Все мерзостно что вижу я вокруг
Все мерзостно, что вижу я вокруг.
Но как тебя покинуть, милый друг!
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Кричу я смерти: Где ты? Я устал
Смотреть, как бьется доблесть в нищете,
Как низость удостоена похвал,
Как веру обрекают клевете,
Как знатность подлостью посрамлена,
Как девственностью властвует разврат,
Как добродетель гнусно растлена,
Как силу душит хилый супостат,
Как рот искусству затыкает власть,
Как бред ученый разуму вредит,
Как правду кривда попирает всласть,
Как злоба добротой руководит.
Кричу я, но ответа не дано,
И бросить здесь любовь мою грешно.
В усталости моей я жажду лишь покоя!
Как видеть тяжело достойных в нищете,
Ничтожество в тиши вкушающим благое,
Измену всех надежд, обман в святой мечте,
Почет среди толпы, присвоенный неправо,
Девическую честь, растоптанную в прах,
Клонящуюся мощь пред роком величаво,
Искусство, свой огонь влачащее в цепях,
Низвергнутое в грязь прямое совершенство,
Ученость пред судом надменного осла,
Правдивость, простоте сулимая в блаженство,
И доброту души в служении у зла!
Всем этим утомлен, я бредил бы могилой,
Когда бы не пришлось тогда проститься с милой.
Душой устав, уснул бы я совсем.
Но как тебя оставить с этим всем?!
Давно ушел бы сам, терпеть устав
Сей гнусный мир, где честный сир и хладен,
Где рядится ничтожество в шелка,
Где чистый сердцем дочиста обкраден,
Где все награды впору изымать,
Где девственность осмеяна и честь,
Где кривда мажет грязью правду-мать,
Где силу гнет расслабленная лесть,
Давно б ушел от этого всего,
Да страшно друга бросить одного.
Устал я жить и мир оставить рад,
Не видеть, что у нищих благородство
И у ничтожеств золотой наряд,
И пламенная вера предается,
И лезет вверх сомнительная честь,
И растлено девичье достоянье,
И мажут грязью лучшее, что есть,
И сила силой быть не в состоянье,
И власть искусству затыкает рот,
И глупость судит разум вдохновенный,
И честность простоватостью слывет,
И в лагерь Зла Добро бредет, как пленный,
Я умер бы сейчас, дабы не знать
ни Нищеты, достойной лучшей доли,
ни Чистоты, обманутой опять,
ни Красоты, развратной поневоле,
ни Прямоты, лишившейся угла,
ни Правоты, хромающей у власти,
ни Доброты, берущей в долг у Зла,
ни Суеты, давно лишенной страсти,
ни Пустоты, чья вся в наградах грудь,
ни Простоты, гнушающейся чувством,
ни Слепоты, всему чертящей путь,
ни Глухоты, что ведает искусством.
Я умер бы, смеясь, когда б не ты,
любовь моя, средь этой маеты.
И честь, что как стыдливая раба,
И девственность, что в жертву принесли,
И мудрость у позорного столба,
И мощь, которой нужны костыли,
Устал. Навек уснул бы не скорбя
Но как, мой друг, оставить здесь тебя?
Я так устал, что лучше умереть.
К чему достоинство, когда ты нищий
И на ничтожеств с завистью смотреть
Приходится, живя небесной пищей.
Кругом безверье, пошлость и порок,
И лишь в насмешку говорят о чести,
И силы покидают нас не в срок,
И не к лицу девицей быть невесте.
Искусству крепко власть заткнула рот,
Умельцем правит свора бестолковых,
И вечно в дураках тот, кто не врет,
И зло глумится над добром в оковах.
Устал я, и о смерти лишь молю,
Но как оставить тех, кого люблю?
Усталый, я искал бы вечного покоя,
Когда бы смертный час не разлучал с тобою.
Я умер бы, от всех невзгод устав,
Чтоб кровную не видеть нищету,
И веру справедливости без прав,
И праздного ничтожества тщету,
И не по чести почестей черед,
И на цветущей девственности сор,
И силу, что калекою бредет,
И совершенство, впавшее в позор,
И в соловьином горле кляп властей,
И глупость в облаченье мудреца,
И праздник лжи над правдою страстей,
И честь добра под пяткой подлеца.
Мне плохо жить, я смерти был бы рад,
Не видеть злой, голодной нищеты,
И бедствий страшных беспросветный ад,
И черный цвет духовной пустоты,
И гордость у ничтожества в плену,
И девичью поруганную честь,
И совершенство, пущенным ко дну,
И правду, замененную на лесть,
И творчества зажатый властью рот,
И глупость ту, что судит мастерство,
И ложь, что после клятвы нагло врет,
И доброту, что ублажает зло.
Мне плохо жить, конец предвижу дней,
Но не покину я любви моей.
И то, как гильдий труд у черни не в чести,
И добродетель девичья оскорблена продажей,
И совершенсту ходу нет величье обрести,
И сила слабостью владык заключена под стражу,
И как искусству рот зажат властительной рукой,
И глупость школяров поставлена над знаньем,
И истин слог простой зовется простотой,
И зло, пленив добро, царит над мирозданьем.
И вероломства дружелюбный взор,
И совершенство, грязью облитое,
И не по чести почести позор,
И попранную мощь немоготою,
И торжество учености пустой,
И рот искусства, заткнутый жестоко,
И искренность, что кличут простотой,
И добродетель в слугах у порока.
Я утомлённый – в смерти это сохраняя,
Ушёл бы я, свою любовь в пустыне оставляя.
я до смерти устал мне видеть жутко
голодное достоинство в тоске
беспечного сановного ублюдка
Христа распятого на рыночном лотке
пройдоху в тусклом золоте регалий
невинности разодранный подол
мне жаль что совершенство оболгали
а силу душит немощный престол
искусство опротивело до рвоты
здесь неуч поучает мудреца
над честностью глумятся идиоты
и доброта в плену у подлеца
отчаявшись о смерти я молю
но как оставить мне любовь мою
Всем этим утомлён, ушёл бы я,
Ты держишь здесь меня, любовь моя.
Их низость ложью лести прирастает,
Оправдывает пошлость и разврат,
К любви вражду и ненависть питает,
Бесчестью прочит тысячи услад.
Бессилье здесь куражится над силой,
Считается пороком прямота,
Дурь — мудростью, а праведность вкусила
Позора отрешенья от креста.
Но в бездне мрака, бед и нищеты
Горит маяк,
и светоч этот — ты.
Шекспир. Сонет 66 на английском
С переводом С. Я. Маршака, А. М. Финкеля, М. Чайковского
Sonnet 66 by William Shakespeare в оригинале
Сонет 66 в переводе Cамуила Маршака
Сонет 66 в переводе Модеста Чайковского
Сонет 66 в переводе Александра Финкеля
Примечания к сонету:
Подробнее о данном сонете
Экспрессивная манера написания сонета говорит о свежих переживаниях поэта, которые, вероятнее всего, являются следствием контакта с одним из перечисленных им типов, негативные впечатления от встречи с которым приводят к выплеску накопившегося напряжения. В самоутверждающей его правоту форме Шекспир клеймит несправедливости мира десятикратным перечислением. Все это обрамлено мыслями о смерти, с которых начинается и заканчивается предложение на 13 строк. Именно такая структура привела сонет к уникальной форме – в нем всего два предложения, однако это не противоречит общей концепции написания других сонет – непрерывное движение мысли (в данном случае энфаза в широком смысле), подкрепленное сонетным ключом, представляющим из себя неожиданную и в целом позитивную ноту. В 66 сонете такой позитивной нотой выступает чистая любовь поэта к кому-то, кого он боится оставить в этом мире и только лишь поэтому ещё его не покинул.
Это интересно:
С ледующий сонет 67
К сонету 66 в полной таблице сонет
Некоторые другие популярные сонеты Шекспира:
66 сонет Шекспира или Бэкона
Переводы 66-го сонета Шекспира
Sonnet 66 by William Shakespeare в оригинале
Tired with all these, for restful death I cry:
As to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimmed in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disablеd,
And art made tongue-tied by authority,
And folly (doctor-like) controlling skill,
And simple truth miscalled simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Дословный перевод с английского языка
Усталый от всего этого, для спокойной смерти я плачу:
Что же касается пустыни, то нищий родился,
И нищий ничего не обрезал в веселии,
И чистейшая вера, к несчастью,
И позолоченная почетность позорно неуместна,
И девичьей добродетелью грубо пронзили,
И правильное совершенство ошибочно опозорено,
И сила хромая ослаблена,
И искусство сделало язык связанным авторитетом,
И глупость (докторская), контролирующая умение,
И простая истина искала простоту,
И в плену хороший посещающий капитан больной:
Усталый от всего этого, от них я уйду,
Сохраните это, чтобы умереть, я оставляю свою любовь в покое.
Сонет 66 в переводе Cамуила Маршака
Сонет 66 в переводе Модеста Чайковского
Сонет 66 в переводе Александра Финкеля
Славянские корни английского языка
Я снова утверждаю и в этом нет секрета, что английский язык сформировался в Средние века на основе вульгарной латыни. Поэтому, чтобы наиболее точно сделать перевод стиха (близко к оригиналу) со староанглийского на русский язык, требуется знание вульгарной латыни (праславянский язык).
Другой вопрос, что вольность перевода ради рифмы и красивого оборота речи приводит практически к новому смыслу стиха и является уже актом творчества переводчика, но ничего общего данный перевод к идее оригинального стиха зачастую не имеет. Поэтому многие читатели, любители словесности стремятся читать иностранные стихи в оригинале, но и это не гарантирует истинности понимания замысла поэта-иностранца.
Что, собственно говоря, и видно из переводов сонета 66 С. Маршака, М. Чайковского и А. Финкеля. Безусловно, есть и другие переводы, но во многом они являются вариациями трёх вышеупомянутых. В чём беда этих переводов. Отчасти они прекрасны, например, у С. Маршака, но далеки от оригинала.
И чтобы приблизится к оригиналу, приведу сначала словарь староанглийско-праславянского языка сонета 66, а затем перевод с вульгарной латыни и адаптивный перевод.
Словарь англо-праславянский сонета 66
Перевод с вульгарной латыни
Усталый, полный этим, ради усталости полный кладный я кричу
Как быть держать без жилый беглым брюхатый
И в нужде ничейный и стриженный в веселье
И порожний во доверье ложно звонный
И златой во чести очарованья полный безплощадный
И младная девица уродная в постельную
И правое повершение вранья полное обратно гласное
И стреноженность хромая произволом искалеченная
И творенье деланное толкованием связанным с авторитетом,
И глупость (докторам подобна), управляющая ловкостью,
И самая простая истина поносится простотой,
И схвачено добро, утешное копытному больному
Усталый, полный этим, от этого я должен уйти
Хранить то, чтоб быть игрушкой и я оставлю мою любовь одну.
Многие толкователи 66-го сонета видят в нём, несмотря на всю негативную сторону, позитивную ноту, заключённую в последней строке.
«Шекспир высказывает свои мысли о коррупции и несправедливости, избавления от которых он не видит в этом мире. Сонет полон фатализма и повествует о том, что талант не является гарантией успеха, поскольку общество организовано несправедливо. Оно полно недостойных и невежественных людей, далеких от благородства и благих начинаний.
Экспрессивная манера написания сонета говорит о свежих переживаниях поэта, которые, вероятнее всего, являются следствием контакта с одним из перечисленных им типов, негативные впечатления от встречи с которым приводят к выплеску накопившегося напряжения. В самоутверждающей его правоту форме Шекспир клеймит несправедливости мира десятикратным перечислением. Все это обрамлено мыслями о смерти, с которых начинается и заканчивается предложение на 13 строк. Именно такая структура привела сонет к уникальной форме – в нем всего два предложения, однако это не противоречит общей концепции написания других сонет – непрерывное движение мысли (в данном случае энфаза в широком смысле), подкрепленное сонетным ключом, представляющим из себя неожиданную и в целом позитивную ноту. В 66 сонете такой позитивной нотой выступает чистая любовь поэта к кому-то, кого он боится оставить в этом мире и только лишь поэтому ещё его не покинул.» [1]
В праславянском переводе нет позитивной ноты. Поэт представляет себя игрушкой (игральной костью) общества и, покидая этот мир, оставляет свою любовь в одиночестве. В этом и есть заблуждение многих солидных переводчиков. Если в перевод вставить местоимение ВАМ, то смысл перевода меняется и тогда появляется позитивный мотив. Но в оригинале этого местоимения нет. И это понятно, человек перед смертью не может лукавить, ему нечего терять, кроме того, что ему дорого.
Остаётся констатировать, что спустя 5 веков после создания гениального сонета ничего в человеческом обществе не изменилось к лучшему. Всё по-прежнему, только обёрнуто в иную заманчивую обёртку и прикрыто словоблудием.
Сонет 66 Шекспира
Борис Бейнфест
СОНЕТ ШЕКСПИРА
Всё мерзостно, что вижу я вокруг.
Но как тебя покинуть, милый друг!
Бесспорно, это работа очень высокого класса. Рука мастера здесь видна в каждой строке, отточенной до совершенства.
Известен и перевод этого сонета, сделанный Б. Пастернаком.
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И Прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу будет трудно без меня.
Можно сказать, что, по крайней мере, в одном отношении, он ближе к форме английского оригинала: в нем использованы исключительно мужские рифмы. Но то, что органично для английского языка, не всегда подходит языку русскому. Я просмотрел сборник «Русский сонет» (М., 1983), где собраны оригинальные сонеты русских поэтов XVIII – начала XX века, включая таких корифеев, как Пушкин, Баратынский, Тютчев, Фет, Некрасов, Анненский, В. Иванов, Бальмонт, Бунин (написавший 42 сонета!), Брюсов, Волошин, Блок, Северянин, Мандельштам, Цветаева, и не обнаружил НИ ОДНОГО сонета, построенного только на мужских рифмах: все они содержат чередование мужских и женских рифм.
Такое чередование, к слову сказать, предписано сонету теоретиком французского классицизма Буало в его «Поэтическом искусстве».
Но пора сказать несколько слов о сонете как форме поэтического произведения.
Сонет возник в Италии (мы помним пушкинское: «Суровый Дант не презирал сонета, / В нем жар любви Петрарка изливал»), и в своей классической форме содержит 14 строк: два катрена (четверостишия) и два терцета (трехстишия). Четверостишия связаны двумя рифмами (т.е. оба катрена рифмуются между собой), терцеты связаны между собой двумя или тремя рифмами. Наиболее совершенной считается такая схема рифмовки катренов: abba-abba, т.е. опоясывающая рифмовка, а терцеты рифмуются по разным схемам: cdc-dcd, cde-cde, ccd-eed. Канонический сонет, кроме того, пишется пятистопным ямбом. Однако вся история сонета полна нарушений этих правил, и, например, шекспировский сонет состоит из трех катренов и двустишия, катрены (в том числе первые два) между собой не рифмуются, и внутри каждого катрена рифма перекрестная (abab-cdcd-efef). Этому следовали и переводчики Шекспира, как это видно и из двух приведенных выше переводов. Структура трех сонетов, написанных Пушкиным («Сонет», «Поэту» и «Мадонна»), включает два катрена и два терцета, но в последних двух сонетах опоясывающая рифмовка в катренах чередуется с перекрестной. Похожее чередование мы видим и в онегинской строфе, также состоящей из 14 строк, но там уже три катрена и двустишие, причем третий катрен рифмуется еще по одной схеме: aabb. Это разнообразие рифмовок придает замечательную свободу стиху.
Однако в чем же смысл такой жесткой регламентации формы, и как он увязывается с содержанием? Вот что писал немецкий поэт Иоганнес Бехер: «…сущность сонета в том, что он является подлинно диалектическим видом поэзии, в высшей степени драматическим (превосходящим своей внутренней драматичностью балладу). Эта драматичность вытекает из того, что схема его имеет содержательный характер, а именно: первый катрен – теза, второй – антитеза, а последующие два терцета – синтез».
Действительно, в сонете изначально заложен драматизм поэтической мысли. Ее развитие диктуется самой конструкцией сонета, когда одно неторопливое четверостишие сменяется другим, и, нерасторжимо связанные рифмой, они все же противостоят друг другу, а трехстишия, укорачивая, сжимая звучание поэтической речи, нагнетают напряжение и неожиданно завершаются последней, упругой и освещающей всё стихотворение строкой.
Чтобы дать читателю отдых от этих скучных рассуждений, приведу, немного уйдя в сторону от темы, совершенно прелестный сонет В. Жуковского.
За нежный поцелуй ты требуешь сонета!
Но шутка ль быть творцом четырнадцати строк
На две лишь четки рифм! Скажи сама, Лилета?
«А разве поцелуй безделка?» – Дай мне срок!
Четыре есть стиха, осталось три куплета;
О, Феб! О, добрый Феб! Не будь ко мне жесток!
Хотя на миг один парнасского мне света!
Еще строфа! Смелей! Уж берег недалек!
Но вот уж и устал! О мука! О досада!
Здесь Лилла – поцелуй! Там рифма – и надсада!
Как быть… Но Бог помог! Еще готов терцет!
Еще б один – и все! Пишу! Хоть до упада!
Вот… вот… почти совсем. О радость, о награда!
Мой, Лилла, поцелуй, и вот тебе сонет!
У автора этой заметки есть шуточный сонет – на ту же тему создания сонета. Шутка еще и в том, что одна рифма пронизывает весь сонет.
Я до сих пор не сочинил сонета.
К тому причины веской вроде нет.
Вдруг Аполлон потребует ответа:
Где мой, давно обещанный сонет?
А как писать? Никто не даст совета,
Хотя сонету много сотен лет,
И за душой у каждого поэта
Он теплится, тот маленький сонет.
Как в сумерках осенних теплый свет,
Он душу согревает нам приветом.
Ему не нужен призрачный сюжет.
И вот, собравшись с духом нынче летом,
Я выполнил давнишний свой обет
И разродился, наконец, сонетом.
Все мерзостно что вижу я вокруг
William Shakespeare
Sonnet 66
Tired with all these, for restful death I cry,
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm’d in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly doctor-like controlling skill,
And simple truth miscall’d simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Уильям Шекспир, Сонет 66
Устал я жить и умереть хочу,
Достоинство в отрепье видя рваном,
Ничтожество ― одетое в парчу,
И Веру, оскорблённую обманом,
И Девственность, поруганную зло,
И почестей неправых омерзенье,
И Силу, что Коварство оплело,
И Совершенство в горьком униженье,
И Прямоту, что глупой прослыла,
И Глупость, проверяющую Знанье,
И робкое Добро в оковах Зла,
Искусство, присуждённое к молчанью.
Перевод А.М. Финкеля
Где добродетели святая красота?
Пошла в распутный дом, ей нет иного сбыта.
А сила где была последняя ― и та
Среди слепой грозы параличом разбита.
Искусство сметено со сцены помелом,
Безумье кафедрой владеет. Праздник адский!
Добро ограблено разбойнически злом,
На истину давно надет колпак дурацкий.
Хотел бы умереть, но друга моего
Мне в этом мире жаль оставить одного.
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг.
Но как тебя покинуть, милый друг?!
Перевод С.Я. Маршака
Ни жить, ни видеть больше не могу:
Величье побирается под дверью,
И высота ― у низости в долгу,
И верою командует безверье,
И почести бесчестью воздают,
И честь девичья пущена по кругу,
И перед правдой прав неправый суд,
И услуженье ставится в заслугу,
И свет доверья обратился в тьму,
И власть уста замкнула златоусту,
И доброта сама идет в тюрьму,
И ложь диктует истины искусству.
Не жить, не видеть, сжечь бы все мосты,
Да пропади всё пропадом! Но ты.
От срама орденов и галунов,
От девушек, что смолоду пропали,
От силы под пятою болтунов,
От мудрого величия в опале,
От простодушия исподтишка,
От человеколюбия без прока,
От знания в руках у дурака,
От красоты на стрёме у порока.
Устал ― но как мне выпустить из рук
Ту жизнь, в которой остается друг?
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живётся богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывёт,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Перевод Б. Пастернака
Что побратались мент и бандюган,
Что колесят шестерки в шестисотых,
Что в загс приходят по любви к деньгам,
Что лег народ с восторгом под сексотов.
Что делают бестселлер из говна,
Что проходимец лепит монументы,
Что музыкант играет паханам,
Что учит жить быдляк интеллигента.