не в дверь так в окно
Не в дверь, так в окно
Не в дверь, так в окно.
Стоило ему показаться во дворе дома, в котором жила его дама сердца, на Василия тут же наскочил его закадычный друг Тимофей по прозвищу «Сковорода».
— Эй, на барже, кого хороним?
Вид у Василия был ещё тот и полностью подходил для того, чтобы вот-вот кого-то предать земле: лицо выражало глубокую скорбь, губы были приспущены подобно флагам и вообще от былой улыбчивости остались только морщинки в уголках рта. Тимофей без всяких церемоний хлопнул Василия по плечу со словами:
— Наливай!
Тимофей принадлежал только себе и никому другому. Жил легко. Любил простор и поэтому целыми днями слонялся по городу, находя на свою задницу то там, то здесь всякие приключения. Когда таковых не было, сам придумывал их себе и радовался своему изобретению, как дитя. Как-то додумался разыграть сцену, в которой его якобы неизвестные захватили в заложники. Долго не репетировал – вышел на балкон и истошным голосом проорал, что если его не освободят, с ним расправятся выходцы с гор. Дворничиха по прозвищу Машуня присутствовавшая при этом, тут же кинулась в слесарку, где за бутылочкой коротал как обычно своё рабочее время сантехник Никитич. Её приход не был ожидаемым, да ещё что-то гаркнула с самого порога под руку. Одним словом, водочка попала не в то горло. Никитич закашлялся, прослезился, под всё это пустил шептуна и только потом послал Машуню по всем писанным и неписанным законам по матушке. Он так её отчитал, что дворничиха забыла, зачем пришла. Когда память к ней вернулась, рассказала про Тимофея со всеми подробностями. Никитич понял, что в стране на одно ЧП стало больше, но виду не подал и дал себя вывести на свежий воздух под «белые ручки». Ну, вы меня поняли, что у людей этой профессии руки совсем не белые, а работящие. Ещё на выходе из слесарки Никитич провёл с Машуней разъяснительную беседу, из которой следовало, что ему бывшему пехотинцу насрать на всех нынешних боевиков. Он так и сказал:
— Пехоте лучше дорогу не перебегать.
Машуня на это кивнула, но всё же предложила:
— А может, участкового позовём?
— Зачем? – Никитич выпятил грудь, шатаясь на ногах, подобно матросу в качке. – Сами возьмём стервецов.
Тут ещё Тимофей поддал жару – выскочил на балкон в разорванной рубахе и заорал, мол, сейчас начнут его топить в аквариуме для рыбок. Это подхлестнуло Никитича к активным действиям. Он затянул высоким голосом «Интернационал». Машуня чисто автоматически попробовал подтянуть, но слов не знала и только мычала, путая пьяного сантехника. На песню стали подтягиваться люди. Поскольку никто не знал, что за праздник сегодня и почему среди бела дня Никитич на бровях, все решили, что у него случилось горе. Кто-то из числа самых сердобольных стал собирать деньги, мол, помочь человеку надо. Откликнулись не все, но некоторая сумма, в конце концов, всё же перекочевала в карман сантехнику. Тот сначала отказывался, а потом махнул рукой и стал разглагольствовать о пользе профилактики простудных заболевания. Его слушали внимательно, ибо не часто удаётся узнать рецепты народной медицины вот так прямо на улице, а тем более после исполнения «Интернационала». За всем этим как-то забыли про Тимофея, которого вот-вот неизвестные должны были утопить в аквариуме. Тому видно тоже надоело из себя корчить заложника и, вылив на голову стакан воды, появился на балконе, чтобы объявить собравшимся о счастливом завершении операции по своему освобождению. Наверное, так бы оно и закончилось, но обходивший дома участковый вмешался, и история получила продолжение. Во-первых, Машуне бал объявлен выговор в устной форме, за паникёрство. Во-вторых, Никитичу пригрозили увольнением с работы за пропаганду нестандартных методов лечения простудных заболеваний. В-третьих, Тимофей отделался порицанием, мол, при повторении чего-то подобного пятнадцать суток ему будет забронировано заранее. Участковый так ему и сказал, глядя в упор:
— В обществе живём, и тут люди… всякое могут подумать. А вдруг это их подвинет на реставрацию власти? Это же революция, мать твою.
Влез Никитич:
— Какая революция, капитан? Слов «Интернационала» никто не знает. Это же абсурд!
Участковый нахлобучил фуражку поглубже на голову и буркнул:
— Слова выучить можно за одну ночь.
Ну, теперь вам понятно, кто такой был Тимофей? А раз так, пойдём дальше. Василий рассказал в двух словах своему дружку про неудачное начало своего сватовства. Тот хмыкнул, задрал голову на крышу пятиэтажного дома и выдал:
— Нам ли быть в печали? Мы сейчас на твою будущую тёщу с неба спустимся. Есть один план. Мы тебя определим в объятия возлюбленной с крыши.
— А если…? – Василий заволновался.
— Положись на меня. Я ведь в прошлом году, помнишь, с крыши на верёвках спускался?
— Это когда ты упал? Ещё скорую вызывали…
— Ложный вызов. Это всё наша бдительная Машуня тогда крик подняла, мол, убился. Я за такую бдительность лишил бы её премиальных в пользу, ну, например, себя или тебя… Ты только не трусь. У меня опыт и расчёт. Не успеешь испугаться, как уже будешь у своей тёщи на балконе чаи гонять. Опять же внезапность – это проходной балл. Понял, Бэтман?
Василий дал согласие, а тем более, он доверял Тимофею. Дворничиха Машуня, краем уха подслушавшая их разговор, решила встать грудью у них на пути. Тимофей охладил её пыл такими словами:
— Уйди, женщина! Не видишь, последний парад наступает!
— Ишь, какие быстрые… И всё-то у них какие-то мысли в головах.
— Не завидуй, дольше проживёшь.
— А я участкового сейчас позову.
— Хочешь помешать чужому счастью? – Тимофей надвинулся на Машуню тучей. – Я тебе позову. Отвечай мне быстро: «Какой сегодня день?» А-а, не знаешь! Это уже попахивает саботажем. Надо знать историю своего Отечества. Стыдно, товарищ!
Дворничиха отступила. «Чем чёрт не шутит… А вдруг у них, что серьёзное на уме, а я поперёк дороги со свое метлой. Непорядок получается».
Не в дверь, так в окно
Один день из жизни медсестры глазного отделения больницы
А всё началось со сна, который я увидела перед работой.
Приснилось мне, что я как будто хожу по палатам по нашему отделению и собираю больных на процедуры. Все они были одеты почему-то в белые костюмы.
Захожу я в одну палату, и вижу, что в ней находятся пять человек. Все сидят на своих кроватях. Один с перевязанной бинтами ногой. Другой с перевязанной головой. Третий держит в руках большую кривую палку. У четвёртого в руке костыль. Пятый сидит на краю кровати, а за ним лежит на ней бегемот. Да, да, бегемот.
Я внимательно на всех посмотрела, и спрашиваю у бегемота:
Тогда я говорю больным, пойдёмте все со мной на процедуры в кабинет.
Все встали, и кое-как побрели к выходу из палаты.
Один крепко держится за руку другого. Этот второй опёрся на плечо третьего, который его поддерживает. А четвёртый несёт на своей спине пятого, так как тот не может почему-то идти.
А позади всех важно идёт переваливаясь с боку на бок бегемот, и замыкает таким образом шествие, при этом всё время как-то моргает глазами.
А он мне и говорит:
Они вереницей пошли по коридору, и только дошли до моего процедурного кабинета, как я проснулась.
А сон оказался в руку, и я в этом скоро убедилась на своей смене. Хотя в отделении лежат все взрослые люди, но порой выдают такое, что хоть стой, хоть падай. И это происходит постоянно.
Я пришла на работу, и стала капать глаза пациентам, расширять зрачки перед предстоящими в тот день операциями.
Даю всем стерильные салфеточки, чтобы держали их у глаза. А потом слышу команду, что надо привести в операционную такого-то пациента. Иду к нему, чтобы ещё раз капнуть ему глаз, прежде чем его в неё отвести.
Захожу в палату, и вижу, что он обмотал туалетной бумагой голову, и прикрыл таким образом свой глаз.
На мой удивлённые вопрос:
— Как что, закрыл, чтобы не открывался глаз.
Я чуть не упала в обморок. Сняла с его головы туалетную бумагу и говорю:
— Хорошо, что этого не видит врач, а то было бы и Вам, и нам всем за туалетную бумагу.
Зову в кабинет одного пациента с фамилией С. Он пришёл, сел на стул и говорит:
— Какой ещё Гадюкин? У меня Вы под другой фамилией.
— Это я фамилию поменял, а раньше я был Гадюкин.
— Не путайте меня, в журнале такой фамилии нет.
В следующий раз он приходит ко мне в кабинет капать глаз и опять мне говорит:
— Вы доктору об этом скажите.
Под конец смены снова прошла по палатам, позвала всех пациентов, чтобы шли капать глаза. Захожу в последнюю палату и говорю:
— Всем, кто после операции, идти капаться в процедурный кабинет.
Слышу голос пациента с кровати из дальнего угла:
— А после операции с отслоением сетчатки надо капаться?
После чего иду к себе, и всем кто пришёл, капаю по очереди глаза.
Смена закончилась, и я собираюсь идти домой. Дежурная медсестра просит:
— Пройди по палатам ещё раз и проверь на всякий случай, все ли закапались, а то ты уйдёшь, а они все придут ко мне, и мне придётся это делать.
Иду по палатам и спрашиваю, все были на процедурах или нет?
В последней палате на мой вопрос слышу тот же голос с кровати из дальнего угла, что и пол часа назад:
— А после операции по отслоению сетчатки надо капаться?
— Да я же Вам говорила, что надо, Вы что, не капались?
Иду по коридору, а из палаты выходит ещё один пациент и спрашивает:
— После лазерной операции надо капать глаз?
— А после укола тоже надо это делать?
Таким образом собрала ещё 5 человек, которые меня не услышали или проигнорировали, и пропустили эту процедуру.
К нам под вечер как-то поступила в отделение бабушка Божий одуванчик, такая тихая на вид, спокойная. Была она с дочкой, которая не предупредив нас о том, что собой представляет бабушка, вскоре уехала домой.
В 10 часов вечера всех больных отправили спать в палаты. Улеглась и бабушка. Все двери в палаты закрыты.
Мы с санитаркой присели на посту в отделении, чтобы обсудить наши законченные и ещё нет дела. Вдруг в одной из палат открывается дверь, и из неё выглядывает бабушки. Так делает ребёнок, когда собирается как-то нашкодить, но прежде проверяет, никого ли в помещении нет.
После этого она вышла из палаты, и на цыпочках тихо стала красться к выходу из отделения. В одной руке она держала одеяло, а под мышкой другой у неё была подушка.
Но мы то её видим. Мы у неё спрашиваем:
— Уже поздно, а Вы — в больнице, идите в палату.
— Да вы шо. У меня муж умер, и мне надо ехать на похороны. Так что мне надо домой. Я уже давно одна. А у меня и сапог нет.
После этого завожу её в палату, укладываю на кровать, накрываю её одеялом, и ухожу.
А санитарка и говорит:
— Давай еще посидим и посмотрим, уснёт бабушка или нет.
Проходит пять минут, раздаётся скрип двери той же палаты, выглядывает из неё бабушка, а затем и появляется в коридоре собственной персоной. И опять тихонько, на цыпочках крадётся к выходу из отделения. В руках у неё всё те же подушка и одеяло.
Санитарка её спрашивает:
Мы снова берём бабушку под руки, заводим в палату, кладём её на кровать и говорим ей:
— Лежать и спать, не вставать.
Сами опять же присаживаемся в коридоре в отделении на диван.
Проходит примерно полчаса. Всё тихо. Вдруг слышим, в палате где находится бабушка кто-то щёлкает выключателем света, потом громко хлопнула дверь в туалет. Кто из больных сказал:
— Бабушка, не стучите дверьми, мы спим.
После этого открывается дверь палаты и появляется бабушка, которая опять направляется к выходу.
— Да домой, вы в конце концов меня отпустите или нет?
Опять уложили бабушку на койку, закрыли в палату дверь, и тут же слышим крик одной из больной:
Бабушка решила выйти через окно, раз не удалось это сделать через дверь, и полезла на кровать, которая стояла у окна.
— Вы же упадёте, там высоко.
Отделение находится на втором этаже.
— Ой, бабушка, идите ложитесь на свою кровать. Что Вы мешаете всем спать.
Бабушка опять идёт в туалет, щёлкает несколько раз выключателем, а потом снова раздаётся тихий скрип двери, и бабушка с подушкой и одеялом появляется в коридоре.
Мы её на этот раз не трогаем. Двери выхода из отделения закрыты. Думаем, пусть бабушка погуляет по коридору, может после этого лучше будет спать.
Бабушка погуляла по отделению, выйти из него не смогла, и направилась назад, но перепутала палаты и вошла в другую. Мы её из неё забрали и опять уложили в кровать.
— Бабушка, надо спать.
Куда там. Прошло пять минут и она опять была в коридоре с подушкой и одеялом.
Бабушка так куролесила до четырёх часов утра. А после этого улеглась на свою койку и захрапела так, что чуть стены не тряслись.
К восьми часов утра пришли на работу врачи. Пытались разбудить бабушку на осмотр и подготовку к операции. Куда там. Она спала, как убитая.
Её разбудили только в 12 часов дня. Вызвали её родственников, прооперировали (операция была несложной и без наркоза), дали немного времени, чтобы придти в себя, и сразу же отправили домой.
Поступил в отделение больной, определили его в палату. Пока все его соседи по палате пошли курить, он решил прогуляться. Вышел на улицу, дошёл до ворот больницы и упал у шлагбаума. При этом повредил себе ногу, не мог на неё наступить.
Охранники подошли к нему, помогли подняться и поинтересовались, кто он и откуда, на что получили ответ, что он этого не знает и не помнит.
Тогда они вызвали скорую из городской больницы, так как наша ведомственная, и охранники решили, что он местный житель.
Карета приехала, и врачи собралась вести его в свою больницу. И тут пострадавший вспомнил, кто он и откуда, и показал на наше отделение, которое было в метрах тридцати от того места, где он находился.
Мне позвонили на пост и спрашивают, у вас есть такой больной. Я говорю, что да. Тогда приходите и заберите его. И мне пришлось за ним идти, и вести его в отделение.
Когда он меня увидел, то потребовал у меня костыли, которых у нас в отделении, конечно, нет.
В отделении я вызвала врачей, те пришли и его осмотрели, и сказали, что у него обыкновенный ушиб. Он ещё хромал какое-то время, а потом забыл о той неприятности, которая с ним произошла.
Глава из книги «Я прощаю тебя за всё». Книга размещена на Призрачных Мирах. ссылка внизу моей страницы на Проза.ру.
2. Здесь уже переносный смысл. Этот хомо сапиенс когда-то «со своим уставом влез в чужой монастырь», а после неудачной попытки навязать его хозяевам был выставлен за дверь. Но назойливый характер непОнятого непрошенного гостя диктует ему: не сдаваться! подглядывай в окна, подслушивай (ведь «любопытство не порок») и разноси пережёванную тобой информацию «по секрету всему свету«.
Как тут не вспомнить В.И. Даля с его: «Заступи чёрту дверь, а он в окно«.
Уж и гонишь,— все равно,
Ты их в дверь,— они в окно!
Пусть погода, непогода,—
Как намазано им медом!
Поднимают и больных.
Как вот спрятаться от них.
Видно, так уж суждено,
Ты их в дверь,— они в окно...
© Copyright: Наталия Бакулина, 2019
Словообразовательная история слова назойливый: (http://www.hintfox.com/article/dialektologija-i-sovremennij-rysskij-literatyrnij-jazik.html)
зеть «петь»→зой «крик», «шум»→зоить «громко говорить, кричать, ругаться» →назоить «норовить»→назой «настойчивость, навязчивость»→назойливый.
Вот психологи и нашли два объяснения состоянию назойливости (навязчивости) хомо сапиенса:
2. Некий же субъект абсолютно уверен, что знает лучше других, как жить. Поэтому и желает всё контролировать и всем управлять. (Будем считать его условно здоровым).
И рекомендация специалистов: стоит, конечно, терпимо относиться к таким людям, но, по возможности, избегать общения с ними.
Навряд ли можно полностью согласиться с этой рекомендацией.
Однозначно! надо окружающих предупреждать о назойливости того, условно здорового, субъекта: Осторожно! «Назой»! (прозывая таковых этим именем существительным).
А вот и примеры таких «назойливых» из художественных произведений двух российских писателей, далеко отстоящих друг от друга по времени.
1. Пётр Верховенский из романа «Бесы» Ф.М. Достоевского (1872)
Как считают мыслители, человеку для его существования абсолютно необходима свобода. Вот Н.А. Бердяев писал, что «Достоевский берет человека отпущенным на свободу, вышедшим из-под закона, выпавшим из космического порядка и исследует судьбу его на свободе, открывает неотвратимые результаты путей свободы».
Одним из этих результатов, становится понятным, является опасность, соблазн, когда свободный человек может попасть под власть свободно выбранной им идеи. А бесовщина — это и есть одержимость идеей, отъединяющей человека от реальной, иррациональной жизни. От Христианства — религии свободы.
Теоретическая бесовщина (это своего рода предостережение Достоевского) прозвучала как программа из уст Верховенского:
А что на практике? Некоторое из перечисленного смутьян сумел «сотворить» в отдельно взятом городе. А это ведь была, по сути, его разведка боем. Но какая! Уже и с человеческими жертвами под его, теоретика, дирижёрскую палочку.
Как назвала Петра Верховенского писатель и литературовед Л.И. Сараскина, это есть уродливый гибрид политики и уголовщины.
К сожалению, Ф.М. Достоевский не раскрывает нам внутреннего мира сего «политического деятеля смуты», но даже по озвученной им программе вырисовывается то зло, которое он понесёт людям.
Добавим ещё лишь несколько качеств этой личины.
Безжалостный манипулятор, не допускающий от выбранной жертвы никакого сопротивления и добивающийся её руками выполнения намеченного.
Бесчувственный делец, он испытывает удовлетворение, когда, к примеру, самоубийство Кириллова вписывает в свой план.
Эта беса-личность многажды представала перед нами в театральных постановках и фильмах.
Но, наверное, образ Петра Верховенского, созданный актёром Антоном Чагиным в телевизионном фильме «Бесы» (2014г., по мотивам романа, режиссёр В. Хотиненко), совпал с представляемым многими читателями Достоевского.
Вот и кадры из фильма, соответствующие поведению «назоя»:
1 2 3 4
1,2. Назойливые наставления своим подельникам
3. Привычное возведение рук, будучи пойманным за подслушиванием
4. Весь в напруге до окрика «кто там»: любопытный разговор, чем закончится
«Назой» этот сделал своё дело и покинул город, скажем, через дверь. В каком направлении? Как всегда. Заграница его прикроет, до поры. А как он вернётся назад? Возможно, и через «окно».
А что же его учитель? Он сам себе судья, разобрался с собой на месте.
2. Василий Горелов из романа Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (2015)
Интересно, что же движет по морю житейскому этими смотрящими? Любовь ли к жизни, страх ли смерти? Шесть месяцев продвигался состав с переселенцами до Красноярска, неделями простаивая в тупиках. Практически половина из этого временного социума в дороге умерло от голода (при скудном кормлении) и от болезней. Горелова среди оных не случилось. Повезло ему и далее. Не оказалось его и среди оставшихся от состава сосланных, запиханных в трюм старой баржи, ушедшей затем при движении по Ангаре к месту ссылки под воду из-за перегруза. Именно он в то время оказался востребованным для охраны не поместившихся на водный транспорт и взятых на катер сопровождающего баржу офицера из органов.
Но она, эта «подмога», до начала судоходства так и не прибыла.
Когда по весне катер, сопровождающий баржу с ещё двумя сотнями невольников, причалил к берегу, тот самый уполномоченный, Зиновий Кузнец, был жутко удивлён, увидев первопроходцев живыми.
Испытание холодом и голодом зимовки Горелов выдержал вместе со всеми. В отличие от остальных, он был на «лёгком» труде. Игнатов, ответственный за вверенных ему спецпоселенцев, весь световой день находящийся в лесу (с револьвером пытающийся добыть для котла хоть какую-то живность), поручил именно Горелову «приглядывать» (по выражению самого приглядчика) за в поте лица вкалывающими, чтобы выжить.
Однако «трудовые успехи и лояльность к администрации» не стали препятствием к его призыву в 1942 году в армию в соответствии с возрастом. (11 апреля 1942 года ГК Обороны СССР принял постановление о призыве трудопоселенцев на военную службу).
А теперь к теме. О современных «назоях«. 2016 год. Конец января. Ночь. Мирный российский город Ульяновск.
И случай в Ульяновске, возможно, ускорил его принятие. Оно состоялось 03.07.2016г. за №230-ФЗ. Как он работает? Уж точно знают те, кто вынужден по жизненным обстоятельствам пользоваться этими злополучными микрокредитами.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Не в дверь так в окно
Глава 1. Гениальная идея
Гастон понимал, что думать так о лучшем друге, по меньшей мере, некрасиво. Тем более, если упомянутый друг висит на соседней ветке, а та угрожающе трещит. Однако размышлять по-доброму не получалось. Ну, совсем.
Вот и сейчас герцогскому отпрыску не повезло. Угораздило схватиться за ветку потоньше. И это при его-то весе!
Нет, кричал не светлость. Он только подозрительно кряхтел. Вопил седовласый дьяк, который несся по двору, подхватив полы балахона. Босые ноги отчаянно шлепали по лужам, оставшимся после вчерашнего ливня. Следом, грозно цокая копытами, мчалось… ОНО и бухтело под нос:
— Я вам покажу свадьбу! Получите вы у меня первую брачную ночь!
Следом летела белоснежная фата, прицепившаяся к рогу.
— Спасите! – не унимался дьяк, хотя было яснее ясного, что приходить на помощь некому.
Все слуги попрятались, кто куда мог. А зачинщики конца света в отдельно взятом замке ретировались на дерево и слезать не собирались. По крайней мере, не собирался Гастон. От светлости решение вряд ли зависело. Приходилось верить в милость ветки.
В прыти и скорости дьяк основательно уступал рогатому чудищу. Мгновение, и худосочный старик взлетел в воздух, перекувыркнулся, сверкнув босыми пятками, и приземлился в ров. Чудище мельком глянуло, как тот сидит с выпученными глазами по шею в грязной воде, и потеряло к жертве интерес. Нехорошо прищурилось на дерево, где висели Гастон со светлостью.
Содрогнулось всё вокруг. И замок подпрыгнул. А дерево, тем более.
— Попалась! – радостно провозгласил светлость.
Гастон изумленно глянул вниз. Ну, черти лесные! А ведь, правда, попалась! Рог противницы застрял в стволе. Насколько крепко, отсюда не скажешь. Но рьяные попытки освободиться успеха не приносили.
— Так тебе! – припечатал светлость.
Веселья у светлости сразу поубавилось. Он глянул на Гастона, мол, как спасаться будем? Увы, у того закончились гениальные идеи. В голове поселилась унылая пустота. Никакого просвета. Ни намека!
— Думай! – приказал светлость. – Ты нас в это втянул!
Угу, вот так всегда. Как заслуги приписывать, так герцогский отпрыск в первых рядах, а как отдуваться, так кто-то другой виноват. А ведь на аркане никто не тянул. Даже уговаривать на авантюру не пришлось.
Но мысли (то бишь, мысли путные) не шли. Да и времени не осталось.
Дерево качнулось. Освободившееся чудище плюхнулось на пятую точку. И не оно одно. Вниз, аки сочный плод, шлепнулся и светлость. Подвела не ветка, а собственные вспотевшие ладони.
— Ага! – обрадовалась рогатая нечисть. – Ну что, женишок, готов идти к алтарю?
— ГАСТОН! – завопил светлость, прикрывая белобрысую голову руками.
Лучший друг, всё еще висящий на дереве, закатил глаза. Вот, напасть! Черти лесные и болотные! Таки придется спускаться и вмешиваться в разборки жениха с невестой. Покалечится светлость, герцог-отец три шкуры сдерет. И с Гастона, и со всего его семейства. А ведь всё так неплохо начиналось…
С развлечениями в Алманской глуши, и правда, было туго. Кругом леса, в которых запрещено охотиться под страхом смертной казни. Не дайте боги, подстрелишь волшебную животинку, быть войне с лесным народом. Они все поголовно маги, поди победи. А из цивилизации здесь десятка полтора ветшающих замков, в которых живут одни старики или зануды-философы. Светлость с Гастоном пробовали к таким в гости наведаться пару раз, но зареклись. Тоска зеленая.
— Из лука по мишеням пострелять?
— Тогда спектакль организуем. Слуги будут актерами.
— Сдурел? Тут сплошные деревенщины. Двух слов связать не могут. А ты – актеры!
Гастон закатил глаза. Что ни предложи, всё не так. А кто виноват, что застряли тут до скончания времен? Уж точно не он. Вот, черти лесные! Именно вечность понадобится герцогу-отцу, чтобы остыть после очередной выходки младшего (четвертого по счету) сына. Не надо было скакать по родовым хоромам в столице на коне, да еще в чем мать родила. Ну и подумаешь, что проспорил старшему брату. Тот – хитрец, каких поискать, вечно всех обводит вокруг пальца.
Ладно бы еще глава семьи отпрыска в одиночестве сослал. Так нет, и лучшего дружка за компанию отправил из шумной столицы. Посчитал, что без его участия галоп с голым задом не обошелся. Хотя в тот раз Гастон, впрямь, был ни сном, ни духом, иначе б отговорил неразумную светлость от позора. Сидели бы сейчас в трактире или флиртовали с красавицами, прогуливающимися парами вдоль канала.
Гастон хмыкнул, а светлость задумчиво почесал лоб.
— Жениться. Да хоть завтра. Лишь бы приданое выделили. Только где взять-то подходящую невесту? Кто ж ее такую богатую отдаст за меня – четвертого сына? Все ж почести, как всегда, братьям, а я вечно не у дел.
Гастон подавил тяжкий вздох. Ну, началось. Светлость больше всего на свете обожал три вещи: бездельничать, бедокурить и жаловаться на старших братьев. Последнего лучший друг никогда не понимал. Ну и пусть четвертый сын. Зато родился не у кого-нибудь, а у герцога. Он вон третий отпрыск дворецкого и служанки. И не ноет, хотя это, как ни крути, гораздо обиднее.
Впрочем, Гастон не считал себя неудачником. Он уже обманул судьбу. Отец давным-давно решил, что старшего сына отправит служить, среднего – обучаться ремеслу, к какому пригоден, а младшего – в монахи. С двумя первыми отпрысками всё сложилось, как и планировал суровый родитель, а с Гастоном не задалось. А всё потому, что тот еще ребенком умудрился попасть в лучшие друзья Себастьену Винзуру.
Так Гастон избежал участи, которой страшился с раннего детства. Это он-то монах? Нет, не создан он для смирения и молитв. С его-то характером от любого монастыря за неделю руины останутся. И пусть светлость из раза в раз втягивает в неприятности, Гастона радовала их сумасбродная, но в целом беззаботная до недавнего времени жизнь. Теперь-то она, конечно, не столь веселая, как дома. Ссылка, есть ссылка. Однако всё лучше унылого монастырского существования.
— На ком? – спросили светлость с Гастоном в один голос.
О красном замке они слышали. И даже видели издалека. Но не приближались. Поговаривали, там держали опасную магическую живность, способную проглотить любого в один присест. А вот о спрятанной девице ни разу речи не велось.