Кораблев и самолетовы эпизод 1 первый сон коли кораблева

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 3. Петух

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 1. Первый сон Коли Кораблёва.

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 2. Утро Коли Кораблёва.

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 3. Петух.

Кораблёв уже (с)начала книги д_гадался что будет (в)последстви_ и в который раз ра_строился что хороший д_тектив большая редкость. (На)скоро прогл_тив ф_нальные уже (не)интересные ему страниц_ посв_щён_ые поимке пр_ступника и ра_крытию бе_числен_ых деталей пр_ступления он (на)конец вышел на крыльцо. (Разн_)цветный п_тух вставш_й (за)долго до Коли устав_лся на него круглым (не)м_гающ_м взглядом и зам_р на (пол)пути выт_нув вперёд ногу в п_тнистой штанине. Хозяин двора и бабушкин любим_ц он соперников (не)призн_вал и готовился к атаке. (В)виду об_явлен_ой войны п_тушин_ый гребень нач_л угр_жающе тр_петать и нал_ват_ся клюквен_ым соком. Коля (не)ожидан_о рас_кинул руки и пер_прыг_вая через три ступеньки бес_трашно сп_кировал на рас_ержен_ую птицу. (Красавец)петух едва уд_ржался (от)того что(бы) (не)бросит_ся (на)утёк: ведь уд_рать со всех ног от опас_ности значит здорово подм_чить свою р_путацию. И тогда прощай слава в_жака птич_его двора! Быстро переб_рая когтистыми лапами и зам_рая от страха он помчался искать сочу_ствия у бабушк_. Пес_аная дорожка выложен_ая весёлой плиткой пр_вела его к (не)большому до_атому сараю с птичь_м детским садом. Здесь подр_стали цыплята и бабушка каждое утро ходила кормить их. Однако получен_ые (пол)пакета пш_нки (не)слишком утешили п_туха. Он ходил (по)пятам за бабушкой и раздр_жён_о квохтал имея(в)виду очевидно то (не)ловкое для него обст_ятельство что ему (не)дают команд_вать двором. Иногда п_тух отвл_кался и скл_нив голову (на)бок в(пол)глаза наблюдал как бабушка ра_брас_вает бе_счётные ж_лтые горош_нки в тех местах где ц_плята могут их р_зыскать. Кораблёву надоело наблюдать за этой сценой и он вес_ло пр_свис_нул и поб_жал по тропинк_ усыпан_ой хвойными иголками прямо к син_му морю.

Источник

Максим Горький

Yandex.Share

I

Сначала Коля лежал в своей постельке смирно, но потом, почувствовав, что ему не хочется спать, сбросил с себя одеяло и, облокотившись одной рукой на подушку, другой раздвинул кисейный полог над собой и внимательно осмотрел комнату. В ней было много лунного света, вливавшегося через открытое окно; оно выходило в сад, и прямо перед ним стояли стройные клены; тени от их узорчатых листьев ползали по подоконнику, по полу и мягко колебались на пышных складках белой кисеи полога.

— Мама! — тонким, звенящим голоском тихо крикнул Коля и посмотрел в окно.

Тихо покачивая ветви кленов, теплый и мягкий ветер вносил в комнату запах только что расцветших яблонь, вишен и жасминов, а сквозь узор кленовых ветвей просвечивали темно-голубые кусочки неба с золотыми блестками звезд на них.

— Ма-а-мочка! — убедительно протянул Коля, сел в постельке и попытался стряхнуть с полога тени. Это ему не удавалось: они прыгали и снова ложились на старое место. Коле стало скучно дергать полог и ждать маму.

— Ня-ня. ня-ня. — капризно затянул он.

В соседней комнате послышалось мягкое шуршанье ковра, ив открытой двери показалась мама. Лицо у ней было скучное и недовольное.

— Ну, чего тебе? Спи!— вполголоса сказала она, подходя к кроватке Коли.

— Я не хочу спать, мамочка!— просительно заявил Коля. — Лучше бы я сел к окну и стал смотреть в сад.

— Пожалуйста, оставь эти выдумки! Спи знай. Уже скоро одиннадцать часов.

— Но если мпе не хочется?! — спорил Коля.

— Считай до ста, захочешь. Ложись-ка, я тебя одену.

Она свалила его на бок в постельку, окутала плотно и крепко мягким одеялом и, задернув полог, неслышно отошла прочь.

Всё это Коле не понравилось. Визит мамы был как-то странно тороплив; она забыла поцеловать своего Колю, и он не уловил ласкового взгляда, который всегда сопровождал поцелуй. Это было грустно. Отвернувшись лицом к стене, Коля свернулся калачиком и, натянув себе на голову одеяло, стал усиленно дышать. От этого ему стало жарко и как-то еще более скучно. Тогда он сбросил одеяло и прислушался.

Клены под окном шептали, и где-то далеко звучала трещотка ночного сторожа. Вот и все звуки.

«Легла мама или нет?» — подумал Коля и, тихонько отдернув полог, посмотрел в смежную комнату.

Постель мамы, широкая и вся в кружевах, была приготовлена, но мама еще не легла.

«Она молится!»— решил Коля. Снова свалился на подушку и, напрягая слух, попробовал разобрать в шелесте ветра с листьями кленов тихие звуки молитв мамы. Ничего не было слышно.

— Ма-ма! ты что делаешь? — тихо спросил он, не подымая головы от подушки.

— Мамочка. мне страшно!— крикнул Коля, на самом деле ощущая страх и чуть не выскочив из-за полога на пол.

— О, боже! вот несносный мальчишка! — громко прошептала мама, быстро подошла к нему и строго, вполголоса, заговорила:

— Ты что, хочешь рассердить меня? Это гадко! Спи! и молчи! А то я завтра.

Но тут Коля почувствовал себя обиженным ее тоном, быстро ткнулся в подушку и беззвучно заплакал.

Сквозь слезы он слышал, как мама всё еще строго говорила ему что-то о папе, о капризах, дурных мальчиках, семи годах и наконец ушла, поцеловав его в шейку, но таким холодным, торопливым поцелуем, который еще более обидел его.

Тихонько всхлипывая, Коля лежал и думал, что последнее время все в доме — и папа, и мама, и няня — такие скупные, буки, и не любят его больше. Никто ничего не говорит, и никто не хочет приласкать его. А что же он сделал дурного? Только разбил папин бокал, отломил уши у зайчика на его столе в кабинете и пролил чернила на диване в гостиной.

И няня стала тоже сердитая и скучная, не говорит сказок и всё переспрашивает: «а? а?».

Почувствовав, что подушка мокра от слез и щеке от этого холодно, Коля тихонько поворотил подушку на другую сторону и решил, что и сам он, проснувшись завтра, не будет ни с кем говорить. Пусть его спрашивают, как он спал, что видел во сне. он будет молчать. Пусть!

В комнате мамы что-то зашуршало. Коля вздрогнул, плотнее завернулся в одеяло и закрыл глаза.

Прошло несколько минут, в течение которых он почувствовал, что скоро заснет, и, снова свернувшись в калачик, повернулся на бок лицом к двери в комнату мамы.

Было так странно тихо. Мама, должно быть, закрыла окно в сад.

«Господи благослови!» — мысленно произнес Коля и, сквозь сон подумав, какое завтра за обедом будет пирожное, тихонько зевнул.

— Милый. Наконец-то. Я ждала, ждала.

Коля вздрогнул и открыл глаза.

Ему показалось, что тишина комнаты вылетела в окно, а шелест деревьев из сада превратился в шёпот многих людей и наполнил собою всё кругом, его и мамину спальню. Голоса, разнообразные по тембру, но все одинаково нежные по тону, сливались в славную, звучную музыку и рассказывали какую-то непонятную, но ласковую сказку, перебивая один другого и утопая один в другом.

— Вот и начинается сон! — подумал Коля и немного раздвинул кисею, чтобы посмотреть, что делается в комнате.

В ней, как и раньше, было много голубого лунного света, и мягкие пятна теней от листьев всё так же беззвучно и медленно ползали по полу, по стене и по ковру около кровати мамы. Казалось, что эти мягкие красивые тени и породили музыкальный шёпот, убаюкивающий так нежно и ласково маленького мальчика, обиженного мамой.

Коля сквозь сон улыбнулся и, сделав отверстие в пологе шире, приник лицом к переплетенной крестами тесьме своей кровати.

— Скоро ли кончится это мучение?! — тоскливо и страстно раздалось в маминой комнате восклицание вполголоса.

Коля снова улыбнулся. Точно, это сама же мама и говорит.

— Э, подожди, еще немного! Всему придет конец. Ведь можно ждать, когда мы знаем, что впереди нас счастье.

— Это говорит тоже как кто-то знакомый, — подумал Коля, — как Степан Никитич, вот кто! — И по пути Коля вспомнил этого славного Степана Никитича, который однажды подарил ему, Коле, резинового паяца, смешно пищавшего и лазившего по ниточке.

— Ну что, как он? Всё так же сладок?

Коля откинулся в глубь кроватки и стал усиленно тереть кулачками слипшиеся глаза.

Они оба были так красивы, с ног до головы утопавшие в лунном свете и в пятнах теней, и оба говорили о чем-то так быстро, тихо и хорошо. Он наклонялся иногда и целовал маму в лицо, причем его усы мешались с ее локонами, а длинные волосы падали маме на руки. Он был похож на разбойника, о котором говорила однажды мама, — и страшен, и хорош, и огромный так же, как тот разбойник.

— Дорогой мой! — говорит ему мама. — Я без тебя так исстрадалась.

А он прижимает ее к себе и берет на руки, и целует ее, целует так крепко и шепчет ей что-то.

Теперь Коле видны их лица.

Он, должно быть, очень добрый. У него большие глаза, и они так ласково и ярко светятся из-под густых приподнятых бровей. Мама у него на руках такая маленькая, как девочка. Она положила свою голову ему на плечо, их волосы смешались, и глаза мамы, большие и черные, смотрят ему в лицо, точно рассыпая из себя искры.

Ветер шепчет за окном, и кругом всё так хорошо, как хорошо бывает только в сказках и во сне.

Жадно наблюдая, с застывшей улыбкой на личике, Коля вдруг ощущает желание принять участие в этом сне.

— Мама. — громко воскликнул он, сильным движением вставая в кроватке на ноги и простирая к ним руки. — Мама! Скажи ему, чтоб он так же поцеловал и меня. Я очень хочу!

Происходит что-то странное. Мама змеей соскальзывает с его рук на пол. Он одним движением исчезает куда-то. Коля чувствует на своем лице дыхание мамы, ее дрожащие руки у себя на плечах и слышит, как она прерывисто и испуганно говорит ему:

— Что ты? Что. Тебе приснилось что-то. да? Это тебе приснилось! Это сон, мой мальчик. Милый мой мальчик.

Она целует его горячими как огонь губами и укладывает его, в то время как он бормочет ей:

— Да, я знаю, это сон. Но он такой ласковый. Я бы очень хотел, чтоб он поцеловал меня, мама!

— Он ушел, милочка! Его уж нет! Здесь никого не было. Это сон только! Спи, господь с тобой! Спи.

Но в это время Коля слышит в соседней комнате стук и глухой сдерживаемый кашель. Он радостно улыбается и кричит:

— Вот он. Он. Это вы. Это он, мамочка! Покажи мне его. я очень хочу! Вы сон? да? Пойдите ко мне! Пожалуйста! Я очень люблю вас. Мама, скажи ему.

— Голубчик мой, тебе приснилось. — растерянно говорит мама и вся дрожит, оборачиваясь назад.

А в дверях стоит он и красивой улыбкой улыбается ей и Коле.

— Да? Я тебе нравлюсь, милый маленький мальчик.

Он говорит это так звучно, тихо и, говоря, кивает своей большой головой. Его густые, пышные и длинные волосы встряхиваются и еще красивей рассыпаются по плечам.

— О! какой вы. Совсем как Степан Никитич. А кто вы? Вы давно пришли. Откуда пришли вы? Из сада? Вы ведь сон?

Стоя в кроватке с рукой, простертой в воздухе по направлению к окну, Коля очень хорош в своей длинной тонкой рубашке, открывавшей его грудь, с русой курчавой головкой и с выражением восхищения и любопытства на румяном детском личике, с широко раскрытыми голубыми глазами!

— Да, я сон, мой маленький красавец! я сон, и пришел издалека через вот это окно! — говорит большой человек, уже подошедший вплоть к кроватке Коли и положивший свою руку на его кудрявую головку. — Я тебе нравлюсь? Да?

— О. — хочет сказать что-то Коля и, не найдя слов, протягивает ему свои губки, смешно сложив их в поцелуй.

— Милый мой мальчик. — в один голос говорят они оба, сон и мама, стоявшая всё время, пока Коля говорил с новым знакомым, молча и смотревшая то с восторгом и боязнью на Колю, то с боязнью же, но вместе с тем с какой-то просьбой в лицо этого сна.

Сон крепко обнял Колю, поднял его из кроватки на свои руки и так ласково и крепко поцеловал его, что Коле стало даже больно.

— Что вы хотите со мной делать? — любопытно спросил Коля, доверчиво глядя в его глаза и тихонько щупая руками большие рыжие усы, щекотавшие ему грудь.

— Я сяду рядом с тобой под окно и расскажу тебе славную сказку, вот и всё!

— Ах! Как хорошо! — вскричал Коля.

— Тише, милый! Тише. — вздрогнула мама, делая движение к нему, и, обращаясь к человеку, взявшему Колю на руки, заговорила:

— Ты простудишь его у окна. возьми хоть одеяло и закутай его. Ах, господи. — воскликнула она тоскливо. — Как странно всё это! Что будет дальше. И потом — ему нужно спать. Но вдруг он завтра всё расскажет?! Что это. — и, заканчивая свои восклицания вопросительным взглядом в лицо большого человека с рыжими усами, она положила свою руку на его плечо.

— Э, не смущайся! Это сон — и только!

Сопровождая свои слова улыбкой, он сел в кресло к окну, и, быстро окутав молчавшего в очаровании Колю в теплое, мягкое одеяло, сказал, обращаясь к нему:

— Ты хочешь, я расскажу о себе? Да?

— Да! — тихо сказал Коля, глядя ему в глаза и уклоняясь от усов, теперь щекотавших ему шею и щеку.

Мама подвинула к креслу маленькую табуретку и села на нее, положив свою голову к ножкам Коли и глядя в лицо человека, хотевшего что-то рассказать и пока удобней усаживавшегося в глубокое кресло.

— Вот слушай! — начал он, гладя Колю по голове. — Я сон — и пришел к тебе оттуда, из вон той дали, что виднеется сквозь ветви деревьев. Ночью, когда в синем небе зажгутся веселые звезды, мы тихо слетаем к детишкам на землю из выси лазурной. Свиваясь в гирлянды, летим мы над садом и смотрим в окошки — не спят ли где добрые дети. И если головку ребенка мы видим, парим мы над нею, и в этой головке родятся такие картины, которых ни в жизни, ни в сказках создать невозможно.

— Мой милый поэт!— тихо прошептала мама.

Коля вздрогнул. Убаюканный тихим покачиванием и музыкой рассказа, он полудремал, полудумал образами, мысленно рисуя себе, как в бездонном небе в лучах голубой луны легкие и чистые, как иногда бывают облака летом, хороводами кружатся чудные сны и тихо, тихо поют, посматривая на землю, где спят большие люди и маленькие дети.

Шёпот мамы разбудил его и прогнал все образы, нарисованные им в небе, просвечивавшем сквозь ветви деревьев сада. Он посмотрел на нее сонно мигавшими глазами и, улыбнувшись, крепко прижался головой к широкой, сильной груди рассказчика.

Тот, не переставая, говорил ему сказку, покачивая его и поглаживая рукой по голове. Коля снова стал слушать и рисовать себе свои картины.

Луна сквозь ветви деревьев щедро обливала их группу своим мягким светом, и пышные тени фантастично осыпали их своими узорами. Большой человек сидел в кресле, вытянув ноги и склонив свою голову над золотистой головкой ребенка, прижавшегося к его груди. Он тихо и внятно говорил, и его большие, висевшие вниз концами усы от этого дрожали. Иногда Коля открывал свои глазки и, бессознательно счастливо улыбаясь, взглядывал в склоненное над ним лицо.

Каждый раз, как он это делал, мама, сидевшая у них в ногах и прижавшаяся щекой к руке рассказчика, лежавшей на его колене, тихо целовала эту руку.

Коля засыпал. И видел, будто бы он вмешался в хоровод снов, чудно кружившихся в воздухе. вмешался и летает вместе с ними высоко в небе среди разноцветных ярких звезд, которые улыбаются ему и осыпают его своими лучами, грея его каким-то особенно приятным теплом.

Источник

Кораблев и самолетовы эпизод 1 первый сон коли кораблева

ПИСЬМО. ЗА ГОЛУБЫМ РАКОМ

Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесённые забором. Двор стоял у самой реки, и по вёснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег и самого почтальона. Он лежал на спине, закинув руки, как будто заслонясь от солнца, ещё совсем молодой, белокурый, в форменной тужурке с блестящими пуговицами: должно быть, отправляясь в свой последний рейс, почтальон начистил их мелом.

Сумку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тётя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тётя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Это было так интересно, что даже старухи, ходившие к Сковородникову играть в «козла», бросали карты и присоединялись к нам. Одно из этих писем тётя Даша читала чаще других — так часто, что в конце концов я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я ещё помню его от первого до последнего слова.

«Глубокоуважаемая Мария Васильевна!

Спешу сообщить Вам, что Иван Львович жив и здоров. Четыре месяца тому назад я, согласно его предписаниям, покинул шхуну, и со мной тринадцать человек команды. Надеясь вскоре увидеться с Вами, не буду рассказывать о нашем тяжёлом путешествии на Землю Франца-Иосифа по пловучим льдам. Невероятные бедствия и лишения приходилось терпеть. Скажу только, что из нашей группы я один благополучно (если не считать отмороженных ног) добрался до мыса Флора. «Св. Фока» экспедиции лейтенанта Седова подобрал меня и доставил в Архангельск. Я остался жив, но приходится, кажется, пожалеть об этом, так как в ближайшие дни мне предстоит операция, после которой останется только уповать на милосердие божие, а как я буду жить без ног — не знаю. Но вот что я должен сообщить Вам: «Св. Мария» замёрзла ещё в Карском море и с октября 1913 года беспрестанно движется на север вместе с полярными льдами. Когда мы ушли, шхуна находилась на широте 82° 55′. Она стоит спокойно среди ледяного поля, или, вернее, стояла с осени 1913 года до моего ухода. Может быть, она освободится и в этом году, но, по моему мнению, вероятнее, что в будущем, когда она будет приблизительно в том месте, где освободился «Фрам». Провизии у оставшихся ещё довольно, и её хватит до октября — ноября будущего года. Во всяком случае, спешу Вас уверить, что мы покинули судно не потому, что положение его безнадёжно. Конечно, я должен был выполнить предписание командира корабля, но не скрою, что оно шло навстречу моему желанию. Когда я с тринадцатью матросами уходил с судна, Иван Львович вручил мне пакет на имя покойного теперь начальника Гидрографического управления и письмо для Вас. Не рискую посылать их почтой, потому что, оставшись один, дорожу каждым свидетельством моего честного поведения. Поэтому прошу Вас прислать за ними или приехать лично в Архангельск, так как не менее трёх месяцев я должен провести в больнице. Жду Вашего ответа.

С совершенным уважением, готовый к услугам штурман дальнего плавания

Адрес был размыт водой, но всё же видно было, что-он написан тем же твёрдым, прямым почерком на толстом пожелтевшем конверте.

Должно быть, это письмо стало для меня чем-то вроде молитвы — каждый вечер я повторял его, дожидаясь, когда придёт отец.

Он поздно возвращался с пристани; пароходы приходили теперь каждый день и грузили не лён и хлеб, как раньше, а тяжёлые ящики с патронами и частями орудий. Он приходил — грузный, коренастый, усатый, в маленькой суконной шапочке, в брезентовых штанах. Мать говорила и говорила, а он молча ел и только откашливался изредка да вытирал усы. Потом он брал детей — меня и сестру — и заваливался на кровать. От него пахло пенькой, иногда яблоками, хлебом, а иногда каким-то протухшим машинным маслом, и я помню, как от этого запаха мне становилось скучно.

Мне кажется, что именно в тот несчастный вечер, лёжа рядом с отцом, я впервые сознательно оценил всё, что меня окружало. Маленький, тесный домик с низким потолком, оклеенным газетной бумагой, с большой щелью под окном, из которой тянет свежестью и пахнет рекою, — это наш дом. Красивая чёрная женщина с распущенными волосами, спящая на полу на двух мешках, набитых соломой, — это моя мать. Маленькие детские ноги, торчащие из-под лоскутного одеяла, — это ноги моей сестры. Худенький чёрный мальчик в больших штанах, который, дрожа, слезает с постели и крадучись выходит во двор, — это я.

Уже давно было выбрано подходящее место, верёвка припасена, и даже хворост сложен у Пролома; не хватало только куска гнилого мяса, чтобы отправиться за голубым раком. В нашей реке разноцветное дно, и раки попадались разноцветные — чёрные, зелёные, жёлтые. Эти шли на лягушек, на костёр. Но голубой рак — в этом были твёрдо убеждены все мальчишки — шёл только на гнилое мясо. Вчера наконец повезло: я стащил у матери кусок мяса и целый день держал его на солнце. Теперь оно было гнилое; чтобы убедиться в этом, не нужно было даже брать его в руки…

Я быстро пробежал по берегу до Пролома; здесь был сложен хворост для костра. Вдали видны были башни: на одном берегу Покровская, на другом — Спасская, в которой, когда началась война, устроили военный кожевенный склад. Петька Сковородников уверял, что прежде в Спасской башне жили черти и что он сам видел, как они перебирались на наш берег, — перебрались, затопили паром и пошли жить в Покровскую башню. Он уверял, что черти любят курить и пьянствовать, что они востроголовые и что среди них много хромых, потому что они упали с неба. В Покровской башне они развелись и в хорошую погоду выходят на реку красть табак, который рыбаки привязывают к сетям, чтобы подкупить водяного.

Словом, я не очень удивился, когда, раздувая маленький костёр, увидел чёрную худую фигуру в проломе крепостной стены.

— Ты что здесь делаешь, шкет? — спросил чёрт, совершенно как люди.

Если бы я и мог, я бы ничего не ответил. Я только смотрел на него и трясся.

В эту минуту луна вышла из-за облаков, и сторож, ходивший на том берегу вокруг кожевенного склада, стал виден — большой, грузный, с винтовкой, торчавшей за спиною.

Он легко прыгнул вниз и присел у костра.

— Что ж ты молчишь, дурак? — спросил он сурово.

Нет, это был не чёрт! Это был тощий человек без шапки, с тросточкой, которой он всё время похлопывал себя по ногам. Я не разглядел лица, но зато успел заметить, что пиджак был надет на голое тело, а рубашку заменял шарф.

— Что ж, ты говорить со мной не хочешь, подлец? — Он ткнул меня тростью. — Ну, отвечай! Отвечай! Или…

Не вставая, он схватил меня за ногу и потащил к себе. Я замычал.

— Э, да ты глухонемой!

Он отпустил меня и долго сидел, пошевеливая тросточкой угли.

— Прекрасный город! — сказал он с отвращением. — В каждом дворе — собаки; городовые — звери. Ракоеды проклятые.

Источник

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 3. Петух

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 1. Первый сон Коли Кораблёва.

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 2. Утро Коли Кораблёва.

Кораблёв и Самолётовы. Эпизод 3. Петух.

Кораблёв уже (с)начала книги д_гадался что будет (в)последстви_ и в который раз ра_строился что хороший д_тектив большая редкость. (На)скоро прогл_тив ф_нальные уже (не)интересные ему страниц_ посв_щён_ые поимке пр_ступника и ра_крытию бе_числен_ых деталей пр_ступления он (на)конец вышел на крыльцо. (Разн_)цветный п_тух вставш_й (за)долго до Коли устав_лся на него круглым (не)м_гающ_м взглядом и зам_р на (пол)пути выт_нув вперёд ногу в п_тнистой штанине. Хозяин двора и бабушкин любим_ц он соперников (не)призн_вал и готовился к атаке. (В)виду об_явлен_ой войны п_тушин_ый гребень нач_л угр_жающе тр_петать и нал_ват_ся клюквен_ым соком. Коля (не)ожидан_о рас_кинул руки и пер_прыг_вая через три ступеньки бес_трашно сп_кировал на рас_ержен_ую птицу. (Красавец)петух едва уд_ржался (от)того что(бы) (не)бросит_ся (на)утёк: ведь уд_рать со всех ног от опас_ности значит здорово подм_чить свою р_путацию. И тогда прощай слава в_жака птич_его двора! Быстро переб_рая когтистыми лапами и зам_рая от страха он помчался искать сочу_ствия у бабушк_. Пес_аная дорожка выложен_ая весёлой плиткой пр_вела его к (не)большому до_атому сараю с птичь_м детским садом. Здесь подр_стали цыплята и бабушка каждое утро ходила кормить их. Однако получен_ые (пол)пакета пш_нки (не)слишком утешили п_туха. Он ходил (по)пятам за бабушкой и раздр_жён_о квохтал имея(в)виду очевидно то (не)ловкое для него обст_ятельство что ему (не)дают команд_вать двором. Иногда п_тух отвл_кался и скл_нив голову (на)бок в(пол)глаза наблюдал как бабушка ра_брас_вает бе_счётные ж_лтые горош_нки в тех местах где ц_плята могут их р_зыскать. Кораблёву надоело наблюдать за этой сценой и он вес_ло пр_свис_нул и поб_жал по тропинк_ усыпан_ой хвойными иголками прямо к син_му морю.

Источник

Текст книги «Обмани лжеца»

Автор книги: Марина Серова

Жанр: Современные детективы, Детективы

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 12

Утром я поехала на съемную квартиру. Записей на прослушивающем устройстве оказалось много, но все они были какими-то обрывистыми. Похоже, Ивченко имел привычку ходить с мобильником около уха из комнаты в комнату. Тем не менее в грубо нарубленной окрошке слов мне все-таки удалось отыскать вкусные кусочки и слепить их друг с другом, получив единое целое. Например, у художника состоялся такой телефонный разговор.

– Илья Федорович, вы можете поговорить с моим охранником. Он подтвердит, что последний раз пиццу девчонка привозила, а вовсе не ваш Кораблев… Хорошо, не верите моему человеку, расспросите своего. Может, он объяснит, зачем поменялся с какой-то девчонкой. Как пропал? Куда? Ну, знаете, я не имею к его исчезновению никакого отношения… Почему вы мне не верите? Мы ведь с вами не один год знакомы! Мне не в чем сознаваться… Что? Какая еще неустойка?

Далее Саша уже не предъявлял претензий хозяину пиццерии «Адриано», а оправдывался перед ним, обесценивая собственные слова. Как Ивченко ни пытался уверить, что в глаза не видел последнего разносчика пиццы и понятия не имеет, куда тот делся, Илья Федорович, скорее всего, ему не поверил.

Честно говоря, давая деревенскому парню Николаю совет исчезнуть из Горовска, я не предполагала, что подставлю Александра. Открытие было для меня неожиданным, но приятным. Более того, я решила укрепить уверенность Борисова в том, что Кораблев исчез не просто при таинственных обстоятельствах, а при непосредственном участии Ивченко. Но для этого мне надо было узнать номер телефона «Адриано». Я вспомнила, что Коля дал моим помощникам все координаты «голубой пиццерии», и позвонила Нечаевой, но та оказалась недоступна. Так же, как и Пименов. Наверное, они вместе где-нибудь развлекались. Вадим, помнится, обещал Алине организовать полет на дельтаплане. Пришлось побеспокоить Крючкова.

– Женя, привет! Ты сейчас можешь уделить мне немного времени?

– Да, конечно. Что-то случилось?

– Нет, все нормально. Скажи, твои коллеги все еще продолжают подкалывать тебя по поводу той пиццерии? – спросила я, опасаясь нарваться на холодное неодобрение Евгения.

– Уже меньше, – сдержанно ответил он. – А почему ты спросила?

– Мне бы ее телефончик узнать.

– При встрече расскажу.

– Ладно. Номер простой: три пятерки, три четверки… Или наоборот? – Крючков задумался. – Полина, я точно не помню. Попробуй оба варианта.

Я уже хотела положить трубку, но услышала:

– Как насчет сегодняшнего вечера? Планы не изменились?

– Нет, я пока на квартире. Слушаю «музыку». Думаю, что пробуду здесь до вечера. Записей много накопилось плюс онлайн…

– Так, может, я к тебе туда загляну после шести? Вместе послушаем…

– Ладно, буду ждать. – Я назвала адрес.

Попробовав первый вариант номера, я попала в рекламное агентство «София». Извинившись, отключилась и набрала другую комбинацию цифр.

– Алло! – ответил мужской голос.

– Здравствуйте, это пиццерия? – уточнила я.

– А можно позвать к телефону Колю Кораблева? – Я постаралась придать своему голосу старушечьи интонации.

– Колю Кораблева, он у вас доставщиком пиццы работает.

Возникла неприлично длинная пауза. Устав ждать, я снова подала голос:

– Алло! Вы меня слышите? Мне бы с Колей Кораблевым поговорить.

– Простите, а вы кто ему будете?

– Мама. Я из деревни звоню. Коля мне срочно нужен.

– Видите ли, в настоящее время вашего сына здесь нет, – медленно проговорил мужчина. Чувствовалось, он тщательно подбирает каждое слово, дабы не сболтнуть лишнего. – До сви…

– Не кладите трубочку, пожалуйста! – крикнула я, не позволив ему закончить разговор. – Молодой человек, скажите, вы его сегодня видели?

– А в чем, собственно, дело?

– Понимаете, мне Коля позавчера обещал позвонить, но не позвонил. Я заволновалась и связалась с его квартирной хозяйкой. Она сказала, что мой сын уже две ночи дома не ночевал. Я очень переживаю, как бы с ним чего плохого в городе не случилось… Скажите, Коля был вчера и сегодня на работе или нет?

– Как не знаете? Если он на работу не выходит, то вы так мне и скажите, я тогда в милицию буду обращаться…

– Дело в том, что я ничего не могу вам сказать, поскольку только полчаса назад на смену заступил. А вчера у меня был выходной.

– Так вы спросите у кого-нибудь насчет моего Коли, – не унималась я.

– Извините, но не могу надолго занимать телефон посторонними разговорами. Мне заказы принимать надо, иначе мы потеряем клиентов. – В трубке послышались гудки.

Я подождала минут пять, потом снова позвонила в пиццерию:

– Молодой человек, это снова я, мама Коли Кораблева. Вы уточнили, был ли мой сын сегодня на работе?

– Нет, я все время отвечал на звонки. У меня работа, понимаете?

– Понимаю, сынок, понимаю. А вы можете соединить меня со своим начальством?

– Его сейчас нет на месте. Я вас очень прошу, – взмолился мужской голос, – не звоните больше по этому телефону, он исключительно для заказа пиццы.

– Молодой человек, – продолжила я, – вы бы дали мне номер телефона своего начальника. Если не ошибаюсь, его Ильей Федоровичем зовут. Мне Коля о нем по телефону рассказывал. Я лучше ему буду звонить.

– Простите, это не входит в круг моих обязанностей. До свидания, – скороговоркой произнес сотрудник пиццерии и отключился.

Примерно через час я снова позвонила.

– Алло! – ответил все тот же голос.

– Скажите, пожалуйста, Коля Кораблев не появился?

– Мамаша, это снова вы? – Мужчина уже не скрывал своего раздражения.

– Я, сынок, я. Пока о Коле что-нибудь не узнаю, не перестану звонить.

– Ладно, мамаша, оставайтесь на связи, сейчас я позову к телефону начальника…

Через минуту я услышала хрипловатый голос.

– Алло! Вы насчет Кораблева интересуетесь?

– Да. Простите, а с кем я разговариваю?

– Директор пиццерии Борисов, – отрекомендовался собеседник.

Ого! Все-таки он прервал свой дачный отдых и вернулся в пыльный город. Или никуда не уезжал, а просто не хотел разговаривать с Ивченко?

– Илья Федорович, вы знаете, где мой сын? – строго спросила я.

– Тут такое дело… – Мужчина прокашлялся. – Ваш сын, Николай Кораблев, действительно поступал к нам. Мы взяли его стажером, но он проработал всего один день. Это было как раз позавчера. Ни вчера, ни сегодня молодой человек в пиццерии не появлялся. Наверное, устроился на другую, более выгодную работу. Такое бывает, так что ищите его где-нибудь в другом месте.

– Что значит – в другом месте? Коля мне позвонил, сказал, что нашел хорошую должность, что его все у вас устраивает. Мой сын очень ответственный мальчик, он не мог просто так взять и не выйти на работу, никого не предупредив. С ним, наверное, что-то случилось… Я завтра приеду в Горовск и напишу заявление в милицию.

– Может, не стоит спешить? Возможно, ваш сын встретил какую-нибудь девчонку и забыл про все на свете… Такое тоже бывает, уж поверьте мне.

– Нет, мой мальчик не таков. Он очень серьезный. Я чувствую, с ним что-то плохое случилось, а вы не хотите мне говорить. Понимаю, вы бережете мои нервы… Скажите, а ваши клиенты – люди порядочные?

– Что вы имеете в виду? – насторожился Борисов.

– Я вот по телевизору видела, что доставщика пиццы в квартире ножом пырнули. Правда, это в Москве было, но и в Горовске тоже такое может произойти. Как же тут не переживать за сына?

– Успокойтесь, пожалуйста, тот случай из ряда вон выходящий, подобное вряд ли где-то повторится, – не слишком уверенно произнес Илья Федорович.

– А ДТП? В городе они постоянно происходят. Как бы Коля в аварию не попал… – продолжала я изображать сумасшедшую мамашу, которая накручивает и собеседника. – Надо бы справки в больницах навести…

– Ни в какую аварию, по крайней мере, на нашей машине, ваш сын не попадал, – возразил директор пиццерии. Но на второй день он на работу не вышел. Пожалуйста, наберитесь терпения, возможно, парень скоро сам объявится.

– Вам легко говорить «наберитесь терпения». А мне каково? Коля – мой единственный сын, надежда моя и опора, но от него третий день нет ни слуху ни духу!

– Я вас прекрасно понимаю, у меня тоже есть дети, но, к сожалению, ничем помочь вам не могу. – Борисов прокашлялся. – Пожалуй, вам не стоит больше сюда звонить. Горовск – не такой уж маленький город, здесь много других предприятий и организаций, куда мог устроиться на работу ваш сын. Вот и все, что я могу вам сказать.

– До свидания, – попрощалась я и отключилась.

Что ж, трех звонков в пиццерию «Адриано» за один сегодняшний день вполне достаточно для того, чтобы Илья Федорович понял: мамаша пропавшего стажера не будет сидеть сложа руки, а забьет во все колокола, пытаясь выяснить, при каких обстоятельствах исчез ее сын. Обстоятельства же таковы, что Коля выехал на свой первый заказ к Ивченко, которому понадобился новый мальчик, и неизвестно куда делся. Разве тут не напрашивается мысль, что Александр имеет непосредственное отношение к исчезновению наивного деревенского паренька? Напрашивается, еще как напрашивается!

Я надела наушники и услышала в доме художника треп охранника с домработницей в режиме реального времени. Они перемывали косточки своему хозяину и его матери.

– Все же я считаю, Людмила Дмитриевна сама виновата в том, что Сашка стал таким… Уж больно в строгости она его с малолетства держала. Порола почем зря, жестоко наказывала за любую провинность, вот он и невзлюбил женщин.

– Не то говоришь, Никитична, – возразил охранник, – дело тут совсем не в воспитании. Я тридцать лет в армии прослужил. Знаешь, сколько солдат через меня прошло? Тысячи и тысячи. Так вот, почти в каждом наборе один-два «голубых» призывника попадалось. С ними и партийно-воспитательную работу проводили, и к врачам их направляли, все без толку. По-моему, у них в генах сдвиг какой-то.

– Может, ты и прав, Петрович, – вздохнула Никитична. – Только мне Сашку жалко, он для меня почти как внучок родной. Я ведь его с детства знаю. Мы на одной лестничной площадке жили. Как Семен умер, Людмила Дмитриевна на работу вышла, а сыночка частенько со мной оставляла. Я ведь на дому работала – шила, вязала…

– А отчего Сашкин отец умер?

– Несчастный случай на стройке, где он работал, произошел, током Семена ударило…

– Так вот я хочу сказать, что в детстве Саша ничем от других мальчишек не отличался: с машинками и пистолетиками любил играть, на велосипеде гонял. А вот в подростковом возрасте вдруг за карандаш взялся – рисовать стал, скульптурки какие-то из пластилина и глины лепить. Людмила Дмитриевна понять не могла, откуда у сына такой талант взялся. Ни художников, ни скульпторов у них в родне не было. Да и не нравилось ей его увлечение, несерьезным казалось. Одним словом – баловство. Людмила Дмитриевна мечтала, чтобы Саша экономическое образование получил, а он хотел в Строгановское училище поступать. Людмила Дмитриевна его в Москву не пустила, тогда мальчик назло ей завалил вступительные экзамены в наш финансово-экономический институт и подал заявление в ПТУ, которое художников-оформителей для полиграфической промышленности готовило. Его туда с радостью взяли.

– В ПТУ? Как же Людмила Дмитриевна, с ее-то железным характером, допустила?

– А вот так! У нее в то время любовь большая случилось, она и махнула на сына рукой… Правда, когда Сашке пришла повестка в армию, подсуетилась, нашла человека в военкомате, дала ему взятку, и тот куда-то переложил Сашкины документы, то ли в папку с бумагами несовершеннолетних допризывников, то ли тех, кто имел право на отсрочку. В общем, о нем на целый год забыли… Ты, Петрович, поди, осуждаешь ее?

– Нисколько. Откровенно говоря, «голубым» в армии делать нечего. Они только всю дисциплину портят. Да и какой из Сашки солдат? Ему там совершенно делать нечего, разве что стенгазеты рисовать…

– Вот-вот! Людмила Дмитриевна понимала, что ее сыночек не создан для военной службы. Когда через год снова повестка пришла, она опять к тому же человеку из военкомата сунулась, а его там не оказалось. Уволился. А с другим договориться не получилось.

– Ну и как же она его отмазала?

– В больницу Саша положила с подозрением на холецистит. Диагноз не подтвердился, зато ему поставили другой – хронический бронхит. Правда, я не помню, чтобы он когда-нибудь кашлял. В общем, пока шел осенний набор, мальчик в больнице провалялся. Зима прошла спокойно, а весной – очередная повестка пришла.

– И что дальше было? – заинтересовался охранник. – Сашка снова в больницу лег?

– Нет, Людмиле Дмитриевне стало тогда не до сына, она как раз со вторым мужем разводилась. Они имущество делили, грязью друг друга в газетах поливали – читать противно было. Между нами говоря, Коновалов мне никогда не нравился. Жадный, склочный… Уж не знаю, что Людмила Дмитриевна в нем нашла.

– Никитична, ты не отвлекайся! Лучше скажи, как Сашка снова от армии откосил.

– Что, Петрович, профессиональный интерес разобрал?

– Парень понял, что от матери помощи не дождешься, взял да уехал из Горовска, подрядившись церковь в Курлыкине восстанавливать. В дом из военкомата стали едва ли не каждый день приходить. Однажды даже с милицией посреди ночи явились Сашку в армию забирать, но, разумеется, не застали его. У матери спрашивают: где ваш сын? А та только руками разводит, мол, сама не знаю. Сказал, что уехал на заработки, а куда – неизвестно.

– Так что же, Людмила Дмитриевна на самом деле не знала, где ее сын?

– Знала, конечно, но молчала. До лета Сашка в Курлыкине проболтался, потом приехал домой на пару месяцев и снова уехал почти на год.

– Точно не скажу, может, туда, а может, и в другое место. Он, конечно, наездами бывал в Горовске, причем не один, а все время с каким-то парнем, которого другом своим представил. Но я-то уже догадывалась, что тот не просто друг… Из военкомата периодически за Сашкой продолжали приходить, повестки ему слать, но безрезультатно, – вспоминала Никитична. – А потом Людмила Дмитриевна уехала в областной центр, снова вышла там замуж, у нее появились новые связи, и она капитально сына от армии отмазала. Больше его не беспокоят из военкомата.

– Понятно. А давно Саша из квартиры в этот дом переехал?

– Да уж года два. Мальчик хотел собственную мастерскую иметь, а в двухкомнатной квартире не больно-то развернешься, вот и переехал сюда. Людмила Дмитриевна сразу предложила мне работу, я и согласилась. Привыкла к ним обоим, да и деньги лишними не бывают. Вначале никакой охраны тут не было, но однажды к нам воры пытались залезть, соседские собаки залаяли и спугнули их. Сашка решил, что кто-то хотел украсть его картины, и потребовал, чтобы мать на охранника раскошелилась. Людмила Дмитриевна не соглашалась, но Сашка ее как-то уболтал. Первый охранник, как узнал, что хозяин мальчиков любит, сразу уволился, у второго, наоборот, любовь с Сашкой случилась, но недолгая… Потом еще один был, но какой-то непутевый, пил с утра до вечера. В общем, ты, Петрович, уже четвертый охранник. Тебе работа-то нравится? Увольняться не думаешь?

– Никитична, о чем ты говоришь? В мои пятьдесят семь уже никуда больше не возьмут.

– Ты совсем без выходных работаешь…

– Да разве это труд? Вот мы сидим с тобой, беседуем, чаи гоняем… Нет, я, конечно, на монитор смотреть не забываю, но это не то, что в ювелирном магазине, где я до того работал, там каждую секунду нужно было быть начеку.

– Там, наверное, платили больше?

– Больше. Но на что мне тратить деньги? Как моя Татьяна умерла, мне уже ничего не надо. Мы раньше с ней планировали – новую мебель купим, на море поедем, а потом она заболела, рак ее за полгода съел, и все планы в одночасье рухнули…

– Прости, Петрович, не хотела твою душевную рану бередить.

– Чего уж там, я мало-помалу привык к тому, что Татьяны больше нет.

– А что же, квартиру свою ты сдаешь?

– Нет, там сын с семьей живет… Все, Никитична, закругляемся, Саша возвращается.

Подойдя к окну, я приставила к глазам бинокль и увидела машину Ивченко. Охранник открыл ворота, и джип «КИА Соренто» въехал в гараж. Я снова села в кресло и стала анализировать только что подслушанный разговор прислуги. Оказалось, что не только семья Ивченко когда-то жила в одном подъезде с Тамарой Голубевой, но и Никитична. Пока Людмила Дмитриевна строила свою личную жизнь и карьеру, соседка принимала самое деятельное участие в воспитании Александра. Сама же мать только и знала, что ругала его да порола. Авторитарные замашки родительницы, естественно, ни к чему хорошему не привели. Парень все равно поступал так, как ему заблагорассудится. Его участие в восстановлении Воскресенского храма, о котором я прочитала в Интернете, теперь приобрело совсем другую окраску – это было не столько духовной потребностью художника, сколько его бегством от армии.

Мои мысли невольно переметнулись на список похищенного из квартиры Голубевой. В числе всего прочего там были старинные иконы, которые собирал муж Тамары Вахтанговны… Вряд ли сантехник Степанов мог представлять их истинную ценность, а вот Саша Ивченко, который вращается в среде художников и реставраторов, не только разбирается в иконах, но наверняка способен легко найти рынок сбыта.

Эх, поговорить бы с Никитичной с глазу на глаз! Она добрая женщина – встала на мою защиту, когда охранник «наехал» на меня. И не в меру болтливая – вон сколько всего сегодня Петровичу выложила. Или новый охранник так приглянулся домработнице, что она с ним разоткровенничалась под чаек? А Петрович человек въедливый, сразу понял, что я не та, за кого себя выдаю. Ему на глаза лучше второй раз не попадаться. Плохо, что он все время находится в доме, работает по двадцать четыре часа в сутки, причем без выходных.

Примерно через час после возвращения Александра домой около ворот особняка остановилась серебристая иномарка. Из нее вышел лысоватый мужчина среднего роста и нажал на кнопку домофона. После недолгих переговоров его впустили в дом.

– Ну что, Саша, разговор нам с тобой предстоит серьезный, – донесся до меня уже знакомый хриплый голос.

Я поняла: к Ивченко пожаловал Борисов.

– Проходите в кабинет, – сказал ему Александр.

В наушниках долго стояла тишина, ни один из трех «жучков» не мог уловить разговор, происходящий за закрытыми дверьми кабинета. Как же дорого я отдала бы за то, чтобы услышать, о чем говорили художник-гей и директор «голубой» пиццерии! Пятнадцать минут тишины стали для меня, мучимой любопытством, большим испытанием. А когда в наушниках послышались тихие голоса, раздался звонок в дверь. Я подумала, что кто-то ошибся адресом, и продолжала стоять в наушниках у окна, вслушиваясь в разговор и вглядываясь в бинокль.

– Вы напрасно мне угрожаете, – сказал Саша.

– Я не угрожаю, а предупреждаю.

– Нет, дорогой мой, это совсем разные вещи. Пока я еще могу тебе как-то помочь. Если ты и дальше будешь петь ту же песню, то завтра я уже ничего сделать для тебя не смогу. В общем, время тебе до утра. Кстати, как Людмила Дмитриевна поживает? Я слышал, снова замуж собирается… А тебя она со своим банкиром уже познакомила?

Ответ Александра я не расслышала из-за повторного звонка в дверь. Кто же там такой настойчивый? Что-то кольнуло внутри, и я побежала в коридор. Надо же, забыла о том, что должен прийти Крючков!

– Полина, ты почему так долго не открывала? Я уж думал, что ты меня не дождалась, и хотел уйти.

– Как я могла уехать отсюда, если мы с тобой договорились здесь встретиться?

– Ну, мало ли… Допустим, на хвост Ивченко села. Тем более «Мини Купера» у подъезда нет.

– Я его на стоянке оставила, неподалеку отсюда. А не открывала тебе, потому что интересный разговор слушала. – Я зашла в комнату и посмотрела в бинокль. – Ну вот, Борисов уже уехал.

– Садись, я тебе сейчас все расскажу…

– Значит, вокруг Ивченко стали сгущаться тучи, – сказал Крючков, с интересом выслушав меня. – Полина ты великая интриганка!

– Ну, в этот раз моя заслуга невелика. Я просто хотела поставить в дом Ивченко «жучки», но мне даже в голову не могло прийти, к чему это приведет.

– Уж так и не предполагала? Признайся, что ты все просчитала!

– Так я тебе и поверил…

Я поняла, что Женьку не переубедить, поэтому приняла его поздравления и перевела стрелки на него:

– А что у тебя с Ленцовым?

– Я изучил материалы, потолковал кое с кем в суде и выяснил, что предыдущие адвокаты, к которым Валерий Викторович обращался, делали одну маленькую ошибочку. Точнее, недорабатывали, причем, возможно, сознательно, потому что не хотели идти против госпожи Ивченко.

– И что же они упускали? – заинтересовалась я.

– Никто не заботился о том, каким образом Людмила Дмитриевна получит повестку в суд, и секретарь каждый раз отсылала ее по почте обычным письмом. Ответчица, разумеется, проигнорировала все повестки, а их было целых три штуки. Я же собираюсь сделать так, чтобы Ивченко лично вручили следующее извещение.

– А если она пришлет в Горовск своего представителя?

– Пускай присылает. Самое главное – чтобы судебное заседание наконец состоялось. У меня нет сомнений, что вопрос решится в пользу моего клиента. У нас в руках хорошая доказательная база – фотографии, свидетельские показания. Да и запросы Ленцова стали реальнее.

– Женя, я вот что думаю… Было бы неплохо, если бы на заседание пришло побольше журналистов. Знаешь, у меня есть приятель, который работает в газете «Горовск сегодня». Если его правильно сориентировать, он сагитирует своих коллег, и зал судебных заседаний будет ломиться от репортеров. Конечно, это будет не первый скандал в прессе вокруг госпожи Ивченко, но в последнее время она очень старается изменить общественное мнение о себе в лучшую сторону.

– Видишь ли, у Людмилы Дмитриевны скандальная известность опытной сердцеедки. У нее уже было два брака по расчету, причем оба оказались недолговечными. Теперь дама снова собирается во Дворец бракосочетаний. Знаешь, кто ее избранник?

– Нет. – Крючков мотнул головой из стороны в сторону.

– Я что-то о нем слышал…

– Председатель правления банка «Агро-Ком», вдовец. Информации о нем в Интернете мало, в основном она касается того, где мужчина учился, как шагал вверх по карьерной лестнице. И все, никаких скандалов. Вот поэтому Людмила Дмитриевна все чаще предстает перед общественностью такой мягкой и пушистой – цветочки у себя дома разводит, благотворительностью занимается. Получается, дамочка перечисляла деньги в Фонд помощи пострадавшим от землетрясения на Гаити, зато второй год отказывается компенсировать ущерб, который ее сынок нанес среднестатистической горовской семье… Представляешь, как это могут обыграть журналисты?

– Представляю. Только мне кажется, что нам надо на ее сыне сосредоточиться, а не на самой Людмиле Дмитриевне.

– Женя, ну как ты не понимаешь? Она его защищает в меру своих сил и возможностей. Но когда женщине приходится выбирать между личной жизнью и сыном, она делает выбор не в его пользу. Сейчас Ивченко настроена на брак с Чернецовым, так что время очень удобное для того, чтобы достать ее сына…

– Возможно. Что еще интересного ты услышала и подглядела? – Крючков взял в руки бинокль, приставил к глазам и стал изучать окрестности.

– Знаешь, Женя, мне кажется, Сашка подбил Степанова на преступление из-за икон, которые имелись у Голубевой. Вообще, картинка вырисовывается довольно четкая…

– Александр Ивченко наверняка знал, что квартирой ниже живет одинокая богатая старушка. Вот он и замыслил ограбление, поскольку хотел иметь собственные деньги, а его картины не больно-то пользовались спросом. Да и сейчас не пользуются. Один Сашка, естественно, не мог справиться, поэтому задумался о напарнике, причем о таком, которого Голубева непременно впустила бы к себе в квартиру. Участковый врач, почтальон, слесарь-сантехник… Саша остановился на последнем варианте, познакомился со Степановым и предложил сделку. Тот согласился. Тогда Ивченко набросал в канализацию каких-нибудь тряпок, и слив этажом ниже забился. Тамара Вахтанговна сделала заявку в ЖЭК, и Мишку направили к Голубевой решать ее коммунальную проблему.

– Ну, допустим, так все и было. А откуда взялся песок? Подошвы чьих ног принесли его в квартиру?

– Мне кажется, тут все очень просто. Допустим, поднимаясь по лестнице, Мишка рассеял из какого-нибудь пакетика смесь песка с землей, а потом ее же рассыпал в квартире пенсионерки, имитируя присутствие там постороннего человека. Как тебе такой вариант?

– Я думаю, Степанов ударил старушку по голове в первые пять минут своего пребывания в квартире. Затем он быстро собрал все ценности и передал их спустившемуся вниз Ивченко вместе с орудием убийства. Тот поднялся обратно, а Мишка стал звонить в милицию. Вот примерно такой расклад.

– Полина, тебе бы в следствии работать…

– А к кому бы ты тогда обратился со своей нерешенной проблемой?

– Не знаю. Скажи, а каким будет твой следующий шаг?

– Напоминает ситуацию с «трупом» Бездомной, – заметил Женька. – Мишка не имел к нему никакого отношения, но понервничать ему пришлось.

– Вот-вот, – согласилась я и включила прослушивающее устройство. – Ничего, тишина…

– Полина, – Крючков нажал на кнопку, выключая звук, – как ты смотришь на то, чтобы поужинать?

– Ты приглашаешь меня в ресторан?

– Не совсем. Может, нам стоит заказать сюда что-нибудь вкусненькое?

– Почему сразу пиццу? Например, из ресторана «Морской конек» могут привезти на дом любое блюдо. Мне кажется, здесь нам никто не помешает…

– Ты все не можешь забыть то шампанское, которое преподнес мне Пахомов?

– Да при чем здесь шампанское? Хотя мы можем заказать и его. По-моему, нам есть что отметить…

Я должна была что-то сказать в ответ, но не находила подходящих слов. Откровенно говоря, мне совсем не хотелось оставаться здесь, в клоповнике, тем более на ночь. Мой взгляд невольно упал на протертое покрывало, которым была застелена кровать. Из-под него торчал клочок серой, застиранной простыни. Если бы не удобное местоположение, я бы никогда не сняла эту квартиру. Других предложений о сдаче внаем жилья в данном районе не было.

– Женя, а ты когда-нибудь пользовался услугами доставки этого самого «Морского конька»? – спросила я, чтобы выиграть время.

На что я надеялась? На что угодно, даже на то, что с неба упадет метеорит. И он упал. Нет, конечно, не осколок космического скитальца, а всего лишь мой мобильник, лежавший на краю стола и свалившийся на пол от вибрации, – мне кто-то звонил.

– Да, я заказывал продукты из «Морского конька», и не раз, – ответил Крючков и поднял мой телефон. – У них очень хорошая кухня.

– Алло! – ответила я на вызов. И услышала голос Нечаевой:

– Поля, как хорошо, что я до тебя сразу дозвонилась! Только ты можешь меня спасти. Срочно привези мне одежду, я вся насквозь вымокла.

– Алина, ты что, попала под дождь? Небо вроде чистое, – сказала я, посмотрев в окно.

– Нет, не под дождь, под аварийную систему пожаротушения.

– Где же тебя так угораздило?

– Понятно, – усмехнулась я. – Зачем ты туда пошла?

– Полина, что толку сейчас об этом рассуждать! Срочно привези мне какие-нибудь шмотки, включая нижнее белье.

– Где же я их тебе возьму? Я сейчас не дома, а на Лесозаводской.

– Так ты совсем рядом? – обрадовалась Нечаева. – Вот здорово, из дома тебе пришлось бы сюда дольше добираться.

– Алина, а ты там с кем?

– С Вадиком, с кем же еще! Он сейчас тоже звонит другу… Мы без машины, а мокрыми нас ни в одно такси не посадят. Поля, как скоро ты приедешь?

– Не знаю, как получится.

– Попробуй уложиться в полчаса, ладно? – жалобно пропела моя подружка.

– Я, конечно, постараюсь, но мне надо заскочить в какой-нибудь магазин. Алина, учти, вещи из последних коллекций я тебе не обещаю. Не тот район города, здесь нет дорогих бутиков, да и поздно уже.

– Поля, не тяни время, я вся дрожу от холода! Поторопись, пожалуйста, я согласна даже на секонд-хенд.

Нечаева и вещи из секонд-хенда – это нонсенс! Последние слова стоило записать на диктофон, чтобы при случае шантажировать ими мою привередливую подружку. Иногда мы с ней так дурачимся.

– Ладно, жди, скоро буду, – сказала я и отключила мобильник.

– Что случилось? – встревожился Крючков.

– Женя, мне надо срочно спасать Алину. Она попала в совершенно идиотскую ситуацию в кафе «Грильяж».

– А там разве бывают другие? Один мой клиент просидел в кафе три часа, потому что заклинило все двери и наружу было невозможно выйти.

– Я тебе больше скажу: одна моя знакомая забежала туда перекусить, и мужчина, севший с ней за один столик, вдруг обнаружил, что люля-кебаб, который он заказал, вовсе не из баранины, а из собачатины. Причем моя знакомая только что съела то же самое. Представляешь, что с ней было?

Надо сказать, кафе «Грильяж» имело очень сомнительную репутацию. Там постоянно случались какие-нибудь чрезвычайные происшествия. Началось же все около года назад с совершенно анекдотичной истории, которая попала на страницы местных газет. За одним из столиков кафе сидели парень с девушкой, которые поссорились и стали бросать друг в друга пирожными. Дурной пример, как говорится, заразителен, поэтому постепенно все посетители заведения, еще три пары, съехали с катушек и принялись кидаться тем, что было у них на столах. Когда они употребили не по назначению все заказанные продукты, администратор вместо счетов преподнес им сюрприз, сказав, что ужин для всех был за счет заведения. Эта информация вызвала всеобщее ликование. Еще бы, не поели, так повеселились от души, причем бесплатно.

Инцидент вызвал интерес к кафе, которое находилось далеко не в бойком месте. Народ туда повалил даже в утренние часы, но поскольку ничего из ряда вон выходящего не происходило, популярность заведения постепенно стала спадать. Вот тогда случилось новое ЧП, а примерно через месяц – другое. И, что примечательно, каждый раз посетители кафе, вовлеченные в ту или иную нестандартную ситуацию, не платили по счетам. Как говорится, получали эмоции в подарок.

– Между прочим, Алина там с Пименовым, – сказала я, когда мы уже спускались по лестнице вниз.

Источник