вместо ул читать вуля; что нам кажется ближе к истине, чем holm. Тогда в греческой передаче здесь пропало только начальное в; а н пропало уже в самом русском выговоре, то есть вместо Вулнбор говорилось Вулбор или Вулборс; что согласно с духом русской фонетики. (Так в Слове о Полку Игореве пестворец вместо песнтворец.) Первоначальная полная форма его, вероятно, была Вулнибор или Вулниборс. В таком случае это слово надобно поставить в параллель с славянским Вулнипраг (а впоследствии оба они обратились в Вулныг)1.
Подобную перестановку мы можем предложить на том основании, что у Константина Багрянородного параллель не везде верно проведена. В том особенно убеждает нас русское Струвун, которое стоит против славянского Напрези; а последнее будто значит малый порог. Это Напрези, как мы сказали, остается для нас совершенно непонятным, хотя оно названо славянским и представлен его перевод. Как ни усиливались норманисты Струвун превратить в искусственно составленное слово Strondbun, однако они сами сознаются, что это толкование натянуто. По нашему мнению, Струвун поставлен не на месте; вероятно, это не более как другая форма Островун; следовало сказать по-русски Струвун, по-славянски Остро-вун-порог. Г. Погодин возражает, что это просто созвучие. В таком случае Вручии и Овруч будет тоже созвучие? Итак, не нужно сочинять никакого holmfors, когда для Островуна есть весьма близкий ему вариант Струвун1.
1 Древнейшая форма слова остров, по всей вероятности, была струв. По этому поводу укажем на свидетельство Герберштейна, что остров, образуемый рукавом Оки у Переславля Рязанского, назывался Струб (кстати, норманисты читают у Константина Багрянородного Струбун вм. Струвун). А может быть, Струвун значит собственно «стремнистый» порог. От корня стры равно происходят и струя, и стремя.
1 Мимоходом упоминаем, что на Южном берегу Крыма есть скалистый мыс Форос. Вероятно, это остаток греческих названий. Но на юге России встречается приток Дона Форасан. Это уже не греческое название.
Четвертый порог Константин Багрянородный называет по-русски Эйфар или Айфар (Aeijar), по-славянски Неясыт и переводит последние птицею пеликан. В славянской Библии пеликан действительно переводится словом неясыт. Но что такое Айфар? Легберг видел в нем исландское прилагательное aefr- горячий. Но это толкование слишком неудовлетворительно и впоследствии отвергнуто норманистами. В скандинавских наречиях нет слова айфар; да Скандинавы и не знали пеликанов, потому что эта птица у них не водится. Но зато в голландском языке нашлось слово oievar, которое произносится ujefar (аист). На нем норманисты остановились, и в подкрепление своего положения приводят еще то обстоятельство, что Петр Великий дал одному из кораблей, построенных в Воронеже, название Айфар или Ойфар. Заметьте, какая комбинация. Норманны пеликанов не знали, названия для них не имели; однако надобно же им было как-нибудь перевести славянское неясыт, и вот они заимствуют у Фризов слово, означающее аиста. Между тем г. Костомаров по поводу этого названия указал в литовском языке слово Ajtwaros, означающее какую-то морскую или водяную птицу. А по указанию Нарбута, то же имя встречается в литовской мифологии. Литовский язык близок к славянскому и сохраняет многие слова, вышедшие из употребления в последнем. Теперь у нас не слышно слова айфар; но это не доказывает, что его никогда и не было. Однако поэма о Полку Игореве сколько представляет славянорусских слов, вышедших потом из употребления. Там есть и такие, которые не встречаются ни в каком другом памятнике (напр, карна и шереширы). А между тем эта поэма на два с половиной века ближе к нам, чем известие Константина1.
Относительно названия одного из Петровых кораблей Айфаром надо сделать оговорку, что его голландское происхождение есть все-таки догадка, источники о том ясно не говорят. Рядом с Айфаром встречаем также и корабль Аист, что совсем не голландское слово.
Подведем итоги нашим соображениям о русских названиях Воровских порогов.
Названия эти дошли в искаженном виде. Мало того, параллель у Константина не везде верна. Мы имеем право предложить свои исправления к тексту, конечно, не менее чем норманисты, которые так же предлагают свои исправления чуть не к каждому слову и даже сочиняют название, которого нет у Константина. Именно, по поводу Геландри они предполагают ошибку писца; в тексте, по их мнению, стояло: по-русски Геландри, по-славянски Звонец; последнее название они заимствуют из последнейшего времени. (На том же основании, пожалуй, можно, не прибавляя лишнего названия, заменить одно имя словом известным также из более позднего времени, то есть вместо странного Не спи поставить Будило.) Мы вправе предложить славянские толкования для русских названий уже в силу того, что нет никаких исторических свидетельств о плавании Hopманнов по Днепру прежде появления в истории Днепровской Руси, а следовательно, и прежде появления русских названий. Мы даже думаем, что русские названия древнее славянской параллели и представляют обломки очень далекой старины, и русская филология со временем, может быть, воспользуется ими, когда освободится от тумана, напущенного норманизмом. Поправки свои и соображения относительно порогов мы предложим в следующем выводе:
Два порога имели общее славяно-русское название: 1) Есупи и 2) Гуландри. 3) Против славянского Островун-порога ставим русское Струвун. 4) Против славянского Вулнипраг русское Волборз (или Вулниборз). 5) Против славянского Вручий русское Вару-форос (Воровой порог или Варовой проток). 6) Славянское Неясыт, русское Айфар. 7> Славянское Напрези и русское Леанти оставляем необъяснимыми1.
1 Их необъяснимость, однако, не избавляет филологов и историков от обязанности делать попытки для разъяснения. Для Леанти укажем на один остров, лежащий в порогах Днепра, именно Лантухов (о чем мимоходом упоминает и Лерберг). Для Напрези напоминаем название самой реки Днепра, которое произносилось и просто Непр. В греко-латинской передаче его старая форма была Danaper или Danapris; отбросив первый слог, получим Napris, и действительно у Плано-Карпини он назван Neper. Река Днепр имела в разное время у разных народов и различные названия. Так, в древнейший греческий период известий о Скифии она называлась Бористень; потом является под именем Днепра; но у кочевых народов, Угров и Печенегов, она именовалась Атель, Узу и Барух или Варух (Barouc). Это последнее название, может быть, скрывается и в имени порога Варуфорос; очевидно оно происходит от того же корня, как Варучий или Вручий, и, конечно, перешло к Печенегам от более ранних туземцев, то есть от Русских. Отсюда можно заключить, что у Русских вариантом Днепру или порожистой части его служило когда-то название Баручий, Варучий или Вручий. (В древней России были города Вручий и Баручь.) Что Печенеги заимствовали это название от более ранних туземцев, показывают тут же рядом приведенные у Константина Багрянородного названия других рек: Кубу (Буг или Гупанис, в другом месте, именно на Кавказе, также перешедшие в Кубань), Труллос (Днестр или прежний Турас), Брутос (Прут), Серетос (Серет). Эти примеры подтверждают нашу мысль, что в вопросе о старых географических названиях филология шагу не может сделать без истории. Если бы, наоборот, филология употреблявшиеся Печенегами названия отнесла к печенежскому языку и начала на этом основании строить выводы о народности Печенегов, то что бы из этого вышло? Любопытно, что Турлос или Турла и до сих пор означает у Турок Днестр.
Объяснение Напрези словом Напражье оказывается не совсем невероятно. Было слово Запорожье. Есть села Подпорожье и Порожье в Пудож. уезде (Барсова «География начальн. летописи», 274 стр). Укажем еще славянское имя поселения Набрезина около Адриатики. Позд. прим.
После первой статьи, ввиду того, что норманизм преимущественно ищет поддержки в доказательствах филологических, так как в исторических ему нет спасения, мы снова подвергли пересмотру вопрос о порогах и предлагаем теперь свои соображения. Если они окажутся не вполне удачными, то, может быть, кто-либо другой со временем предложит более удачные. По крайней мере прежде нас почти никто не делал серьезной попытки искать этих объяснений в славяно-русском языке (о некоторых попытках см. у Эверса). Норманизм начал свои филологические толкования более ста лет тому назад; в течение этого времени он потратил много усилий и несколько раз изменял свои поправки; а в результате все-таки остается при Ne- suef-e, Holmfors и Strondbun! Тем не менее всякую попытку объяснять имена из других (не германских) языков он встречает возгласами, что это не научно, что это натяжки, предвзятая идея и т. п. Мимоходом напомним, что родоначальником филологических доводов норманской школы и вместе ее основателем был академик Байер, о котором остроумный Шлецер заметил: «Этот великий исследователь языков, столь много потевший над китайским, не учился по-русски». Легберг, отличный исследователь в области древней географии, своим сочинением о Днепровских порогах не обнаружил сведений в славяно-русской филологии. Да она не считалась особенно нужною для норманнской школы: ведь Русь пришла из Скандинавии!
Повторяю, в таком темном вопросе, как Днепровские пороги, невозможно обойтись без натяжек, пока наука попадет на сколько-нибудь удовлетворительное его решение. Во всяком случае мы считаем свои натяжки более сносными, чем натяжки норманистов. Мы имеем на своей стороне исторические факты, убеждающие, что Русь была туземное племя, а не пришлое откуда-то из-за тридевять земель. Что касается до различия, которое делает Константин Багрянородный между русскими и славянскими названиями, то мы уже представили на этот счет объяснения в первой статье. Сущность их состоит в следующем. Русью назывались по преимуществу обитатели киевского Приднестровья. Киевская Русь никогда не называла себя Славянами, и именем своим различала себя от других покоренных ею славянских племен. Она употребляла иногда географические названия, отличные от других Славян (то есть имела свои варианты). Пример тому находим в самой летописи, где сказано, что река Ерел (Орел) у Руси зовется Угол. Только крайний норманизм способен утверждать будто угол слово не славянское, а скандинавское (хотя по византийским свидетельствам, это слово как географическое название встречается уже в VII веке). Название Угол утратилось, а Орел осталось; это подтверждает нашу мысль, что русские названия порогов, может быть, древнее славянских. Русский говор имел свои отличия от других соседних Славян; так что для иноземного уха почти тожественные слова могли иногда показаться различными. Русские названия не суть переводы славянских. В двух случаях они тожественны; а в трех других они представляют небольшие варианты (Вулнипраг и Вулниборз, Варучий и Вару-форос, Островун и Струвун). Аналогию с ними можно предложить, составив параллель в таком роде: по-русски восход, по-славянски восток, запад и заход и т. п. В одном случае мы видим два разных слова: Айфар и Неясыт (о Леанти и Напрези не говорим). Но если бы кто сказал: по-русски топор, по-славянски секира; разве из того следует, что топор не славянское слово?
Какому именно говору принадлежат так называемые славянские названия порогов, трудно решить окончательно. (Решение см. ниже1.)
1 Наиболее достоверный памятник нашей древней письменности, Русская Правда, употребляет те же два племенные термина: Русин и Словенин. Замечательно в этом отношении известное место о парусах в походе Олега на Царьград. Поход очевидно легендарный; так как подробности его сами по себе невероятны, а Византийцы о нем совершенно молчат. (Крайний Норманизм наверное воскликнет: «как легендарный? А куда же вы денете Олегов договор с Греками?» Как будто договор должен был заключаться не иначе, как после нападения на самый Константинополь!) Но обратим внимание на племена, участвовавшие в этом походе. В начале перечисляется целая вереница народов; тут есть и Варяги, и Чудь, Меря, Хорваты, Дулебы и пр., нет одной Руси. Это упоминание о Варягах и перечисление чуть ли не всех народов России, внезапно обратившихся в опытных, бесстрашных моряков, сделалось как бы обычным местом в летописи, и должно быть отнесено или к позднейшим прибавкам, или просто к фигурным выражениям. Между тем в конце легенды говорится только о Руси и Славянах; первые повесили себе паруса из паволоки, а вторые из тонкого полотна. Без сомнения, эти два термина, Русь и Славяне, были в большом ходу у самих Руссов, которые своим именем выделяли себя из массы подчиненных Славян.