Ночь и тишина земля объята сном
Царевна-лягушка. Часть вторая
Несколько проходит дней.
Царь сзывает сыновей,
Речь такую молвит он:
«Сыновья! Для ваших жён
Я задумал испытанья.
Первое для них заданье
На умение и труд:
Пусть рубахи мне сошьют.
И чтоб радовали взоры
По ним вышивки узоры!»
Вот Иван домой пришёл,
В горькой думе сел за стол.
На столе с водою кружка,
В ней сидит его лягушка:
«Что, Иван, тебя печалит?»
Царский сын ей отвечает:
«Жёнам всем во испытанье
Дал наш батюшка заданье:
Надобно рубаху сшить,
Вышивкой узор завить…»
Говорит лягушка вдруг:
«Не печалься, милый друг!
Лучше спать ложись скорее –
Утро вечера мудрее…»
Ночь сгустилась за окном,
Спит Иван спокойным сном,
Не до сна одной лягушке:
Тихо выбралась из кружки,
Со стола на лавку – прыг!
И в один короткий миг –
Только пола лишь коснулась –
Красной девой обернулась:
Василисою Премудрой,
Ясноокой, златокудрой.
Красоты – нет слов сказать,
Только в сказке описать!
Словно чистый снег бела,
Словно солнца луч мила;
В частых звёздах сарафан
Облегает стройный стан;
Очи ясны, а движенья –
Ветра лёгкого скольженье.
Свечи на столе зажгла,
Для рубахи ткань взяла;
Вдев в иглу златую нить,
Стала вышивать и шить.
В нежном свете перламутра
Над землёй восходит утро.
Встал Иван, глядит на стол:
«Что за чудо?!», подошёл…
На столе лежит рубаха,
Вся в узорах, в райских птахах,
По всей вышивке богато
Серебро горит и злато.
Не рубаха – чистый жар!
«Отнеси, Иван, мой дар
Батюшке царю с поклоном», –
Ласково-премудрым тоном
Говорит ему лягушка.
«Ну, спасибо, мил подружка!»
За день подустав от дел,
Скоморохов царь смотрел.
Те его смешили всяко:
Этот брешет как собака,
Тот – растеребил мочалку,
Привязал её на палку
И верхом на палке скачет.
Царь от хохота аж плачет!
Но пришлось забыть о смехе:
Делу – время, час потехе.
Сыновья к царю пришли,
По рубахе принесли.
Взял он в руки, не без страху,
От боярыни рубаху:
«Ишь, нашили! Не пойму,
Как смотреть, и что к чему.
Скоморохи! Вам рубаха!» –
И швырнул её с размаха.
Взял рубаху от купчихи:
«Ишь, какие есть портнихи!
Не рубаха, а халат –
Мне как раз до самых пят!»
Принял царь дар от Ивана.
Вся рубаха гладко ткана,
Ладно сшита, а узоры
Так и вьются, теша взоры.
Средь узоров дивны птицы,
Каждая с лицом девицы –
Крылья вольно простирают,
Перья золотом играют.
Не рубаха – прямо диво,
Вся пылает как огниво!
Царь рубаху взял, надел –
Словно вдруг помолодел.
«Не видал одёж красней
Даже у других царей! –
Восхитился царь-отец. –
Ну, лягушка, – молодец!
Вот второе им заданье,
Но уже не вышиванье:
Пусть мне к утреннему чаю
Испекут по караваю.
Чтобы был душист и сладок!
Я на сласти, грешен, падок».
Вот Иван домой пришёл,
С тяжким вздохом сел за стол.
На столе всё та же кружка,
Рядом с ней сидит лягушка:
«Что, Иван, опять печалит?»
Царский сын ей отвечает:
«Жёнам всем во испытанье
Вышло новое заданье:
Надо к утреннему чаю
Вам испечь по караваю…»
Говорит лягушка вдруг:
«Не печалься, милый друг!
Лучше спать ложись скорее –
Утро вечера мудрее…»
Сон объял поля, дубравы,
Дремлют церквы златоглавы,
Всюду ночь и тишина…
Лишь лягушке не до сна:
Со стола на лавку – прыг!
И в один короткий миг –
Только пола лишь коснулась –
Василисой обернулась.
Тихо к мужу подошла,
По кудрям чуть провела:
«Спи, мой сокол! Твои сны
Будут пусть добра полны.
Не взойдёт ещё заря,
Испеку хлеб для царя…»
Царь садился чай испить.
Начал слуг всех торопить:
Самовар чтоб раздували,
Стол скатёркой покрывали.
Птахи ждали тут как тут,
Когда крошек им дадут.
Царь велел, чтоб на окно
Им насыпали пшено.
Вскоре сыновья пришли,
Караваи принесли.
Первым хлеб поднёс Данила
(Если это хлебом было).
Царь тот хлеб поизучал,
По нему чуть постучал:
«Может я совсем ослеп?!
Это камень, а не хлеб!»
Хлеб поднёс тут Гавриил
(Если хлеб тот хлебом был).
Взялся царь за каравай
И прилип, хоть отрывай:
«Не могу сойти я с места!
Где здесь хлеб?! Сырое тесто!»
Тут свой хлеб поднёс Иван.
Каравай душист, румян,
Сладким мёдом ароматен,
Для стола любого знатен.
Всё в нём есть: изюм, цукаты…
Дивный дух на все палаты!
Каждый, кто его вдохнул –
Не хотел, слюну сглотнул.
Отломил царь хлеб на пробу,
Съел цукат, откушал сдобу:
«Вот так хлеб! Вот так услада!
К чаю мне такой и надо…
Мне теперь твоя жена
Его чаще печь должна.
А сегодня, мои дети,
Будет пир, какой на свете
Много лет я не давал.
Вас я первыми позвал.
В полдень чтобы все пришли
И супружниц привели…»
В дом Иван вернулся свой,
Буйною поник главой,
Опечален – чуть не плачет.
По столу лягушка скачет:
«Что, Иван, ещё печалит?»
Ей царевич отвечает:
«Царь на пир велел прийти,
Жён с собою привести.
Ты – лягушка, как же я
Приведу на пир тебя. »
Говорит лягушка вдруг:
«Не печалься, милый друг!
Позже я на пир прибуду.
Как начнётся звон повсюду,
Стук да гром – пусть не боятся,
Ты скажи: «Что волноваться?
Это шум от лягушонки,
Ко мне едет в коробчонке…»»
Размышления у парадного подъезда
Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь — в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. «Допусти», — говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»,
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами…
А владелец роскошных палат
Еще сном был глубоким объят…
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру…
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя, —
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны, — как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу… герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.
Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу? —
Безопасней… Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье…
Не беда, что потерпит мужик;
Так ведущее нас провиденье
Указало… да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут… Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой.
Волга! Волга. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, —
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил.
Ночь и тишина земля объята сном
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Любимые стихи K.P. Пейзажная и философская лирика
Бывают светлые мгновенья:
Земля так несравненно хороша!
И неземного восхищенья
Полна душа.
Творцу миров благоуханье
Несет цветок, и птица песнь дарит:
Создателя Его созданье
Благодарит.
О, если б воедино слиться
С цветком и птицею, и всей землей,
И с ними, как они, молиться
Одной мольбой;
Без слов, без думы, без прошенья
В восторге трепетном душой гореть
И в жизнерадостном забвенье
Благоговеть!
* * *
Зарумянились клен и рябина,
Ярче золота кудри берез,
И безропотно ждет георгина,
Что спалит ее первый мороз.
Только тополь да ива родная
Все сдаваться еще не хотят
И, последние дни доживая,
Сохраняют зеленый наряд.
И, пока не навеяло снега
Ледяное дыханье зимы,
Нас томит непонятная нега,
И печально любуемся мы.
Но промчалося лето с весною,
Вот и осени дни сочтены.
Ах, уж скоро мы с этой красою
Распростимся до новой весны!
Роковая, неизбежная,
Подползла, подкралась ты,
О, губительница нежная
Милой летней красоты!
Обольстительными ласками
Соблазнив и лес, и сад,
Ты пленительными красками
Расцветила их наряд.
Багряницей светозарною
Ты по-царски их убрав,
Сдернешь прихотью коварною
Ризу пышную дубрав.
Но пока красы обманчивой
Не сорвала ты с лесов,
Сколько прелести заманчивой
В этой радуге цветов!
Скоро с кротостью печальною
В увяданья тихий час
Сад улыбкой нас прощальною
Подарит в последний раз.
И с порою грустью веющей
Я безропотно мирюсь
И природе вечереющей
Побежденный отдаюсь.
О, тишина
Глуши безмолвной, безмятежной!
О, белизна
Лугов под пеленою снежной!
О, чистота
Прозрачных струй обледенелых!
О, красота
Рощ и лесов заиндевелых!
Как хороша
Зимы чарующая греза!
Усни, душа,
Как спят сугробы, пруд, береза.
Светлей снегов
Твои да будут сновиденья
И чище льдов
Порывы сердца и стремленья.
У ней учись,
У зимней скудости прелестной
И облекись
Красою духа бестелесной.
* * *
Какой восторг! Какая тишина!
Благоуханно ночи дуновенье;
И тайною истомой усыпленья
Природа сладостно напоена.
Тепло. Сияет кроткая луна.
И очарованный, в благоговенье
Я весь объят расцветом обновленья,
И надо мною властвует весна.
Апрельской ночи полумрак волшебный
Тебя, моо стих мечтательно-хвалебный,
Из глубины души опять исторг.
Цветущую я созерцаю землю
И, восхищен, весне и ночи внемлю.
Какая тишина! Какой восторг!
* * *
Озеро светлое, озеро чистое,
Гладь, тишина и покой!
Солнце горячее, солнце лучистое
Над голубою волной!
О, если б сердце тревожное, бурное
Так же могло быть светло,
Как это озеро в утро лазурное,
Только что солнце взошло!
* * *
Мне снилось, что солнце всходило,
Что птицы очнулись от сна
И стаей неслись легкокрылой
Поведать природе унылой,
Что скоро вернется весна!
То сном мимолетным лишь было,
Обманчивым призраком грез:
Нет, солнце еще не всходило,
И в мире царили уныло
И льды, и снега, и мороз!
И прежнего боле тоскуя,
Душа нетерпенья полна,
Я жду твоего поцелуя,
Дождаться тебя не могу я,
Весна, молодая весна!
* * *
Садик запущенный, садик заглохший;
Старенький, серенький дом;
Дворик заросший, прудок пересохший;
Ветхие службы кругом.
Несколько шатких ступеней крылечка,
Стекла цветные в дверях;
Лавки вдоль стен, изразцовая печка
В низеньких, темных сенях;
В комнате стулья с обивкой сафьяной,
Образ с лампадой в углу,
Книги на полках, камин, фортепьяно,
Мягкий ковер на полу.
В комнате этой и зиму, и лето
Столько цветов на окне.
Как мне знакомо и мило все это,
Как это дорого мне!
Юные грезы! Счастливые встречи
В поле и в мраке лесном.
Под вечер долгие, тихие речи
Рядом, за чайным столом.
Годы минувшие, лучшие годы,
Чуждые смут и тревог!
Ясные дни тишины и свободы!
Мирный, родной уголок!
Ныне ж одно только на сердце бремя
Незаменимых потерь.
Где это доброе старое время?
Где это счастье теперь?
* * *
О, как люблю я этот сад тенистый!
Со мною здесь лишь птицы да цветы.
Беспечно я вдыхаю воздух чистый
Здесь, вдалеке от светской суеты.
Как я им рад, певцам крылатым неба,
Когда, слетясь доверчивой семьей,
Клюют они, порхая, крошки хлеба,
Что любящей им сыплю я рукой!
А вы, питомцы северного лета,—
Цветы мои,— я каждого из вас,
Лишь расцветет, улыбкою привета
Люблю встречать, счастливый всякий раз.
О, милый сад, приют отдохновенья,
Приветливой и мирной простоты!
Ты мне даришь часы уединенья,—
Со мною здесь лишь птицы да цветы.
* * *
Еще и марта нет, а снег
Уж тает, обнажая землю.
Я вешних вод веселый бег
Опять, обрадованный, внемлю.
Струи взломали хрупкий лед,
Грачи обратно прилетели.
Пройдет еще две-три недели —
И мир воскреснет, зацветет.
Пригрей, о, солнце, землю лаской
Твоих живительных лучей
И оживи весенней сказкой
Глухую мертвенность полей!
Зазимовавшею душою
Пора очнуться ото сна:
Добра и света дай, весна,
И мне в борьбе со злом и тьмою!
* * *
Ах, эта ночь так дивно хороша!
Она томит и нас чарует снова.
О, говори: иль не найдется слова,
Чтоб высказать все, чем полна душа?
В такую ночь нельзя владеть собой,
Из груди сердце вырваться готово.
Нет, замолчи: что может наше слово
Пред несказанной прелестью такой?
* * *
Ни звезд, ни луны. Небеса в облаках.
Ветер замер. В лесу тишина.
Не дрогнёт ни единый листок на ветвях.
Эта ночь тайной неги полна!
Ни слез, ни борьбы, позабыт мир земной,
И одна лишь в душе благодать.
В упоеньи так сладостно с нежной тоской
Этой ночи безмолвной внимать!
Она овладела таинственно мной.
Ожидая чего-то, стою.
Полновластная ночь, я один пред тобой:
О, поведай мне тайну свою!
* * *
Что за краса в ночи благоуханной!
Мечтательно ласкает лунный свет;
Небесный свод, как ризой златотканной,
Огнями звезд бесчисленных одет.
О, если б там, в стране обетованной,
Где ни забот, ни слез, ни горя нет,
Душе расцвесть красою первозданной,
Покинув мир страданий, зол и бед!
Но, может быть, там суждено забвенье
Всего того, чем в нежном умиленье
Здесь на земле пленялася душа?
Нет, будем жить! Хоть скорбью и тоскою
Больная грудь сжимается порою,
Хоть страждем мы, но жизнь так хороша!
К КОНЦУ ЗИМЫ
Чем солнце зимнее теплее,
Тем ослепительней снега;
А нагота ветвей в аллее
Все так же мертвенно строга.
Хоть не сдают еще морозы —
Но жизни чуется прилив,
И светлые роятся грезы,
Печаль унылую сменив.
Назло зиме, где в полдень жарче,
Уж тает ледяной наряд,
И капли с крыш алмазов ярче
Слезами счастия горят.
Уже не хохлится сонливо
Семья домашних голубей
И суетится хлопотливо,
Купаясь в золоте лучей.
Царица Ночь изнемогает,
Дню покоряясь, как царю,
А он все шире раздвигает
Утра и вечера зарю.
И крыльев плеск, и воркованье,
И жизнерадостные сны,
И всепобедное сиянье —
Все веет близостью весны.
ОСТАШЕВО
Люблю тебя, приют уединенный!
Старинный дом над тихою рекой
И белорозовый, в ней отраженный
Напротив сельский храм над крутизной.
Сад незатейливый, но благовонный,
Над цветом липы пчел гудящий рой;
И перед домом луг с двумя прудами,
И островки с густыми тополями.
Люблю забраться в лес, поглубже в тень;
Там, после солнцем залитого сада,
Засушным летом, в яркий знойный день
И тишина, и сумрак, и прохлада.
Люблю присесть на мхом обросший пень:
Среди зеленой тьмы что за отрада,
Когда в глаза сверкнет из-за дерев
Река, зеркальной гладью заблестев!
Под ельника мохнатыми ветвями
Таинственный, суровый полумрак.
Ковер опавшей хвои под ногами;
Она мягка и заглушает шаг.
А дальше манит белыми стволами
К себе веселый, светлый березняк
С кудрявою, сквозистую листвою
И сочною, росистою травою.
Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет
Ступенями тропа на холм лесистый;
Над нею старых елей мрачный свод
Навис, непроницаемый, ветвистый,
И потайной пробился в чаще ход.
Там аромат обдаст меня смолистый.
В густой тени алеет мухомор
И белый гриб украдкой дразнит взор.
Другой овраг. Вот мост желтеет новый.
С него взберусь опять на холм другой,
И прихожу, минуя бор сосновый,
К ответному обрыву над рекой.
Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,
Далекий бег и заворот крутой,
Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга
Прибрежнего напротив полукруга.
А вдалеке на берегу наш дом
С колоннами, классическим фронтоном,
Широкой лестницей перед крыльцом,
Двумя рядами окон и балконом.
— Смеркается. Малиновым огнем
Река горит под алым небосклоном.
Уж огонек между колонн в окне
Из комнаты моей сияет мне.
Домой, где ждет пленительный, любимый
За письменным столом вседневный труд!
Домой, где мир царит невозмутимый,
Где тишина, и отдых, и уют!
Лишь маятник стучит неутомимый,
Твердя, что слишком скоро дни бегут.
О, как душа полна благодаренья
Судьбе за благодать уединенья!
Давно черемуха завяла,
И на сирени средь садов
Уж не качались опахала
Благоухающих цветов.
По длинным жердям хмель зеленый
Вился высокою стеной,
И рдели пышные пионы,
Нагнувшись низко над травой.
Гляделись звезды золотые
В струи прозрачные реки,
И словно очи голубые
Во ржи синели васильки.
Мы дождались средины лета,
Но вешних дней мне было жаль,
И с этой радостью расцвета
Прокралась в душу мне печаль.
Лишиться вновь мне страшно стало
Всего, чем жизнь так хороша,
Чего так долго сердце ждало,
Чего так жаждала душа!
* * *
Как хорошо бывало летом
В цветущем садике моем,
Так жарко, знойно так пригретом
Горячим солнечным лучом!
Тот запах липового цвета,
Уж я вдыхал его, вдыхал!
Прошли те дни тепла и света,
Когда весь мир благоухал,
Когда душистого горошка
Так много было под окном.
А уж теперь моя дорожка
Опавшим устлана листом,
Мои березки пожелтели,
Уж осыпается мой сад.
И мне сдается: не во сне ли
Весь этот радужный наряд,
Которым, как в волшебной сказке,
Была разубрана земля,
Весь этот блеск, все эти краски,
Всю эту прелесть видел я!
* * *
Как пленительно-тихо в отцветших полях!
Наша осень полна обаянья:
Сколько прелести в грустных, безжизненных днях
Этой кроткой поры увяданья!
Воздух влажен и свеж, облетают листы,
Тучи кроют лазурь небосвода,
Безответно, безропотно блекнут цветы,
И покорно зимы ждет природа.
Не блаженство ли этой внимать тишине,
Где пред смертью покорность такая?
Так же мирно навеки уснуть бы и мне,
Без напрасной борьбы угасая!
ВРЕМЕНА ГОДА
О, радость утра ясного весной!
Ты ласточек навеяна крылами.
Вы, незабудки, споря с небесами,
Так празднично убрались бирюзой.
О, летний день! Сияя над землей,
Ты теплыми даришь ее лучами
И мака знойными во ржи цветами
И жаворонка песней заливной.
О, золотистость осени печальной!
Скорбь увяданья, грусти красота
И журавлей отлет зарей прощальной.
О, зимней ночи жуть и нагота!
Зловещий ворон в белизне хрустальной
И лунный свет, и глушь, и немота.
* * *
Улыбка радостная Мая
И первой ласточки прилет!
Земля цветет, благоухая,
И соловей в саду поет.
Его певучей внемля сказке,
Я в ночь гляжу — не нагляжусь
И словно материнской ласке,
Как нежный сын, ей отдаюсь.
Заря не меркнет. Небосвода
Неугасима глубина.
Благодарю, о, мать-природа!
Как хороша твоя весна!
* * *
Распустилась черемуха в нашем саду,
На сирени цветы благовонные;
Задремали деревья. Листы, как в бреду,
С ветром шепчутся, словно влюбленные.
А отливы заката, алея, горя,
Синеву уж румянят небесную:
На весну наглядеться не может заря,
Жаль покинуть ей землю чудесную.
Напоенный душистым дыханьем берез,
Воздух в юную грудь так и просится, —
И, волшебных, чарующих полная грез,
Далеко моя песня разносится!
* * *
Опять томит очарованьем
Благоуханная весна,
Опять черемухи дыханьем
Ее краса напоена.
Нежнозеленою, сквозистой
Оделись дымкою леса,
Струей повеяло душистой,
Лаская, греют небеса.
Мне запах милый и знакомый
Былое в сердце воскресил:
Объятый тайною истомой,
Прилив учуя свежих сил,
Дышу черемухи дыханьем,
Внимаю жадно соловью,
Весь отдаюсь весны лобзаньям
И — очарованный — пою.
* * *
Отцветает сирень у меня под окном,
Осыпаются кисти пушистые.
Уж пахнуло, повеяло летним теплом;
Гуще зелень берез; солнце знойным лучом
Золотит их стволы серебристые.
Скоро лето придет и опять уберет
Васильками всю ниву зеленую;
Скоро жимолость в нашем саду зацветет,
И опять незабудками сплошь зарастет
Мшистый берег над речкой студеною.
Скоро скошенным сеном запахнет кругом.
Как бы досыта, всласть грудью жадною
Надышаться мне этим душистым теплом,
Пока мир ледяным не уснул еще сном,
Усыпленный зимой безотрадною!
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Гром затих. Умчались тучи,
Бурю ветром унесло;
Снова блещет полдень жгучий,
В небе ясно и светло:
В сад скорее! Потенистей
Мы дорожку изберем;
Зелень здесь еще душистей,
Теплым вспрыснута дождем.
Хорошо нам здесь на воле,
И так дышится легко!
Посмотри, как это поле
Разостлалось широко!
Здесь зеленый всходит колос
Средь раздольной ширины.
Слышишь: жаворонка голос
Льется с синей вышины.
В той дали голубоватой
Ослепленный тонет взор.
Так и тянет нас куда-то
В тот заманчивый простор!