царица престрашного зраку что значит это выражение
Царица престрашного зраку что значит это выражение
Автор: Maks Май 1, 2018
XVIII век — удивительное время в российской истории. Он вместил в себя как моменты наивысшего триумфа молодой империи, так и вопиющие случаи произвола высшей власти, действующей против интересов собственного народа и государства. Одним из самых мрачных периодов оказалось десятилетие, на протяжении которого самодержавной правительницей России была племянница Петра Великого — Анна Иоанновна.
На российском престоле неоднократно оказывались люди, совершенно для этого не предназначенные. Кого-то возносил наверх случай, кого-то — хитрые интриги. Анна Иоанновна стала императрицей благодаря и тому и другому. Курляндская герцогиня, выданная замуж на чужбину в 17-летнем возрасте и потерявшая мужа спустя два месяца после свадьбы (герцог Фридрих-Вильгельм постыдно скончался по пути домой из Петербурга из-за неумеренных возлиянии наперегонки с самим Петром Великим), не была создана для большой политики. Больше всего ей хотелось найти человека, который смог бы решать все проблемы, а ей предоставил бы возможность наслаждаться жизнью. Вместо этого она раз за разом оказывалась безвольной игрушкой в руках хитрых царедворцев, стремившихся «пристроить» её с максимальной выгодой для себя.
Порванные Кондиции
Анна Иоанновна не получила практически никакого образования и не обладала исключительным умом от природы. Разумеется, ей не хватало возможностей для того, чтобы противостоять таким мастерам придворных интриг, как, к примеру, светлейший князь Александр Меншиков. Но она была достаточно самолюбива и горда, чтобы никогда не забыть этого.
Когда в январе 1730 года её неожиданно вызвали в Москву и объявили о том, что Верховный тайный совет предлагает дочери Ивана V принять российский престол, Анна не строила иллюзий. Она прекрасно понимала, что в очередной раз, становится разменной монетой в политических играх. Не имея ни сил, ни смелости отказать «верховий кам», она согласилась подписать Кондиции, ограничивающие её власть и превращавшие императрицу в декоративную фигуру. Буквально на положении пленницы её отвезли в подмосковное село Всесвятское.
Но дальше события стали складываться довольно неожиданно. Представители дворянских родов, не входивших в Верховный тайный совет, до которых дошли слухи о «затейке верховников», были возмущены самой идеей об ограничении самодержавной власти. Что немаловажно — на их стороне была и гвардия. Анна Иоанновна не сильно разбиралась в актуальной расстановке сил и вряд ли предавалась размышлениям о природе и традициях самодержавия. Но, что гораздо важнее, она впервые в жизни ощутила, что за ней стоит реальная сила. Племянница Петра решила не упустить этот шанс.
25 февраля (по старому стилю) 1730 года она изорвала подписанные ранее Кондиции и вернула династии Романовых полноценную власть.
Страшная канцелярия
Царствование Анны Иоанновны часто описывается как засилье немцев во всех важных сферах. Это частично соответствует истине, так как самым близким к императрице человеком был Эрнст Иоганн Бирон. Будучи графом Священной Римской империи, а впоследствии герцогом Курляндии, он, естественно, стремился продвигать соотечественников на любые посты, так как доверял им больше, нежели загадочным и несколько пугающим русским. Тем не менее влияние Бирона зачастую изрядно преувеличивают. При дворе происходила борьба нескольких партий, и многие русские дворяне имели большое влияние на государственную политику.
Сама императрица предоставляла своему фавориту и доверенным лицам полную свободу. Став из захолустной герцогини полновластной правительницей гигантской империи, она стремилась извлечь из своего положения максимум удовольствия. Разгульную жизнь при российском дворе вели и до, и после неё. Но именно развлечения Анны Иоанновны запомнились своей небывалой пышностью и мрачной, почти садистской направленностью.
Пережившая немало унижений императрица теперь будто стремилась взять у судьбы реванш, отыгрываясь на тех, кто был заведомо слабее. Провинившихся дворян она превращала в придворных шутов, окружала себя карликами и уродцами, внешность которых любила зло высмеивать. В легенду вошла свадьба шута-князя Михаила Голицына с калмычкой Евдокией Бужениновой, после которой молодожёны должны были провести ночь в специально построенном ледяном доме.
Если что и волновало императрицу всерьёз, помимо развлечений и нарядов, так это слухи о возможных заговорах и непочтительных разговорах о своей особе. Каждый донос она воспринимала со всей серьёзностью и требовала проводить подробнейшие расследования. Занималась этим Канцелярия тайных розыскных дел.
Главным принципом было «слово и дело государево». Выкрикнувший эту формулу давал понять, что готов дать показания, касающиеся бунта, измены или «умышления на его государево здоровье и честь». Этим активно пользовались попавшиеся преступники, которые, стремясь получить помилование или смягчение приговора, были готовы оклеветать кого угодно и придумать чудовищный заговор прямо на ходу, отправив на плаху совершенно невинных людей. Эти семена падали на благодатную почву. За время правления Анны Иоанновны было арестовано и пытано, по крайней мере 4046 человек по делам об измене. Репрессивная машина работала в полную силу: за различные преступления были сосланы в Сибирь более 20 тысяч человек, казнены более тысячи. Известно, что многие люди отправлялись в ссылку после того, как потеряли разум под пытками. Фактически это было равносильно смертному приговору. Некоторые казни совершались тайно, без суда и приговора. Так что подсчитать точное количество жертв маниакальной подозрительности императрицы не представляется возможным.
Из министров в изменники
В 1737 году до Анны Иоанновны дошли слухи, что находящийся в ссылке князь Иван Долгоруков ведёт там слишком разгульную жизнь и говорит некие «важные злодейственные непристойные слова» о ней и Бироне. Князь был немедленно арестован и отправлен в пыточную камеру. Там он признался и в «злодейственных словах», и в том, что его родственники в 1730 году пытались провернуть авантюру с коронацией невесты внезапно умершего от болезни Петра II — Екатерины Долгоруковой. Для этого он лично подделал на завещании подпись покойного. За события семилетней давности несколько Долгоруковых были четвертованы. Вместе с Иваном Алексеевичем на эшафот отправились двое его родных дядей и один двоюродный.
В 1740 году состоялся самый громкий политический процесс времён Анны Иоанновны над кабинет-министром Артемием Волынским. Царедворец отличался довольно прогрессивными взглядами и собрал кружок единомышленников, в котором обсуждал планы по преобразованию внутренней политики, устранению от власти немцев и укреплению позиций российского дворянства. До этого особо не было никому дела, пока Волынский, пользовавшийся доверием и расположением императрицы, не вступил в конфликт с Бироном, который поставил вопрос ребром: «Или мне быть, или ему».
Следствие длилось с апреля по июнь. В итоге Волынский был обвинён в государственной измене. Двоим его товарищам по кружку — Андрею Хрущёву и Петру Еропкину — отрубили голову, остальных сослали. Самого же Волынского приговорили к чудовищной казни. Ему вырезали язык, после чего он должен был сам дойти до эшафота. В последний момент императрица «милостиво» заменила посажение на кол четвертованием.
Слово и дело. Книга 1. «Царица престрашного зраку» (7 стр.)
— А много ли рыбы в нашем неводе? — спросил де Лириа. — И что за выгода нам от вашей духовной дочери — Ирины Долгорукой?
— Она — Долгорукая по мужу, но урождена княжной Голицыной, и в этом, поверьте, герцог, ея главная женская прелесть…
— Какое счастливое совпадение! — заметил де Лириа.
— О да… Долгорукие и Голицыны — их много! А в них — вся сила фамильной знати. Именно через их могущество нам можно обратить заблудший народ к истинной вере. О князе Василии Лукиче Долгоруком вы извещены, герцог: еще в Версале он был тихонько отвращен от презренной схизмы. А ныне он — министр верховный! Государь еще мальчик, душа его — песок, который вельможи бездумно пересыпают в своих пальцах… В сетях моих бьется сейчас прекрасная княгиня Ирина, но невод мой тяжел и без нее!
— Я наслышан о князе Антиохе Кантемире, — напомнил де Лириа.
Длинные пальцы аббата сложились в замок на впалом животе:
— Человек блестящих дарований и… мой искренний друг. Будучи высокого происхождения, князь Антиох не имеет родственных корней средь русской знати. Его корни, там… в Молдавии, откуда вывезли его ребенком! Да, он помогает мне в расстановке невода, хотя и далек от слияния наших церквей. Это ум для ума, слова ради слов, но… где же дело? Сейчас Кантемир переводит для меня благочестивые сочинения Сорбонны на язык московитов. Дружба со мною не мешает ему дружить и с Феофаном Прокоповичем…
После чего разговор двух иезуитов снова вернулся в прежнее русло — они заговорили о Долгоруких. По их мнению, князья Долгорукие вскоре обязательно должны повторить попытку князя Меншикова.
— Дядька царя, — пророчил Жюббе, — наверняка подведет свою дочь Екатерину под царскую корону… То, чего не удалось свершить прегордому Голиафу — Меншикову, то удастся Долгоруким!
— А вас не пугает, аббат, что у русского царя есть соперник? Княжна Екатерина пылко влюблена в имперского графа Миллезимо.
— Только одно мое слово послу Вены, — ответил Жюббе, — и этого цесарца не будет в Москве завтра же. Никто не смеет мешать великому Риму, а нашей церкви выгоден этот брак — брак Долгорукой с императором… Впрочем, — слегка нахмурился Жюббе, — в этой варварской стране молнии иногда разят среди ясного неба, и един всевышний ведает судьбы людские!
Герцог де Лириа встал, и «золотой телец» долго еще качался на его груди, подобно маятнику. На прощание Жюббе подарил ему пачку благовонных бумажек.
— Откуда это у вас, аббат? — удивился посол.
И в ответ ему тонко усмехнулся аббат Жюббе-Лакур:
— Не проговоритесь Риму о моем кощунстве, но Московию я почитаю центром вселенной. Отсюда, из дома Гваскони, мои руки уже протянуты к Шемахе, они бесшумно отворили ворота Небесной империи и даже… Откуда, вы думаете, эти душистые бумажки?
Де Лириа глубоко вдохнул в себя благовонный дым:
— Не могу поверить… Неужели из Тибета?
— Вы угадали, герцог. Солдаты Иисуса сладчайшего уже взошли с крестом божиим на вершины гор загадвчного Тибета… Нет путей в мир Востока иных, нежели путь через Москву.
А за Яузой, что бежала под снегом, в оголенных кустах боярышника и берсеня, уже припекало солнышко…
Граф Альберт Миллезимо, секретарь посольства Имперско-Германского, наслаждался бегом русских коней. Лошадиные копыта взрывали комья рыхлого снега, бился в лицо венского графа сладкий московский ветер… Молодой дипломат не скрывал своего счастья: пусть все видят на Москве — едет жених, едет возлюбленный Екатерины Долгорукой! Счастлива юность — даже на чужой стороне. И думалось с нежностью: «Ах, милая княжна, с ногами длинными, с важной поступью боярышни, скоро блистать тебе на балах в прекрасной Вене!»
— Вон летят сюда галки, — показал служитель Караме. — Не пора ли вам, граф, опробовать свою новую фузею?
— Что бы это значило? — удивился Миллезимо… Первый же гренадер, добежав до посольского возка, рванул Миллезимо из саней наружу, атташе запутался ногами в полсти.
— О, какое лютое наказанье ждет вас за дерзость эту! — кричал он по-чешски, надеясь, что русские поймут его.
Лошади дернули — Миллезимо остался в руках гренадеров, и они поволокли атташе через речку по снегу.
— Куда вы меня тащите? — спрашивал он. На крыльце дома князей Долгоруких стоял, налегке, без шуб, сам хозяин — возможный тесть легковерного цесарца. Гренадеры доволокли Миллезимо и бросили его возле ступеней.
— Любезный князь, — поднялся атташе, — что происходит на глазах всей слободы Немецкой? Я жду ответа и гостеприимства, каким столь часто пользовался в вашем доме.
— Весьма сожалею, граф, что вы попались этим молодцам. Но таково поступлено с вами по воле государевой.
— В чем провинился я? — спросил Миллезимо.
— По указу его величества под страхом наказания свирепого запрещено иметь охоту на тридцать верст в округе Москвы…
В мутном проеме окна Миллезимо вдруг разглядел испуганное лицо княжны Екатерины Алексеевны и загордился сразу:
Царица престрашного зраку что значит это выражение
Восшествие на престол
В начале 1730 года после смерти 16-ти летнего императора Петра II пресекся род Романовых по мужской линии. И тогда верховный тайный совет решил, что дочь Петра I Елизавета, рожденная до вступления государя в брак с Екатериной I, не может претендовать на престол. В связи с этим была приглашена на трон к тому времени вдовствующая герцогиня Курляндская, племянница Петра I Анна Иоанновна.
19 января 1730 года на русский престол поднялась зловещая фигура Анны Иоанновны. Народ с недоверием всматривался в новую императрицу. Была она роста выше среднего, весьма толста и неуклюжа. Ничего женственного нельзя было увидеть в ее облике. Ходила тяжело, говорила басом, манеры и слова были резкие. Одевалась Анна Иоанновна богато, но безвкусно. Была неряшлива в одежде. По утрам за чашкой кофе любила подолгу перебирать свои драгоценности. При этом она проливала часто кофе на одежду и могла потом целый день ходить в той же одежде со следами пятен.
Она с детства отличалась надменностью и злостью. Не получив необходимого воспитания и образования, до конца своей жизни оставалась малограмотной. Возможно, определенную роль сыграло и то обстоятельство, что ее отец Иоанн Алексеевич, брат Петра I, был не слишком силен умом.
В первые годы после восшествия новой императрицы на престол в Петербурге возобновились пожары. Особенно сильные полыхали в 1836-1737 годах. В тот период сгорело более тысячи жилых домов, в том числе и Гостиный двор, находившийся на углу Мойки и Невского. Поджигателей, сведения о которых поступали по доносам, как правило, не проверявшимся, иногда сжигали на пепелищах.
После этих страшных пожаров Петербург был разделен на пять частей и многие улицы получили официальные названия.
Анна Иоанновна часто устраивала “показательные обеды”. Она обедала в открытом павильоне при людях. Рядом с нею сидела ее племянница Анна Леопольдовна, будущая правительница при малолетнем Иоанне Антоновиче, и двоюродная сестра Елизавета Петровна.
После обеда императрица чаще всего ложилась почивать. Эрнест Бирон следовал за ней. Жена Бирона, похожая на карлицу, вместе с детьми в это время уходили на свою половину. По вечерам играли в карты. Иногда при дворе давали представления немецкие или итальянские труппы. Анне Иоанновне особенно нравились сцены, в которых показывали драку. И чем драка была грубее, тем громче смеялась императрица.
Вскоре после воцарения Анны Иоанновны началось строительство третьего по счету Зимнего дворца по проекту Франческо Растрелли, которого на русский манер называли Варфаломеем Варфоломеевичем. За все десять лет своего правления Анна Иоанновна постоянно в этом дворце не жила. Он ей не нравился, и она несколько раз требовала от архитектора, чтобы он перестраивал интерьеры дворца.
Тайная канцелярия
Тайная канцелярия находилась на Садовой улице, на том ее участке, который занимает нынешний дом №12.
Здесь всем заправлял граф Андрей Иванович Ушаков. Чин генерал-аншефа и сенатора он получил в период правления Анны Иоанновны. Это был весьма жестокий человек, одно имя которого вызывало ужас у петербуржцев. Семнадцать лет он возглавлял это грозное учреждение. Несмотря на то, что он сам часто присутствовал на всех изощренных пытках, был он нежно любящим отцом единственной своей дочери Екатерины. Она была фрейлиной императрицы, которая принимала участие в ее замужестве. А мужем Екатерины Андреевны стал российский посол во многие зарубежные страны Петр Чернышов. Был он, по-видимому, внебрачным сыном самого Петра Великого.
Тайная канцелярия выполняла в основном роль пытошного места. Ушаков обладал способностью выведывать чужие мысли, что особенно ценилось Эрнестом Бироном и Анной Иоанновной. Императрица часто сама присутствовала на пытках. Вид крови, очевидно, приятно волновал ее. За период правления этой императрицы более двадцати тысяч человек были либо лишены чести, достоинства, состояния, либо сосланы или поплатились жизнью. Тайную канцелярию стали именовать тайной сыскной канцелярией.
Были у нее подвальные помещения, где стояли дыбы. Стены были толстые, и крики истязаемых прохожие не слышали. Но они знали об этом месте и старались обходить его стороной.
К концу царствования Анна Иоанновна получила прозвище “царицы престрашного зраку”. А еще ее называли Анной Кровавой.
Предание о явлении двойника передавалось из поколения в поколение. Возможно, оно родилось в народе, мечтавшем о кончине страшной императрицы. И, может быть, слух о двойнике Анны Иоанновны возник еще и от того, что после ее смерти власть захватила ее племянница, которую тоже звали Анной, и которая была своим характером отчасти похожа на “царицу престрашного зраку”. Впрочем, власть второй Анны была недолгой.
Царица престрашного зраку
Хм.. Аннотация очень строго-холодная, как, надо полагать, и сама поэтесса, судя по представленному фото на аватаре*. Причем, «строгая поэтесса» также строго предупреждает, что, мол.. «личку здесь не смотрю..» и ваще.. «добавляйтесь-ка в друзья в ВК и в мои группы..» М-да.. Серьезный критик, надо полагать, заходит на страницы мои..
Ну, что жа. Давайте и мы заглянем на странички «царицы престрашного зраку», как назвал В. Пикуль одно из своих замечательных произведений.
Оу. «строгая поэтесса», видать, не только сочиняет, но еще и исполняет свои произведения под музыкальное сопровождение. Что ж, отрадно.
Забираемся на одну из ютубовских площадок и слушаем. Что же там?
«Не оглядывайся назад»?
Пронзительный взгляд, пытающийся уничтожить.. не меньше. зрителя, и пронзительный голос, который пронзительно же произносит:
«Тебя прошлое уничтожит. «
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить.
И у Пушкина встречаем мы множество таких же мотивов. Но я бы выделил из всего немеркнущие в веках строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный..».
А у Тараса Шевченко это выражено совершенно в откровенной, милостивой и изящной форме:
Как умру, похороните
На Украйне милой,
Посреди широкой степи
Выройте могилу,
Чтоб лежать мне на кургане,
Над рекой могучей,
Чтобы слышать, как бушует
Старый Днепр под кручей.
А что же пытается проповедовать «русская поэтесса» со взором «царицы престрашного зраку»? Честное слово, для меня сие осталось, если не загадкой, то уж, наверняка, вопрошающим взглядом на прочитанное и услышанное.
Но, к радости своей, вспоминаются рассказы ветеранов и современников той ужасной войны. При всех страхах, бомбежках, смертях и прочих атрибутах «проклятой войны» люди, в целом, тянулись все-таки к прекрасному. На войне читали классику, смотрели кинокомедии, стихи писали.. о любви и прекрасной будущей жизни. Кто знает, но может быть и это тоже помогало победить.
Что ж, сейчас это модное в определенных кругах занятие. Правда, к самому театру, скорее всего, это действо имеет небольшое отношение. Если вообще имеет. Почему? Ну, скорее всего, тут преследуется цель обыкновенного «самовыражения». Не более. Впрочем, читатели вольны оспорить обозначенную точку зрения.
Но к сведению читателей, да и самой «строгой поэтессы», театр «Партер», который создавался нами, и в котором имею честь служить, ревностно относится к изначальным русским театральным традициям. И всецело развивает их. (Не рекламы ради, а информации: одно из недавних интервью труппы на радио. youtube.com/watch?v=iAbUgja5-nE) Но всё это детали.
Слово и дело. Книга 1. «Царица престрашного зраку» (43 стр.)
— Вы, сударь, кто? — спросил его Сумароков.
— Я шут герцогини, по прозванью — Авессалом.
— А я русский дворянин, — вспылил Сумароков, — и камер-юнкер принца Голштинского… И мне обед подает какой-то шут?
Авессалом откинул волосы со лба, рассмеялся скрипуче:
— Вам подает обед не шут, а польский шляхтич Лисневич, который по бедности служит в шутах. А разве в России нет шутов из дворян? Ого! Я ведь знаю их — Балакирева, Тургенева, Васикова!
Петр Слиридонович поел, и снова явился Бирен — с запиской: Анна Иоанновна просила доверять Бирену, как самой себе. Сумароков передал письмо от графа Ягужинского.
150 — Ея величество, моя госпожа, сумеет отблагодарить вас…
И снова громыхнули засовы на дверях. Тюрьма!
— Эй, люди-и-и… — Но голос замер, сдавленный камнем.
Курляндские рыцари умели строить. На крови рабов стоит тяжкий фундамент. Миллионы свежих яиц раскокали рыцари в Вирцау: желток выбросят, а белок яичный в замес опустят. И тем замесом на белках скрепят кладку. Веками оттого нерушимо стоят курляндские замки. В одной зале пируют рыцари, а за стеной человека огнем жгут. И пирующие не слышат стонов его, а мученик не слышит звона кубков и голосов веселых…
Настала минута, для России ответственная, как никогда. Анна Иоанновна еще раз перечла кондиции. Лицо замкнулось, посерело — не угадать, что в сердце ее бушует. На голове герцогини, словно шапка на подгулявшей бабе, съехала набок курляндская корона. Тяжело сопели над нею генералы — Голицын с Леонтьевым.
— Перо мне! — велела, а глазами косить стала.
Анна Иоанновна локтем по столу поерзала, примериваясь. И вдруг одним махом она те кондиции подписала.
«По сему обещаюсь все безъ всякаго изъятия содержать.
Раздался вой — это зарыдал Бирен: теперь Анна уедет, а рыцари залягают его здесь, как собаку, своими острыми шпорами…
Кондиции подписаны! И Василий Лукич уже со смелой наглостью пошел прямо на Бирена.
— Сударь, — сказал, — дела здесь вершатся русские, а посему прошу вас сие высокое собрание покинуть и более не возвращаться.
Бирена он выталкивал, а сам за Анной следил: мол, как она? Анна Иоанновна — хоть бы что: по углам глазами побегала, щеки раздула и осталась любезна, как будто не друга ее выгнали:
— Гости мои радостные, милости прошу откушать со мною!
За столом Василий Лукич пытать ее начал:
— Благо, матушка, люди здесь не чужие собрались, так поведай от чистого сердца: кто донес тебе об избрании ранее нас?
— Да будет тебе, Лукич! От тебя первого радость познала…
А князь Михаила Голицын локтем в салат заехал, дышал хрипло:
— Тому не бывать, чтобы немцы тебе в ухо дудели… Не забывай, государыня, что ты русская, и оглядки в немецкий огород не имей!
После обеда депутаты, вина для себя не пожалев, раскисли и пошли отсыпаться после качки в шлафвагене. А герцогиня, руки потирая, вся в испуге и страхах ужасных, Бирена позвала:
— Что делать-то нам теперь? Подозревают нас…
Бирен в ответ показал ей ключ от погребов, шепнул на ухо:
— Гонец от Ягужинского… вот его и выдадим!
— Ладно ль это? Ведь он с добром прибыл…
— Не забывайте, — ответил Бирен, — что Сумароков камер-юнкер двора голштинского. А голштинцы имеют претендента на престол русский — «кильского ребенка»… Чего жалеть?
— Да ведь забьют его, коли выдать.
— А тогда, — поклонился Бирен, — вам придется выдать Левенвольде, Рейнгольд не щепетилен в вопросах чести: он выдаст русским Остермана. А… что вы будете делать без Остермана?
Под вечер в замке Вирцау все неприлично зевали. Анна Иоанновна задремала. Послышались шаги. Но это был не Бирен, а Василий Лукич Долгорукий, друг старый, любитель опытный.
— Лукич, в уме ли ты? — отбивалась Анна. — Я и старый-то грех с тобой едва замолила, а ты в новый меня искушаешь…
И казалось Лукичу, что всходила звезда — звезда его «фамилии»!
Паж Брискорн вчера подслушал разговор герцогини с камергером о Сумарокове. «Какая низость… Но я же — рыцарь!» — сказал себе мальчик и разбудил волосатого шута Авессалома:
— Послушай, что я узнал… Ведь мы с тобой — самые благородные люди в этом проклятом замке Вирцау!
Снова грохнули тюремные засовы — Сумароков встал.
— Сударь, — сказал ему Авессалом, — вам грозит опасность. Но мы ваши друзья: шут и паж… Добрый Брискорн уже приготовил вам лошадь, я проведу вас через замок, чтобы никто не видел…
Паж Брискорн вручил Сумарокову поводья скакуна:
— А в саквы я положил ветчины и хлеба. Прощайте! Петр Спиридонович нагнулся и поцеловал пажа в висок:
— Прощай, мой мальчик. Ты — настоящий рыцарь! Анна Иоанновна снова позвала к себе Бирена:
— Силушек моих нет больше. Измучили депутаты: велят признаться. Голштинского выкормыша отдать придется. А то худо нам будет.
Бирен навестил депутатов, взмахнул перед ними шляпой:
— Высокопоставленные и важные депутаты! Я терплю от вас множество неудобств. И — видит бог — напрасно терплю. Вы и сами сейчас убедитесь в этом. Моя госпожа, по слабости женской и простительной, не желала огорчать вас в радости. Но… (Бирен достал ключ от погребов) прошу вас, — сказал, — за мной следовать, и вы получите агента тайного.
Открыли погреб — пусто: Сумарокова не было.
— Ты еще дурачить нас смеешь? — закричали депутаты. Бирен пошатнулся, но тут же пришел в себя:
— Он не мог отъехать далеко. А мои конюшни славятся на всю Митаву, хотя я и беден… Скачите!