Война что ли спросил я недоуменно
Война что ли спросил я недоуменно
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Когда-то давно был анекдот: «Как сделать, чтобы всё в мире стало хорошо? Есть два сценария: реалистический и фантастический. Так вот, реалистический — если к нам прилетят инопланетяне…»
Так и получилось, хотя насчет «хорошо» можно поспорить.
Я тогда проснулся не сразу; если верить родителям, минут через пять после того, как по всей Москве стали выть сирены. Даже не испугался, только разозлился. Вышел из своей комнаты и обнаружил родителей на кухне. Родители пили дорогущий старый вискарь из роскошной бутылки, подаренной отцу на юбилей, которую он припрятал в баре со словами: «На свадьбе Максима открою».
Меня это почему-то обидело.
Телевизор над столом был включен, звук приглушен, но мигала надпись, призывающая всех жителей Москвы немедленно отправляться в ближайшее убежище. Ну и вдобавок: «Это не учебная тревога».
— Война, что ли? — спросил я недоуменно.
Отец кивнул. И налил виски в третий стакан.
— Ты чего? — сказал я. — Пап, мам, надо в убежище!
Станция метро «Арбатская» недалеко, до нее минут десять, если не спешить. В нее не всех впустят, это точка эвакуации персонала Минобороны. Но у отца есть пропуск, я знал.
— Бесполезно, — ответил отец очень спокойно. — Это центр Москвы, сын. Тут никакие убежища не спасут.
— А я говорила вчера: поехали за город! — сказала мама очень тонким пронзительным голосом. Хотя сколько себя помню, она никогда не любила загородную жизнь. И вчера тоже говорила, что ей надоела выставка тщеславия и она хочет провести выходные в Москве: сходить в Большой и поужинать в нормальном ресторане.
— Рублевку тоже накроет, — ответил отец убежденно. И снова спросил меня: — Будешь?
Отец выпил залпом из стакана, который предлагал мне, и поморщился:
— И виски дрянной… вода водой!
Я сел под телевизором, чтобы не видеть мигающую надпись, и стал смотреть в окно. Как-то это было всё глупо! Я же в этом году школу заканчиваю! Какая еще война? Мир и так чуть живой после всех пандемий. Кто начал-то?
Отсиделись только французы, и сейчас очень этим гордятся.
Вот только ни одна ракета не взорвалась.
Через час, когда начало светать, а по телевизору перепуганный диктор бормотал что-то о сбое в системе гражданской обороны и призывал к спокойствию, отец стоял у окна, глядел в небо и матерился как сапожник. Досталось и МЧС, и гражданской обороне, и нашему президенту, и не нашему, и военным всех стран и континентов… но больше всего друзьям, которые подарили крутой вискарь, а тот как вода — совсем не забирает.
Мама спала, положив голову на стол. Где-то в промежутке, когда мы поняли, что конец света откладывается, она даже нарезала сыра и колбасы, но никто к ним не притронулся.
Я понюхал опустевший отцовский бокал, потом проглотил последние капли. Виски был вонючим и ужасно крепким.
— Пойду я спать, — сказал я. И действительно пошел. Интернет не работал, по телевизору продолжал бормотать диктор, и обещали скорое выступление президента.
А пришельцы вышли на связь только через сутки.
Домой я добрался без приключений. На улице горели редкие фонари (центр все-таки), да и лунное кольцо светило ярко. Сейчас самый крупный осколок, Селена, был не над Москвой, но и мелочь сияла, почти как старая Луна в полнолуние.
На углу Никитской пришлось остановиться — по улице пронеслись с включенными мигалками две пожарные машины и две полицейские. Хорошо хоть, без сирен, мама бы услышала и разволновалась.
Уже у самого дома я увидел идущего от метро Виталия Антоновича. Он тоже меня заметил, остановился, махнул рукой.
Виталий Антонович куда старше большинства серчеров, ему уже под сорок. Собирать кристаллы он начал одним из первых в Москве; если не врет, так еще до появления Комков. У него и впрямь талант: он и без зеркалок, в обычных очках, которые носил от близорукости с детства, ухитрялся замечать даже мелкие кристаллики. Как он сам говорил, «помогает астигматизм».
Насчет астигматизма не знаю, это болезнь распространенная, но у других такого умения не припомню.
Мы поздоровались за руку. Виталий Антонович, несмотря на душный вечер, был в светлом костюме, подчеркивая всем своим видом отличие от молодых серчеров. И обращались к нему все по имени-отчеству, и в нашей неформальной табели о рангах он числился старшим — так его и называли.
— Зайдешь, Макс? — Старший кивнул в сторону кафе, где собирались серчеры нашего района.
— Не сегодня, Виталий Антонович. Я домой.
— Заглядывай, — сказал он. — Конец света — не повод для одиночества.
Сам он был человеком несемейным и вечера проводил в тусовке. Может, потому и стал лидером — все и всегда знали, где его найти.
— Конец света — не повод менять привычки, — ухмыльнулся я. — Я плохо предназначен для компаний.
В старых фантастических книжках «про апокалипсис» — представляете, такие писали и их даже любили читать! — обычно происходила какая-нибудь хренотень, ну, вроде войны, эпидемии, нашествия инопланетян, появления мутантов, изменения климата. То есть именно то, что сейчас у нас, только никто не догадался, что всё это может случиться одновременно. И первым делом, как считали авторы, рухнет центральная власть. Люди станут бегать с автоматами по пустыням и воевать за банку тушенки, а управлять ими никто не будет. Кто сильный, тот и прав.
Три раза ха-ха. Власть исчезнет только тогда, когда на Земле останется один-единственный человек. И то потому, что собой управлять-то никто не умеет, все предпочитают править другими.
Вот и на Земле власти никуда не делись. Конечно, есть Инсеки, которые сами по себе, и чихать им на мировые правительства. Но даже Инсеки с властями сотрудничают и публично не заявляют, что они самые главные. Зачем? Во-первых, это и так все понимают. Во-вторых, всем удобнее, когда между обычными людьми и пришельцами есть прослойка.
Так что государственные медицина, образование, полиция, пожарная служба остались, и куча прочих организаций тоже. Но если кому хочется — езжай в пустыню или тайгу, найди себе автомат и бегай в поисках тушенки. Никто не запрещает.
Для многих после Перемены ничего особо и не изменилось. С электричеством стало хуже, конечно. Вся «зеленая энергетика» накрылась, потому что без нормальной Луны приливы стали слабенькие, ветра сменили направление, солнечный свет сквозь пылевое кольцо проходил хуже, и солнечные батареи себя не оправдывали. Ну и атомные электростанции закрылись, конечно.
Но нефть, газ, уголь — остались, так что в крупных городах и свет давали не по графику, и машины ездили. Папа, когда был в настроении поболтать, называл это «апокалипсис-лайт». До Перемены он служил крупным чиновником, мы не зря жили в самом центре, и денег он особо не считал. Даже купил мне квартиру в нашем подъезде, когда соседи с перепугу решили уехать в Сибирь, у них был дом в Горном Алтае.
Потом министерство, где отец работал, реформировали, его отправили на пенсию. Все счета за рубежом накрылись, квартиру в Питере национализировали, на Рублевке творился бардак, стихийно возникшие банды отрывались на ненавистных богатеях. Наш загородный дом разграбили и подожгли. Тогда много чего горело… иногда лето Перемены называют летом пожаров…
Так что, хоть мы остались жить в самом центре, и кое-что у отца все-таки сохранилось, богатыми родители больше не были.
Хорошо, что я научился зарабатывать.
Возле подъезда никого не было, я открыл кодовый замок и проскользнул внутрь. Кивнул консьержу. Дом у нас хороший, на охрану мы скидываемся. Ночь всё-таки время неспокойное. У полиции и Росгвардии сейчас полномочия огромные, но отчаянного или отчаявшегося народа хватает.
Война что ли спросил я недоуменно
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Снаружи все Комки разные, и все похожи друг на друга. Будто взяли огромную кучу серой липкой массы и уронили на землю с высоты. Ну, в общем-то так оно и было… Масса немного расплескалась, немного оплыла – да так и застыла большим, с двухэтажный коттедж, комком. Родители говорят, что в старину и обычные магазины порой называли Комками, но, по-моему, тут дело во внешнем виде.
Этот Комок был самый ближний к дому. Я прошел по Большой Никитской. Место людное, раза три я встретил гуляющие компании (все знакомые, с кисловскими ребятами я перетер о делах), попались и несколько серчеров-одиночек в зеркальных очках. Несколько раз мимо проезжали машины, в основном государственные, но одна точно личная – тяжелая, бронированная, с темными стеклами. Одно стекло было опущено, из щели с явным неодобрением взирал на мир серьезный толстомордый мужчина. Потом свернул на Леонтьевский. Тут почти никого не было, только в скверике, где стоял обросший паутиной памятник какому-то восточному человеку, рылся в кустах старый сумасшедший бомж в разбитых зеркалках. Правая линза вообще отсутствовала, левая потрескалась – что он собирался так найти, непонятно.
Никаких окон в Комке нет, есть только дверь, с виду самая обычная: широкая, деревянная, с ручкой. И замков никаких. Но если ты пришел пустым, то тебе откроют лишь один раз, чтобы своими глазами всё увидел…
Там, где Комок шлепнулся после Перемены, между Леонтьевским и Вознесенским, стояло здание, которое разметало в разные стороны. Большую часть мусора убрали, но следы все равно остались. Я однажды тут подобрал здоровенную трезубую вилку, которой переворачивал мясо на гриле.
Небо сделалось уже красно-серым, лунное кольцо мерцало закатным светом. Где-то часа через полтора совсем стемнеет, надо спешить. Вечер – время спокойное, а вот ночью болтаться по улицам я не любил, не дурак же.
Я толкнул дверь, та легко открылась, – и вошел в Комок. Тут было светло, самую малость прохладно и малолюдно. По ту сторону длинного полукруглого прилавка вообще никого не оказалось, склад был закрыт задернутой наглухо шторой, а с моей стороны стояли две девицы из Гнезда – мелкая куколка лет десяти и постарше, лет двадцати, жница. Ждали заказ, понятное дело. Гнездо наше, с Гнездниковского переулка, не самое большое в Москве, но здание занимало серьезное, бывшее Министерство культуры. Представляете? Раньше было специальное учреждение, которое занималось песнями, фильмами и прочими книжками!
До Гнезда недалеко, всего-то метров сто, и если расслабиться, то начинаешь ощущать легкую неуютность.
Подойдя к прилавку, я встал рядом с мелкой. Та уставилась на меня наглыми глазами. Куколки – они с виду обычные девчонки или мальчишки, даже одеваются так же, только им все равно, что на себя нацепить. Но эта была приметная: рыжая, растрепанная, зеленоглазая, в кроксах, синих мальчишеских бермудах и грязной белой футболке на пару размеров больше, чем требовалось. На футболке в ряд нарисованы звезда, круг, квадрат и треугольник. А так – девчонка как девчонка.
Вот у жницы, у нее и движения другие, и радужка цвет меняет на сиреневый, и кожа будто скользкая делается, и одежда уже своя, облегающая, из крошечных черных чешуек, вроде как цельный комбинезон, на ступнях утолщающийся в мягкие туфли. Стригутся они все коротко, но волосы у них с виду обычные. Эту я раньше вроде не встречал, хотя в лице что-то знакомое было.
Я снова глянул на мелкую, пытаясь понять, почему четыре безобидных геометрических знака на футболке выглядят слегка вызывающе.
– Как я могу на них уставиться без микроскопа? – презрительно ответил я.
– Точно, – фыркнула она. – Ты без лупы рэдку под носом не увидишь.
– Это я сейчас ослеп, – любезно ответил я. – Как тебя увидел.
Куколка замялась, пытаясь решить, оскорбление это или комплимент. Жница глянула на меня неодобрительно. Я подмигнул ей. Сказал куколке:
– Ладно, привет, Наська. Как ты?
– Норм, – сказала она, с облегчением прекращая пикировку. – А ты, Максим?
– Живу, – ответил я, пожав плечами. Ну а что тут еще ответишь?
Куколку звали Анастасия, но она упорно называла себя Наськой. А вот меня почти все звали Максом, но она так же упорно называла Максимом. Наверное, чтобы позлить.
– Знаешь его? – спросила жница девочку.
– Местный, – призналась Наська. – Норм. Часто тут бывает.
Наська обожала ходить в Комок. С кем я ее только не встречал! Пару раз со стражами. Однажды сюда приперся монах с двумя старшими стражами – так и тут она вертелась под ногами.
– Хороший серчер? – поинтересовалась жница.
– Норм, – сказала Наська, что было максимальным одобрением с ее стороны.
Жница посмотрела на меня, нахмурилась. Мимика у нее оставалась еще совсем человеческой. Кажется, тоже вспоминала, где меня видела.
– Дарина, – сказала она.
– Максим, – ответил я. – Или просто Макс.
Общительная жница – редкость, это куколки любят поболтать.
Кажется, она хотела что-то у меня спросить, но тут появился Продавец. Вышел, клацая по полу, раздвигая шторы спиной, и бухнул на стол тяжелый пластиковый ящик. Кивнул мне и сказал Дарине:
– Три инициирующие дозы первой фазы.
Ясно-понятно. Гнездо приняло к себе трех детишек. Я с любопытством смотрел на Продавца, который открыл ящик и демонстрировал поочередно три металлических термоса. Продавец был здоровенный, поперек себя шире, закутанный в многослойную бурую хламиду, закрывающую и голову, и большую часть лица. То, что удавалось рассмотреть, походило на человека, но каков он на самом деле, я не знал.
Наверное, все-таки не совсем человек. Иначе бы не цокал так ногами по полу при ходьбе.
– Одна финальная доза первой фазы… – продолжил Продавец.
– Это моя, – с гордостью сказала Наська.
– Поздравляю, – буркнул Продавец. – Одна усиливающая доза второй фазы.
– А это Дарины, – сообщила куколка.
Теперь понятно. Дарина до сих пор на начальном этапе, потому и разговорчивая.
Значит, жницей не останется. Пойдет на третью фазу. Станет стражей, а то и кем покруче.
– Поздравляю, – сказал я. – В стражу?
Жница не ответила. Зато Наська возмущенно воскликнула:
– От сладкого зубы портятся, – отрезала Дарина.
– Не успеют! – Наська продемонстрировала белозубую улыбку. – Ну Да-а-арина…
– Заказ оплачен Гнездом, у меня денег нет… с собой, – неохотно сказала Дарина.
Я запустил руку в карман джинсов, где всегда держу немножко мелочи. Достал вайкр, мелкий, но симметричный, положил на прилавок.
– Дайте девочке шоколадку.
Продавец протянул руку, тоже скрытую под складками ткани, ловко взял пальцами в черных перчатках вайкр. Поднес к лицу, изучая. Кивнул:
– Достойный экземпляр. Хватит на две хорошие шоколадки.
– Тогда и уважаемой жнице – тоже.
Дарина фыркнула, но отказываться не стала. Девчонки все любят шоколад, даже если они уже не совсем люди.
Продавец нырнул за занавес. Дарина помолчала и сказала:
– Да не за что. – Я не удержался и спросил: – Слушай, тебе сколько?
– Гадаешь, где меня видел? – спросила Дарина.
– Мы в одной школе учились.
– Ты же в сто десятой учился?
– Когда всё началось, ты в одиннадцатом был?
– А я в третьем. – Дарина провела рукой над головой Наськи, демонстрируя рост.
Конечно, я ее не помнил. Удивительно, что она запомнила!
– Ты с моим братом учился в одном классе, – пояснила Дарина. – Ростислав.
Он наставительно поднял трясущийся палец и добавил:
– Какой-нибудь друг неизбежен везде, но лучший – когда он помощник в труде! Ваша доля, честный и благородный юноша!
И что вы думаете, я сделал?
Конечно же, взял кристалл, хоть и оттирал потом всю дорогу и его, и руку санитайзером.
Зеленый кристалл – это зеленый кристалл.
Когда-то давно был анекдот: «Как сделать, чтобы всё в мире стало хорошо? Есть два сценария: реалистический и фантастический. Так вот, реалистический – если к нам прилетят инопланетяне…»
Так и получилось, хотя насчет «хорошо» можно поспорить.
Я тогда проснулся не сразу; если верить родителям, минут через пять после того, как по всей Москве стали выть сирены. Даже не испугался, только разозлился. Вышел из своей комнаты и обнаружил родителей на кухне. Родители пили дорогущий старый вискарь из роскошной бутылки, подаренной отцу на юбилей, которую он припрятал в баре со словами: «На свадьбе Максима открою».
Меня это почему-то обидело.
Телевизор над столом был включен, звук приглушен, но мигала надпись, призывающая всех жителей Москвы немедленно отправляться в ближайшее убежище. Ну и вдобавок: «Это не учебная тревога».
– Война, что ли? – спросил я недоуменно.
Отец кивнул. И налил виски в третий стакан.
– Ты чего? – сказал я. – Пап, мам, надо в убежище!
Станция метро «Арбатская» недалеко, до нее минут десять, если не спешить. В нее не всех впустят, это точка эвакуации персонала Минобороны. Но у отца есть пропуск, я знал.
– Бесполезно, – ответил отец очень спокойно. – Это центр Москвы, сын. Тут никакие убежища не спасут.
– А я говорила вчера: поехали за город! – сказала мама очень тонким пронзительным голосом. Хотя сколько себя помню, она никогда не любила загородную жизнь. И вчера тоже говорила, что ей надоела выставка тщеславия и она хочет провести выходные в Москве: сходить в Большой и поужинать в нормальном ресторане.
– Рублевку тоже накроет, – ответил отец убежденно. И снова спросил меня: – Будешь?
Отец выпил залпом из стакана, который предлагал мне, и поморщился:
– И виски дрянной… вода водой!
Я сел под телевизором, чтобы не видеть мигающую надпись, и стал смотреть в окно. Как-то это было всё глупо! Я же в этом году школу заканчиваю! Какая еще война? Мир и так чуть живой после всех пандемий. Кто начал-то?
Отсиделись только французы, и сейчас очень этим гордятся.
Вот только ни одна ракета не взорвалась.
Через час, когда начало светать, а по телевизору перепуганный диктор бормотал что-то о сбое в системе гражданской обороны и призывал к спокойствию, отец стоял у окна, глядел в небо и матерился как сапожник. Досталось и МЧС, и гражданской обороне, и нашему президенту, и не нашему, и военным всех стран и континентов… но больше всего друзьям, которые подарили крутой вискарь, а тот как вода – совсем не забирает.
Мама спала, положив голову на стол. Где-то в промежутке, когда мы поняли, что конец света откладывается, она даже нарезала сыра и колбасы, но никто к ним не притронулся.
Я понюхал опустевший отцовский бокал, потом проглотил последние капли. Виски был вонючим и ужасно крепким.
– Пойду я спать, – сказал я. И действительно пошел. Интернет не работал, по телевизору продолжал бормотать диктор, и обещали скорое выступление президента.
А пришельцы вышли на связь только через сутки.
Домой я добрался без приключений. На улице горели редкие фонари (центр все-таки), да и лунное кольцо светило ярко. Сейчас самый крупный осколок, Селена, был не над Москвой, но и мелочь сияла, почти как старая Луна в полнолуние.
На углу Никитской пришлось остановиться – по улице пронеслись с включенными мигалками две пожарные машины и две полицейские. Хорошо хоть, без сирен, мама бы услышала и разволновалась.
Уже у самого дома я увидел идущего от метро Виталия Антоновича. Он тоже меня заметил, остановился, махнул рукой.
Виталий Антонович куда старше большинства серчеров, ему уже под сорок. Собирать кристаллы он начал одним из первых в Москве; если не врет, так еще до появления Комков. У него и впрямь талант: он и без зеркалок, в обычных очках, которые носил от близорукости с детства, ухитрялся замечать даже мелкие кристаллики. Как он сам говорил, «помогает астигматизм».
Насчет астигматизма не знаю, это болезнь распространенная, но у других такого умения не припомню.
Мы поздоровались за руку. Виталий Антонович, несмотря на душный вечер, был в светлом костюме, подчеркивая всем своим видом отличие от молодых серчеров. И обращались к нему все по имени-отчеству, и в нашей неформальной табели о рангах он числился старшим – так его и называли.
– Зайдешь, Макс? – Старший кивнул в сторону кафе, где собирались серчеры нашего района.
– Не сегодня, Виталий Антонович. Я домой.
– Заглядывай, – сказал он. – Конец света – не повод для одиночества.
Сам он был человеком несемейным и вечера проводил в тусовке. Может, потому и стал лидером – все и всегда знали, где его найти.
– Конец света – не повод менять привычки, – ухмыльнулся я. – Я плохо предназначен для компаний.
В старых фантастических книжках «про апокалипсис» – представляете, такие писали и их даже любили читать! – обычно происходила какая-нибудь хренотень, ну, вроде войны, эпидемии, нашествия инопланетян, появления мутантов, изменения климата. То есть именно то, что сейчас у нас, только никто не догадался, что всё это может случиться одновременно. И первым делом, как считали авторы, рухнет центральная власть. Люди станут бегать с автоматами по пустыням и воевать за банку тушенки, а управлять ими никто не будет. Кто сильный, тот и прав.
Три раза ха-ха. Власть исчезнет только тогда, когда на Земле останется один-единственный человек. И то потому, что собой управлять-то никто не умеет, все предпочитают править другими.
Вот и на Земле власти никуда не делись. Конечно, есть Инсеки, которые сами по себе, и чихать им на мировые правительства. Но даже Инсеки с властями сотрудничают и публично не заявляют, что они самые главные. Зачем? Во-первых, это и так все понимают. Во-вторых, всем удобнее, когда между обычными людьми и пришельцами есть прослойка.
Так что государственные медицина, образование, полиция, пожарная служба остались, и куча прочих организаций тоже. Но если кому хочется – езжай в пустыню или тайгу, найди себе автомат и бегай в поисках тушенки. Никто не запрещает.
От Пелевина до Кинга: новые книги августа
Дерек Тремейн и Полин Тремейн, «Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании» («МИФ»)
Дерек и Полин Тремейн долгое время работали в отделении судебной медицины больницы в центре Лондона. Дерек успел принять участие в расследовании многих катастроф и громких убийств, в том числе — дела «рочдейлского потрошителя». Вместе с Полин они расследовали крушение судна Marchioness и катастрофу на железной дороге в Клэпхеме.
В своей книге авторы в подробностях рассказывают обо всех аспектах судебной медицины и помогают читателям получить исчерпывающее представление о том, как на самом деле ведутся расследования громких происшествий и смертей из-за трагических событий или насильственных действий. Также Дерек и Полин Тремейн делятся личными воспоминаниями, рассказывая о своих успехах, разочарованиях и чувствах во время работы с покойниками.
«Безусловно, самый необычный случай из моей практики показал, как мало требуется воды для смерти от утопления. Он произошёл до введения строгих запретов в отношении алкоголя, когда по закону ещё можно было водить машину, если человек выпил не более трёх порций и может пройти по прямой перед инспектором.
Зимней ночью двое мужчин ехали домой по автомагистрали М3. На улице завывал ветер и хлестал ливень. Сидящие в машине приятели были совершенно пьяны и практически недееспособны. Тем не менее водителю удавалось придерживаться дорожного полотна. В какой-то момент пассажир попросил выпустить его в туалет. Сместившись на крайнюю полосу, водитель притормозил на обочине, а его товарищ вышел наружу. Водитель ждал, но его друг так и не вернулся в машину. В какой-то момент он устал сидеть и поехал дальше, а зайдя домой, сразу повалился на кровать. Второй мужчина так и не вернулся домой, и наутро его семья обратилась в полицию».
Джанлука Баваньоли, Лучия Эмилия Стипари, «План Б. Истории известных людей, которые не сдались и превратили поражения в победы: от Альберта Эйнштейна и Генри Форда до Джоан Роулинг и Леди Гаги» («МИФ»)
«План Б» — одна из тех книг, которые подходят как детям, так и взрослым. В сущности, это сборник историй о людях, которые не сдались при первой же неудаче, а продолжили идти к своей цели и в результате достигли желаемого. Их имена известны: Джоан Роулинг, Чарли Чаплин, Леди Гага, Альберт Эйнштейн и другие талантливые, успешные, знаменитые на весь мир люди.
Делать, а не только мечтать, принимать неудачи с благодарностью, хвататься за любую возможность, искать новые решения, довериться делу, которое любишь, — это лишь часть уроков, которые можно вынести из биографий героев этой книги.
Брюс выглядел удручающе, постоянно требовал обслуживания и вызывал бесконечные накладки. Денег требовалось всё больше, а сроки съёмок чрезмерно затягивались. Тем не менее фильм назывался «Челюсти», и без акульей пасти было не обойтись.
Режиссёр старался сохранять спокойствие и решать проблемы постепенно. Однако в съёмочной команде пошёл слух, что карьера Спилберга подошла к концу, не успев начаться».
Хосе Карлос Сомоза, «Кроатоан» («Азбука-Аттикус»)
Роман одного из самых известных испанских писателей современности Хосе Карлоса Сомозы «Кроатоан» сравнивают с работами Борхеса или Кортасара из-за сочетания в нём науки, теологии и философии. По словам критиков, напряжённое повествование в книге вызывает целую бурю эмоций и заставляет задуматься о проблемах экологии.
Действие разворачивается в альтернативной вселенной в недалёком будущем. Планету охватила загадочная эпидемия: практически все люди, насекомые и прочие живые существа устремляются через леса, горы и города в одном направлении. Все, кто встречается на их пути, либо присоединяются, либо тут же погибают. Эти события были предсказаны учёным, скончавшимся ещё до начала эпидемии. Выясняется, что он разослал некоторым героям сообщение, в которых зашифрована информация о том, как остановить апокалипсис. Получателям предстоит разгадать непростую загадку, поскольку послание содержат лишь одно слово — Кроатоан.
«Кроатоан». Вот это письмо, на её старом электронном адресе. Чёрные буквы шрифта Arial на красном фоне, как крик, как предупреждение. «От кого: Карлос Мандель». В параметрах сообщения указано, что кто-то запрограммировал его отправку на сегодня, на конкретное время, получатели выбраны по списку.
Кармела набирает простой ответ и пересылает отправителю. Сразу же приходит оповещение: «Сообщение не может быть доставлено. Получателя с таким адресом не существует». Выходит, этот призрак не принимает ответов. Мандель мёртв, а покойные не получают писем от живых, хотя противоположный случай имел место. Страницы из Google успели загрузиться. По запросу «Кроатоан Карлос Мандель» найдено четыреста с чем-то результатов, но ни один из них при беглом просмотре не связан с высказываниями или областью интересов этолога Манделя. Открываются книги, отрывки из телепередач и цитаты с использованием слов «Кроатоан» и «Карлос», а иногда ещё и «Мандель». Но когда Кармела уточняет свой поиск: «три слова по порядку», — результатов нет».
Стивен Кинг, «Позже» (АСТ)
22-летний Джейме с юмором и с высоты прожитых лет вспоминает детство, проведённое с матерью в Нью-Йорке. Оно у героя было довольно необычным: Джейме с рождения обладает способностью видеть мертвецов и разговаривать с ними. Свои способности он использовал исключительно во благо, чтобы помогать людям. Но порой даже благие намерения приводят к неприятностям. Так, призрак серийного убийцы, к которому Джейме попросила обратиться детектив, начинает преследовать и пугать мальчика.
«Позже» — очередной роман Стивена Кинга, который рискует быть экранизированным. Динамика описываемых событий как нельзя лучше подходит для кино, а сюжет держит читателя в напряжении до последнего момента.
«В тот вечер мама заказала на ужин пиццу из «Доминос». Мама пила вино, а мне сделала «Кулэйд» в награду за то, что я хорошо себя вёл на похоронах. Когда мы уже доедали пиццу, мама спросила, видел ли я миссис Беркетт в церкви.
— Да. Она сидела на ступеньках у этой штуки, за которой стоял священник.
— Это кафедра. А миссис Беркетт. — мама взяла из коробки последний кусочек пиццы, задумчиво на него посмотрела, положила обратно и обернулась ко мне. — Она была полупрозрачной?
— Как призраки в фильмах?
— Да, как призраки в фильмах.
— Нет. Она была плотной, как живой человек, хотя по-прежнему в ночной рубашке. Я удивился, что её ещё видно, ведь она умерла уже три дня назад. Обычно они так долго не держатся.
— Они исчезают? Просто исчезают? — мама хмурилась, словно пытаясь уложить всё в голове. Было видно, что ей неприятен этот разговор, но я был рад, что она всё-таки заговорила. Мне стало легче.
Сергей Лукьяненко, «7 дней до Мегиддо» (АСТ)
Сергей Лукьяненко погружает читателя в мир, свободный от пандемии коронавируса, ВИЧ и даже гриппа — вакцины от всех этих болезней человечеству подарили взявшие Землю под контроль инопланетяне. Заодно пришельцы предотвратили ядерную войну, отключили «вредный» для людей интернет и зачем-то разломили Луну на части.
По Москве будущего гуляет молодой сёрчер Максим — он занимается тем, что ищет на земле некие кристаллы и обменивает их на продукты и вещи. Однажды к герою обращается за помощью сестра его бывшего одноклассника Дарина, ныне — Изменённая, то есть мутант. Максим соглашается помочь, влюбляется в Дарину и оказывается в самом центре инопланетных разборок. Он попытается спасти любимую девушку (и, возможно, всё человечество).
«Когда-то давно был анекдот: «Как сделать, чтобы всё в мире стало хорошо? Есть два сценария: реалистический и фантастический. Так вот, реалистический — если к нам прилетят инопланетяне. »
Так и получилось, хотя насчёт «хорошо» можно поспорить.
Я тогда проснулся не сразу; если верить родителям, минут через пять после того, как по всей Москве стали выть сирены. Даже не испугался, только разозлился. Вышел из своей комнаты и обнаружил родителей на кухне. Родители пили дорогущий старый вискарь из роскошной бутылки, подаренной отцу на юбилей, которую он припрятал в баре со словами: «На свадьбе Максима открою».
Меня это почему-то обидело.
Телевизор над столом был включён, звук приглушён, но мигала надпись, призывающая всех жителей Москвы немедленно отправляться в ближайшее убежище. Ну и вдобавок: «Это не учебная тревога».
— Война, что ли? — спросил я недоуменно.
Отец кивнул. И налил виски в третий стакан.
— Ты чего? — сказал я. — Пап, мам, надо в убежище!
Станция метро «Арбатская» недалеко, до неё минут десять, если не спешить. В неё не всех впустят, это точка эвакуации персонала Минобороны. Но у отца есть пропуск, я знал.
— Бесполезно, — ответил отец очень спокойно. — Это центр Москвы, сын. Тут никакие убежища не спасут».
Александр Иличевский, «Исландия» («Альпина Паблишер»)
Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга» Александр Иличевский представляет свой новый роман «Исландия». В данном случае Исландия — бедный район Иерусалима, сыгравший большую роль в книге: именно там живут персонажи.
Главный герой романа решается на необычный эксперимент. В его мозг вживляют кремниевую капсулу, а некоторые функции организма заменяют готовыми алгоритмами. В надежде найти своё место на земле герой отправляется в путешествие по разным городам, от Москвы до Лос-Анджелеса, в то же время погружаясь в собственное прошлое и раскрывая историю своей семьи.
«Сестра за рулём, я рядом, с грузом суточного перелёта под глазами, мать с отцом мрачные и вымотанные. И вдруг сестра рассказывает, что, когда заказывала гроб и прочее, ей по телефону управляющий похоронной конторы сказал напоследок: «Ок, замётано, мы подадим вам белую лошадь».
Едва живая, сестра не поняла сразу и не переспросила, что это за белая лошадь, при чём тут лошадь вообще, и положила трубку. Но ночью проснулась от ужаса: ей снилось, что через весь город мы везём любимую Аришу на повозке, запряжённой белой клячей. Мимо мчатся машины, Ариша сидит, свесив ноги, смеётся и качает головой: «Нет, не доедем!»
Сестра подскочила, разбудила мужа, и они приехали к родителям рассказать про то, что по вине сестры хоронить Аришу мы будем на телеге. Мать, ничего не поняв, расплакалась, а отец задумался и спросил:
— Хорошо. И кто из нас кучер?»
Анджела Ахола, «Скрытые мотивы: Истинные причины нашего поведения» («Альпина Паблишер»)
Название книги доктора психологии из Швеции Анджелы Ахолы говорит само за себя: автор пишет о том, почему на самом деле люди ежедневно совершают те или иные действия — сидят в социальных сетях, сравнивают себя с другими или следят за новостной повесткой.
Ахола выделяет три основных мотива: получение знаний, построение отношений и обретение наибольшего влияния. Автор объясняет, откуда берутся мотивы, как они себя проявляют и какое влияние оказывают на жизнь каждого человека. По её мнению, осознание этих вещей поможет читателям понимать себя, распознавать скрытые мотивы в поступках окружающих, верно расставлять приоритеты и планировать собственную карьеру и жизнь.
«Стадное поведение, по сути, константа для нас, людей. В этом контексте гордость за уникальность своей личности может казаться парадоксальной. Эти противоречивые силы создают внутри нас конфликт. Вы замечали, что люди в одном рабочем пространстве довольно часто выглядят более-менее одинаково? Они одеваются похожим образом и придерживаются целого ряда неписаных правил относительно того, как себя вести, что думать и во что верить. И всё же, вопреки потребности быть похожими друг на друга, мы вовсе не хотели бы прийти на вечеринку и встретить там кого-то в таком же наряде, как у нас. Или, наоборот, попасть на мероприятие и осознать: «О нет, я же вообще не так одет, как я мог настолько неправильно понять дресс-код?!»
В процессе эволюции наш мозг развился как ориентированный на контакт и объединение с другими. Вероятно, именно поэтому люди — господствующий вид на планете. К сожалению, эти же эволюционные приспособления — причина того, что мы загадка для самих себя, с огромным слепым пятном в понимании, кто мы такие и как всё в нас работает».
Виктор Пелевин, Transhumanism Inc. («Эксмо»)
Действие нового романа Виктора Пелевина, как и у Лукьяненко, происходит в будущем. Только это будущее другое: люди получают возможность разделить сознание и тело и уйти жить в «баночное» измерение. Не все — лишь богатые и сильные мира сего. В нашей реальности тем временем остаётся обслуживающий персонал из бедняков и биороботов. Писатель задаётся вопросом: как станут жить люди в это странное время? Какие у них будут проблемы? Видоизменится ли человеческая любовь?
«В связи с нравственным возрождением нашего общества в книге нет мата, но автору всё равно удаётся сказать правду о самом главном», — обещают в издательстве.