Ни очем не хочется думать или бродят мысли и воспоминания неясные как сон
Ни очем не хочется думать или бродят мысли и воспоминания неясные как сон
Высокий, черный, с острой бородкой клинком, в мягкой шляпе, очень похожий на француза или на итальянца, бывший студент технологического института. Красавец — и когда пел басом, под окнами толпой собирались слушатели.
Небольшого роста, коренастый, рябой, с серыми глазами, в которых искрились задор и насмешка, рабочий, ткач, с одной из фабрик центральной России. И у него жена — простое круглое лицо. И когда на нее смотришь — на душе просто, спокойно и ясно. Если б мужа вели на казнь, она пошла бы вместе в петлю так же просто и спокойно, как шла развешивать белье на дворе или в кухню готовить на всю нашу братию обед.
Четвертый — барин, с тонкими, аристократическими чертами, всегда корректно, изысканно одетый, необыкновенно изящный, человек с огненной речью, но сквозь очки глядели крохотные, подслеповатые, почти свиные глазки, и это портило красивое лицо. Мы звали его Патрицием.
Пятая. что сказать? Коса по спине, карие глаза, стройно охватывающий кожаный пояс. Как часы таинственного мастера с чудесной мелодией и с маятником, на полувзмахе остановившимся. Куда-то мимо нас глядела она со спокойно-невозмутимым лицом, куда-то мимо той жизни, которою мы жили. А может быть, никакой и мелодии не было, и мы напрасно ждали, — все равно маятник был неподвижен, и мы ничего не знали.
Да и все мы — как остановившиеся на ходу часы. Наши сердца, мысли, чувства оборвались, замерли, когда нас вырвали из родной обстановки, из родных городов, от семей, от деятельности, от милой товарищеской среды, от всего уклада торопливой, молодой, бурливой жизни. Мы ходили, смеялись, работали, бывали и столкновения, мирились, но все это было пока, временно, точно настоящее остановилось, замерло под слоем повседневно-неизбежных мыслей, забот и дел, замерло в молчаливо-напряженном ожидании, когда снова пойдет качаться маятник настоящей, цельной, полной жизни.
В моих жилах несомненно течет древняя скифская кровь. Иначе отчего же я так тоскую по милым степям, без предела и границ раскинувшимся в сухой и жаркой дымке, кругом облегающей? И небо так же без предела и границ раскинулось, подернутое неуловимо-сухой, горячей дымкой.
Да, скифская-то скифская, но когда я гляжу в зеркало, оттуда глядят на меня широчайшие скулы самого недвусмысленного татарского или калмыцкого происхождения и рассевшийся между скулами необузданных размеров нос. И я, сдвинув брови, отворачиваюсь от зеркала — нет, никогда никто меня не сможет полюбить.
Я отворачиваюсь и иду работать — у нас столярная мастерская. Визжит пила, свистит рубанок, но без песен сумрачно, и обыкновенно за работой мы наперебой заливаемся, как чижи. Или, подымаясь к себе на чердак, который почему-то все звали мезонином, где моя комната, и, заперев двери, тайно пишу, а чаще подхожу к окну и сумрачно гляжу в тусклые стекла.
Отсюда виден весь громадный город — в нем полторы тысячи жителей, одна улица, два переулка и густо и сочно поросшая травой площадь, и он весь — из старого, прогнившего дерева. Деревянные провалившиеся, почернелые крыши, почернелые срубы домов, деревянные с выпавшими досками тротуары, деревянная колокольня, темненькая церковка, потемнелый деревянный острог.
Точно старый, проросший, обомшевший черный гриб.
А за городом могучая северная река несет полные воды и верстах в двадцати смешивает с тяжелыми холодными водами океана.
Оттуда приходят к нам косматые метели, оттуда дышат даже иногда летом морозы — и осыпается листва, и никнет побелевшая трава.
И океан, тяжко вздымаясь изо дня в день, стихийно дышит. Дважды в сутки вздымается он, неизмеримый, и шумные воды буйной толпой устремляются вверх по реке, — река несется всей массой воды от устья к истокам своим, затопляя и переполняя берега, как в половодье. А через шесть часов спадает грудь гиганта, и с неохватимой скоростью устремляются воды в океан, а по реке обнаруживаются мели, топи, песчаные косы до следующего вздоха. Так каждый день, годы, века, так тысячелетия от мироздания.
По ту сторону реки — угрюмо темнеющие леса, без конца и края, без человечьего жилья, лишь холодные болота под низко, сумрачно нависшими мохнатыми ветвями.
По эту сторону — от века молчащая под вечно холодною, сырою мглой тундра.
Нет, никогда меня никто не полюбит.
Все равно, как бы там ни было, когда мы собирались, шел оживленный разговор, рассказывали, читали, спорили. Два раза в неделю кто-нибудь бегал на почту, притаскивал ворох газет, и за чаем читали вслух. Потом расходились по своим комнатам или работали в мастерской.
И каждый по-своему. Наш «француз» набрасывался на все горячо, с азартом. С визгом ходил рубанок, сыпались из-под пилы тучи опилок, резко летела под ударами щепа из-под стамесок, стон стоял в мастерской. Француз был страшно серьезен, сосредоточен и терпеть не мог, когда ему мешали. После всеохватывающей страстной работы оказывалось, что дыры пробиты не там, где нужно, шипы поотпилены, доски поколоты и никуда не годятся. Рубанок, пила, стамески летят в разные стороны. Француз взволнованно кричит, что это черт знает что такое, волнуется и кричит так, как будто все кругом виноваты, а не он; и товарищи, посмеиваясь, мягко уговаривают, как будто действительно виноват кто-то другой. Француз все забрасывает, идет к себе, заваливается на кровать и начинает читать без отдыха напролет дни и ночи.
Патриций работал по-аристократически. На юридическом факультете, откуда он был изъят, не преподавалась ни одна из наук ремесленного труда, и тем не менее он работал артистически, но все внимание, всю энергию направлял на безделушки. И за работой изысканно и безукоризненно одетый в противоположность нам, лохматым, в золотом пенсне, он целыми днями возился над какой-нибудь шкатулочкой или резной полочкой. Сделает, поставит на высоком месте и любуется действительно тонкой, артистической работой, и нас подводит и заставляет любоваться, а потом отдыхает и читает свои многочисленные книги по юридическим и общественным наукам.
Я работал на совесть и брал трудные и новые работы. Выучился хорошо делать изящные стулья, научился прекрасно оклеивать фанерой, шлифовать, точить на токарном станке, но как только овладевал новой работой и приобретал навык и практику, работа становилась постылой, и я искал другой. А так как новизны было мало, то я уходил к себе в мезонин, где тайно писал.
Женщины в мастерской не работали.
Оставался Основа. Его хрипловатый, козлиный и необыкновенно сильный тенор с утра и до ночи в стуке, визге и громе инструментов носился по мастерской:
Решить тест
А11. Укажите сложносочинённое предложение с соединительным союзом.
А) Одни дятлы продолжали свою работу, да где-то свистнул рябчик и боязливо замолчал.
Б) То солнце тусклое блестит, то туча чёрная висит.
В) Был ли это туман или дым?
Г) Лермонтов родился в 1814 году и происходил от богатого и почтенного семейства.
А12. Укажите сложносочинённое предложение с разделительным союзом.
А) Он закончил своё выступление, однако никто не понял этих слов.
Б) Ни о чём не хочется думать, или бродят мысли и воспоминания смутные, неясные, как сон.
В) Иногда шёл дождь, иногда – снег.
Г) Или бури завываньем ты, мой друг, утомлена?
А13. Укажите сложносочинённое предложение с противительным союзом.
А) Дело не в слове, а в тоне, в каком это слово произносится.
Б) От воды стал подниматься туман, и отец приказал Евсеичу отвести меня домой.
В) В комнате не было тихо, в доме тоже начиналось движение.
Г) Домик был небольшой, зато чистенький и уютный.
А14. Укажите правильное объяснение пунктуации в предложении
На скамейку кто-нибудь присаживался () и начинался неторопливый разговор.
А) сложное предложение, перед союзом И запятая не нужна.
Б) простое предложение с однородными членами, перед союзом И запятая не нужна.
В) сложное предложение, перед союзом И запятая нужна.
Г) простое предложение с однородными членами, перед союзом И запятая нужна.
А15.Укажите правильное объяснение пунктуации в предложении
Женщины стирали () и вешали бельё сушиться на длинную верёвку.
А)сложносочинённое предложение с общим второстепенным членом, перед союзом И запятая нужна.
Б)сложноподчинённое предложение с общим придаточным предложением, перед союзом И запятая не нужна.
В)сложносочинённое предложение, перед союзом И запятая нужна.
Г)простое предложение с однородными членами, перед союзом И запятая не нужна.
А16. Укажите, на месте каких цифр в предложении должны стоять запятые:
Я гашу лампу (1) и ночь начинает медленно светлеть. В саду играл оркестр (2) и пел хор песенников. Звёзды уже начинали бледнеть (3) и небо медленно серело, когда коляска подъехала к крыльцу домика на Васильевском.
А17. Укажите, на месте каких цифр в предложениях должны стоять запятые:
Всё проходит (1) да не всё забывается. Ни солнца мне не виден свет (2) ни для корней моих простору нет (3) ни ветерка вокруг меня свободы. Когда окончился футбольный матч, зрители покинули стадион (4) и трибуны опустели.
А) 2,3,4; б) 1,2,3; в) 2,3; г)1,2;
А18. Закончите предложение
Сложноподчинённое предложение – это сложное предложение, в котором два или более простых предложения связаны…
б) подчинительными союзами;
в) интонацией и подчинительными союзами;
г) подчинительными союзами или союзными словами и интонацией;
А19. Укажите предложение, соответствующее схеме: [ук.мест., (что…), …].
(знаки препинания не расставлены)
А) То что введено в банк данных в одной точке земного шара может быть прочитано в другой через несколько секунд.
Б) Пехотные полки выходили из леса роты уходили вразбивку.
В) Мы редко вспоминаем о том что американские телевизоры и японские магнитофоны имеют русское происхождение.
Г)Что в ней тогда происходило я вам не могу объяснить.
А20. Укажите предложение, в котором главное соединяется с придаточным с помощью союзного слова
А) Тот, кто любит родину, должен служить ей.
Б) Если бы язык не был поэтичен, не было бы искусства слова – поэзии.
В) Вспомним песни, что пел соловей.
Г) Я не хочу слышать это, потому что мне больно это слышать.
Ни очем не хочется думать или бродят мысли и воспоминания неясные как сон
Алиса Солнцева запись закреплена
Упражнение 52. Укажите грамматико-смысловые отношения между частями сложносочиненных предложений (соединительные, разделительные, противительные, сопоставительные, присоединительные); выделите связывающие их союзы; объясните знаки препинания.
Упражнение 53. Расставьте знаки препинания в приводимых предложениях; объясните их постановку.
1. Еще несколько слов несколько ласк от матери и крепкий сон овладел мною (Акс.). 2. Он на вопрос не отвечал и с каждым днем приметно вял и близок стал его конец (Л.). 3. Выспится Саша поднимется рано черные косы завяжет у стана и убежит и в просторе полей сладко и вольно дышится ей (Н.). 4. За громадной тучей дыма не было видно пламени но дым прямо летел по ветру на усадьбу и чувствовался в комнатах горький запах его (С.-Щ.). 5. Прощание с приятелями растрогало Оленина и ему стала вспоминаться вся последняя зима проведенная в Москве и образы этого прошедшего перебиваемые неясными мыслями и упреками стали непрошено возникать в его воображении (Л. Т.). 6. Вода была тепла но не испорчена и притом ее было много (Гарш.). 7. Пусть перебирается в деревню во флигель или я переберусь отсюда но оставаться с ним в одном доме я не могу (Ч.). 8. Дикие и даже страшные в своем величии горы выступали резко из тумана да вдали тянулась едва заметная белая струйка дыма (Кор.). 9. Ходить по улицам было опасно но все же Гаврик обязательно появлялся и остановившись посредине двора закладывал в рот два пальца. Раздавался великолепный свист (Кат). 10. У Алексея похолодело под ложечкой но он вошел в комнату бодрым шагом веселый улыбающийся (Б. П.). 11. Мы оба с сестрой плакали мать также плакала (Арс.). 12. Ржавеют в арсеналах пушки зато сияют кивера. (Сим.). 13. Через минуту их [грибы] унесет слуга в неведомое и неинтересное ей место но сейчас можно стоять и тихо любоваться ими (Наб.). 14. Решение Лизы сняло с его сердца камень да и весь дом сразу ожил точно от ниспосланного мира (Фед.). 15. И выпал снег и не прогнать мне зимних чар. (Бл.).
Упражнение 54. Перепишите предложения; объясните отсутствие запятой между частями сложносочиненного предложения.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Том 4. Скитания. На заводе. Очерки. Статьи
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Александр Серафимович Серафимович
Собрание сочинений в четырех томах
Том 4. Скитания. На заводе. Очерки. Статьи
Высокий, черный, с острой бородкой клинком, в мягкой шляпе, очень похожий на француза или на итальянца, бывший студент технологического института. Красавец — и когда пел басом, под окнами толпой собирались слушатели.
Небольшого роста, коренастый, рябой, с серыми глазами, в которых искрились задор и насмешка, рабочий, ткач, с одной из фабрик центральной России. И у него жена — простое круглое лицо. И когда на нее смотришь — на душе просто, спокойно и ясно. Если б мужа вели на казнь, она пошла бы вместе в петлю так же просто и спокойно, как шла развешивать белье на дворе или в кухню готовить на всю нашу братию обед.
Четвертый — барин, с тонкими, аристократическими чертами, всегда корректно, изысканно одетый, необыкновенно изящный, человек с огненной речью, но сквозь очки глядели крохотные, подслеповатые, почти свиные глазки, и это портило красивое лицо. Мы звали его Патрицием.
Пятая… что сказать? Коса по спине, карие глаза, стройно охватывающий кожаный пояс. Как часы таинственного мастера с чудесной мелодией и с маятником, на полувзмахе остановившимся. Куда-то мимо нас глядела она со спокойно-невозмутимым лицом, куда-то мимо той жизни, которою мы жили. А может быть, никакой и мелодии не было, и мы напрасно ждали, — все равно маятник был неподвижен, и мы ничего не знали.
Да и все мы — как остановившиеся на ходу часы. Наши сердца, мысли, чувства оборвались, замерли, когда нас вырвали из родной обстановки, из родных городов, от семей, от деятельности, от милой товарищеской среды, от всего уклада торопливой, молодой, бурливой жизни. Мы ходили, смеялись, работали, бывали и столкновения, мирились, но все это было пока, временно, точно настоящее остановилось, замерло под слоем повседневно-неизбежных мыслей, забот и дел, замерло в молчаливо- напряженном ожидании, когда снова пойдет качаться маятник настоящей, цельной, полной жизни.
В моих жилах несомненно течет древняя скифская кровь. Иначе отчего же я так тоскую по милым степям, без предела и границ раскинувшимся в сухой и жаркой дымке, кругом облегающей? И небо так же без предела и границ раскинулось, подернутое неуловимо-сухой, горячей дымкой.
Да, скифская-то скифская, но когда я гляжу в зеркало, оттуда глядят на меня широчайшие скулы самого недвусмысленного татарского или калмыцкого происхождения и рассевшийся между скулами необузданных размеров нос. И я, сдвинув брови, отворачиваюсь от зеркала — нет, никогда никто меня не сможет полюбить.
Я отворачиваюсь и иду работать — у нас столярная мастерская. Визжит пила, свистит рубанок, но без песен сумрачно, и обыкновенно за работой мы наперебой заливаемся, как чижи. Или, подымаясь к себе на чердак, который почему-то все звали мезонином, где моя комната, и, заперев двери, тайно пишу, а чаще подхожу к окну и сумрачно гляжу в тусклые стекла.
Отсюда виден весь громадный город — в нем полторы тысячи жителей, одна улица, два переулка и густо и сочно поросшая травой площадь, и он весь — из старого, прогнившего дерева. Деревянные провалившиеся, почернелые крыши, почернелые срубы домов, деревянные с выпавшими досками тротуары, деревянная колокольня, темненькая церковка, потемнелый деревянный острог.
Точно старый, проросший, обомшевший черный гриб.
А за городом могучая северная река несет полные воды и верстах в двадцати смешивает с тяжелыми холодными водами океана.
Оттуда приходят к нам косматые метели, оттуда дышат даже иногда летом морозы — и осыпается листва, и никнет побелевшая трава.
И океан, тяжко вздымаясь изо дня в день, стихийно дышит. Дважды в сутки вздымается он, неизмеримый, и шумные воды буйной толпой устремляются вверх по реке, — река несется всей массой воды от устья к истокам своим, затопляя и переполняя берега, как в половодье. А через шесть часов спадает грудь гиганта, и с неохватимой скоростью устремляются воды в океан, а по реке обнаруживаются мели, топи, песчаные косы до следующего вздоха. Так каждый день, годы, века, так тысячелетия от мироздания.
По ту сторону реки — угрюмо темнеющие леса, без конца и края, без человечьего жилья, лишь холодные болота под низко, сумрачно нависшими мохнатыми ветвями.
По эту сторону — от века молчащая под вечно холодною, сырою мглой тундра…
Нет, никогда меня никто не полюбит…
Все равно, как бы там ни было, когда мы собирались, шел оживленный разговор, рассказывали, читали, спорили. Два раза в неделю кто-нибудь бегал на почту, притаскивал ворох газет, и за чаем читали вслух. Потом расходились по своим комнатам или работали в мастерской.
И каждый по-своему. Наш «француз» набрасывался на все горячо, с азартом. С визгом ходил рубанок, сыпались из-под пилы тучи опилок, резко летела под ударами щепа из-под стамесок, стон стоял в мастерской. Француз был страшно серьезен, сосредоточен и терпеть не мог, когда ему мешали. После всеохватывающей страстной работы оказывалось, что дыры пробиты не там, где нужно, шипы поотпилены, доски поколоты и никуда не годятся. Рубанок, пила, стамески летят в разные стороны. Француз взволнованно кричит, что это черт знает что такое, волнуется и кричит так, как будто все кругом виноваты, а не он; и товарищи, посмеиваясь, мягко уговаривают, как будто действительно виноват кто-то другой. Француз все забрасывает, идет к себе, заваливается на кровать и начинает читать без отдыха напролет дни и ночи.
Патриций работал по-аристократически. На юридическом факультете, откуда он был изъят, не преподавалась ни одна из наук ремесленного труда, и тем не менее он работал артистически, но все внимание, всю энергию направлял на безделушки. И за работой изысканно и безукоризненно одетый в противоположность нам, лохматым, в золотом пенсне, он целыми днями возился над какой-нибудь шкатулочкой или резной полочкой. Сделает, поставит на высоком месте и любуется действительна тонкой, артистической работой, и нас подводит и заставляет любоваться, а потом отдыхает и читает свои многочисленные книги по юридическим и общественным наукам.
Я работал на совесть и брал трудные и новые работы. Выучился хорошо делать изящные стулья, научился прекрасно оклеивать фанерой, шлифовать, точить на токарном станке, но как только овладевал новой работой и приобретал навык и практику, работа становилась постылой, и я искал другой. А так как новизны было мало, то я уходил к себе в мезонин, где тайно писал.
Женщины в мастерской не работали.
Оставался Основа. Его хриповатый, козлиный и необыкновенно сильный тенор с утра и до ночи в стуке, визге и громе инструментов носился по мастерской:
Услы-ша-ли та-та-ры, Ну, ду-ма-ют, не трусь,