Настанет ночь одна и бесконечный сон
М. Дубницкий. Женщины в жизни великих и знаменитых людей.
Катулл
Совершенно противоположный пример отношения женщины к великому человеку, с которым она находилась в связи, мы видим в жизни другого знаменитого римского поэта — Валерия Катулла (ок. 87—54 до Р.Х.). Как и Овидий, он вел разгульную жизнь, вращаясь в кругу молодежи, которая все прощала, потому что сама все делала. Его песни дышат свежестью и безыскусственностью, которые не увяли в течение двух тысячелетий. «Для Катулла, — говорит его немецкий переводчик Прессель, — предмет поэзии только то, что он чувствует. Он пишет стихи под властью ненависти или любви, радости или печали, передает исключительно настроения своей души, хотя бы и мимолетные. Потому от его стихотворений веет свежестью, они произведения минуты, не придуманные, безыскусственные. Изображает ли он порывы чувственности словами, откровенными до неприличия, бичует ли язвительными насмешками могущественных людей, как, например, Цезаря, — он всегда оригинален. В нем проявляются последние силы умирающего республиканского духа». И вот этому именно человеку пришлось встретиться с женщиной, не только влившей глубокую печаль в его литературные произведения, но и повлиявшей на весь склад его жизни.
Штоль подробно излагает историю этой несчастной любви. Лесбия была знатная римлянка. Римские поэты обыкновенно не называли в своих песнях действительного имени воспеваемых красавиц, а сочиняли для этого подходящее имя. Таким-то образом и получилось, что настоящее имя возлюбленной Катулла было не Лесбия, а Клодия. Оно принадлежало сестре известного П. Клодия, преследователя Цицерона, женщине аристократического происхождения, известной не только красотой, но и безнравственной жизнью. Она бесстыдно предавалась пламенной чувственности и своими чарами завлекла в свои сети множество знатных легкомысленных юношей, хотя муж ее, весьма почтенный Кв. Метелл Целер, был еще жив. Когда он внезапно умер во цвете сил, молва даже считала себя вправе распространять страшное подозрение, будто она ядом устранила неудобного человека со своего пути. Будучи женщиной образованной и знакомой с греческой поэзией, делая и сама попытки в искусстве поэзии, она обращала свое внимание преимущественно на талантливых молодых людей и не пренебрегала никакими средствами, между прочим
Недолго, однако, продолжалось счастье Катулла. Поэт в одно прекрасное время узнал, что любимая женщина, находясь с ним в самых близких отношениях, поддерживала такие же отношения и с другими. Катуллу осталось бросить Лесбию-Клодию, но, продолжая любить преступную женщину, он долго колебался. Наконец он решился порвать с ней и решение свое выразил в следующем стихотворении:
Но коварная Лесбия сумела удержать около себя Катулла и даже заставила любить по-прежнему, опять считать себя счастливым в ее присутствии. И действительно, в произведениях Катулла снова зацвела любовь. К несчастью, и этот возврат к прежним отношениям не был продолжительным: Лесбия опять изменила. И опять Катулл решил ее покинуть, на этот раз уже с твердым намерением не возвращаться. В стихотворениях, написанных им в эту пору, уже сквозит явное охлаждение к падшей женщине, хотя и тут по временам страсть вспыхивает в нем с прежней силой.
Но Лесбия не падала духом. Она пустила в ход все чары своего преступного обаяния, чтобы привлечь к себе отшатнувшегося Катулла. Сам Катулл, видимо, колебался, продолжая любить порочную Лесбию, с которой находился в связи уже 3 — 4 года, и наконец, чтобы окончательно от нее освободиться, он весной 57 года до Р.Х. отправился в провинцию Вифанию. Впоследствии, когда он вернулся в Рим, Лесбия сделала новую попытку сойтись с поэтом, но без успеха. Катулл уже писал:
Таким образом, сердечный роман Катулла оказался неудачным. Нечего и говорить, что он сильно повлиял на направление его поэтического творчества, до того сильно, что некоторые критики делят деятельность Катулла на три периода: до встречи с Лесбией, во время связи с ней и, наконец, после разлуки. В произведениях, написанных в эти три периода, одинаково проглядывает крупный талант, но в то время, когда стихотворения второго периода дышат мягкой теплотой, изнеженностью и искренностью, стихотворения третьего периода носят мрачный характер. Любовь Лесбии окрасила творчество Катулла всеми цветами радуги, но она же накинула на него черный флёр, от которого поэт не освободился до самой смерти.
Настанет ночь одна и бесконечный сон
Жить и любить давай, о Лесбия, со мной!
За толки стариков угрюмых мы с тобой
За все их не дадим одной монеты медной.
Пускай восходит день и меркнет тенью бледной.
Для нас, как краткий день зайдёт за небосклон,
Настанет ночь одна и бесконечный сон.
Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова
Ещё до тысячи, опять до ста другого,
До новой тысячи, до новых сот опять.
Когда же много их придётся насчитать,
Смешаем счёт тогда, чтоб мы его не знали,
Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,
Узнав, как много раз тебя я целовал.
Перевод Афанасия Фета
Лесбия! время летит!
Пламенем нашей любви
Крылья ему подожжём.
Пусть старики, с охладевшею кровью,
Морщатся, брезгуют нашей любовью;
Что нам за дело до них!
Солнце зайдёт и взойдёт;
Нам же, пришельцам земли,
День погостить на земле;
День наш промчится, и вечный мрак ночи
Ляжет на жадные к прелестям очи.
Что же нам время терять?
Лесбия! день ещё наш;
Неге его до конца.
Дай мне скорей поцелуй.
Мало. дай тысячу, дай и другую.
Друг мой, ещё! я без счёту целую;
Что поцелуи считать.
Сто поцелуев ещё.
Мало! дай тысячу вновь:
После, как счёт уж совсем потеряем,
Вместе мы все поцелуи смешаем,
Чтобы не сглазили нас.
Перевод Семёна Раича
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брюзгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша.
Солнце сядет чредой неизменной
И вернётся, как было, точь-в-точь;
Нас, лишь свет наш померкнет мгновенный,
Ждёт одна непробудная ночь.
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто ещё, и к другому заказу
Вновь на столько же губки готовь.
А как тысяч накопится много,
Счёт собьём, чтоб забыть нам итог,
Чтоб завистник не вычислил строго
Всех лобзаний и сглазить не мог.
Перевод Фёдора Корша
Будем жить и любить, моя подруга!
Воркотню стариков ожесточённых
Будем в ломаный грош с тобою ставить!
В небе солнце зайдёт и снова вспыхнет,
А для нас, чуть погаснет свет мгновенный,
Непробудная наступает полночь.
Так целуй же меня раз сто и двести,
Больше, тысячу раз и снова сотню,
Снова тысячу раз и сотню снова.
Много сотен и тысяч насчитаем,
Все смешаем потом и счёт забудем,
Чтобы злобой завистников не мучить,
Подглядевших так много поцелуев!
Перевод Адриана Пиотровского
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики — за весь их ропот
Мы одной не дадим монетки медной!
Пусть заходят и вновь восходят солнца, —
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придётся.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдём до многих тысяч,
Перепутаем счёт, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались.
Перевод Сергея Шервинского
Let us live, my Lesbia
and let us judge all the rumors of the old men
to be worth just one penny!
The suns are able to fall and rise:
When that brief light has fallen for us
we must sleep a never ending night.
Give me a thousand kisses, then another hundred,
then another thousand, then a second hundred,
then yet another thousand more, then another hundred.
Then, when we have made many thousands,
we will mix them all up so that we don’t know
and so that no one can be jealous of us when he finds out
how many kisses we have shared.
Translated by Ben Jonson
Lesbia live with me
& love me so
we’ll laugh at all
the sour-faced strict-
ures of the wise.
This sun once set
will rise again,
when our sun sets
follows night &
an endless sleep.
Kiss me now a
thousand times &
now a hundred
more & then a
hundred & a
thousand more again
till with so many
hundred thousand
kisses you & I
shall both lose count
nor any can
from envy of
so much of kissing
put his finger
on the number
of sweet kisses
you of me &
I of you,
darling, have had.
Translated by Peter Whigham
So let’s live — really live! — for love and loving,
honey! Guff of the grumpy old harrumph!-ers
— what’s it worth? Is it even worth a penny?
Suns go under and bubble bright as ever
up but — smothered, our little light, the night’s one
sudden plunge — and oblivion forever.
Kiss me! kiss me a thousand times! A hundred!
Now a thousand again! Another hundred!
Don’t stop yet. Add a thousand. And a hundred.
So. Then post, sitting pretty on our millions,
sums that none — we the least — make head or tail of.
Don’t let’s know, even us. Or evil eyes might
glitter green, over such a spell of kisses.
Translated by John Frederick Nims
Lesbia, let us love and live,
While the greybeards shake their fingers!
Not a penny will we give
For their talk while life still lingers.
Suns may set and suns may rise,
But, as soon as we are bidden,
We must close in sleep our eyes
For ever, and our light be hidden.
Kiss me then a thousand times
Give me yet a hundred kisses
Kiss, until the number climbs,
And till one or other misses!
Then, when all the kissing’s done,
Lest some jealous fellow see it,
We’ll destroy the tally run,
Set the number loose, and free it!
Translated by John Anthony Bernard Harrison
Let us live, my Lesbia, let us love,
and all the words of the old, and so moral,
may they be worth less than nothing to us!
Suns may set, and suns may rise again:
but when our brief light has set,
night is one long everlasting sleep.
Give me a thousand kisses, a hundred more,
another thousand, and another hundred,
and, when we’ve counted up the many thousands,
confuse them so as not to know them all,
so that no enemy may cast an evil eye,
by knowing that there were so many kisses.
Translated by A. S. Kline
Time to live and let love, Lesbia,
count old men’s cant, their carping chatter,
cheap talk, not worth one last penny piece.
You see, suns can set, can rise again
but when our brief light begins to wane
night brings on one long unending sleep.
So let me have a thousand kisses,
then a hundred, a thousand gratis,
a hundred, a thousand, on increase.
Then, when we’ve made our first million,
we can cook the books, just smudge the sums
so no evil eye can spy, sully,
by reckoning up our final tally.
Translated by Josephine Balmer
C. Valerii Catulli Veronensis
AD LESBIAM
Vivamus mea Lesbia, atque amemus,
rumoresque senum seueriorum
omnes unius aestimemus assis!
soles occidere et redire possunt:
nobis cum semel occidit breuis lux,
nox est perpetua una dormienda.
da mi basia mille, deinde centum,
dein mille altera, dein secunda centum,
deinde usque altera mille, deinde centum.
dein, cum milia multa fecerimus,
conturbabimus illa, ne sciamus,
aut ne quis malus inuidere possit,
cum tantum sciat esse basiorum.
Настанет ночь одна и бесконечный сон
Британская Регулярная армия, также известная, как Красные мундиры и получившая множество прозвищ, в том числе «краснобрюхие» и пр., – армия Короны, что приказала солдатам захватить Америку, названную тогда же Тринадцатью Британскими Колониями. (По-английски red coats, lobster backs. Краснобрюхие, по-моему, немного некорректный перевод. Все-таки имеется ввиду спина лобстера, так как мундиры у британских солдат были длиннее сзади, и внешне походили на этих морских обитателей).
Сотни британских солдат высаживались в Колониях, преодолев долгий путь из Англии.
Поставленные Британским Парламентом законы приводили народ в ярость — например, Акт о гербовом сборе, Налог на чай. Эти законы предусматривали жесткие для колонистов правила, а во многих других законах — отчетливо давали знать, что британские солдаты имеют намного больше прав, чем колонисты.
Красные мундиры жили в их домах, забирали их вещи за налоги, жестоко обращались с людьми — народ ненавидел их за все это. Так начиналась революция.
Зачастую для сбора налогов британцы нанимали местных браконьеров и наемников, которым этот найм да и законы играли на руку. Они легко могли провозить контрабанду по всему фронтиру, по недосмотру солдат или же контрактам с британским правительством городов.
Британская армия нанимала в подмогу солдат из дружественных стран. Например, Германия. Британцы регулярно нанимали немецких егерей для выслеживания и ликвидации врагов на фронтире и в городах. Это была важная помощь: умелых егерей ставили генералами в фортах, давали им должности военачальников различных полков армии.
Немаловажной была и поддержка зажиточных колонистов, которым британские законы были выгодными; эти люди были прозваны Лоялистами.
Настанет ночь одна и бесконечный сон
Ниже приведены другие переводы, которые мне удалось найти. Перевод Корша красив, но он не передает чувство, о котором идеи речь: у Корша это спокойная, тихая любовь, а в стихотворении Катулла клокочет дикая страсть. В переводе Фета нет очень важной фразы «Пусть светила заходят и всходят».
В оригинале фигурирует римская монета ас. Понятно, что никаких грошей там быть не могло.
К ЛЕСБИИ
Жить и любить давай, о Лесбия, со мной!
За толки стариков угрюмых мы с тобой
За все их не дадим одной монеты медной.
Пускай восходит день и меркнет тенью бледной.
Для нас, как краткий день зайдёт за небосклон,
Настанет ночь одна и бесконечный сон.
Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова
Ещё до тысячи, опять до ста другого,
До новой тысячи, до новых сот опять.
Когда же много их придётся насчитать,
Смешаем счёт тогда, чтоб мы его не знали,
Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,
Узнав, как много раз тебя я целовал.
======
Федор Корш:
Будем, Лесбия, жить, пока живы,
И любить, пока любит душа;
Старых сплетников ропот брюзгливый
Пусть не стоит для нас ни гроша.
Солнце сядет чредой неизменной
И вернётся, как было, точь-в-точь;
Нас, лишь свет наш померкнет мгновенный,
Ждёт одна непробудная ночь.
Дай лобзаний мне тысячу сразу
И к ним сотню и тысячу вновь,
Сто ещё, и к другому заказу
Вновь на столько же губки готовь.
А как тысяч накопится много,
Счёт собьём, чтоб забыть нам итог,
Чтоб завистник не вычислил строго
Всех лобзаний и сглазить не мог.
Будем жить и любить, моя подруга!
Воркотню стариков ожесточённых
Будем в ломаный грош с тобою ставить!
В небе солнце зайдёт и снова вспыхнет,
А для нас, чуть погаснет свет мгновенный,
Непробудная наступает полночь.
Так целуй же меня раз сто и двести,
Больше, тысячу раз и снова сотню,
Снова тысячу раз и сотню снова.
Много сотен и тысяч насчитаем,
Все смешаем потом и счёт забудем,
Чтобы злобой завистников не мучить,
Подглядевших так много поцелуев!
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики — за весь их ропот
Мы одной не дадим монетки медной!
Пусть заходят и вновь восходят солнца, —
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придётся.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдём до многих тысяч,
Перепутаем счёт, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались.
Жить, любя, моя Лесбия, да будем,
все досужие стариков сварливых
ни во грош не оценивая сплетни!
Погибают и воскресают солнца, —
нам же, только короткий день погибнет,
ночь — безжизненный сон и беспробудный.
Тыщу дай лобызаний мне и сотню,
следом тыщу других, вторую сотню,
и до тыщи еще, и после сотню.
А как тыщ принакопится порядком,
все смешаем, чтоб сами мы не знали
и чтоб кто-нибудь злой не мог бы сглазить,
разузнав, сколько было лобызаний.
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Настанет ночь одна и бесконечный сон
© ООО «Остеон-Пресс», 2014.
Не знаю, кто сказал, что женщина – всё. Может быть, это преувеличение. Но ведь в самом деле женщина как будто всё. Можно себе представить благоустроенную семью без детей, без родни, без знакомых, но возможна ли она без женщины? Она царит у домашнего очага, законодательствует в обществе и нередко держит в своих руках таинственные пружины, которыми приводятся в движете целые государства. Женщина везде. Лишенная прав, не имея законной возможности соперничать с мужчиною в наиболее существенных областях человеческой деятельности, она гордо поднимаешь голову над кропотливой возней своего тирана, и тот, кто считает себя её повелителем, покорно пресмыкается у ее ног, не замечая даже своего стыда и унижения. Разверните книгу прошлого, вспомните историю народов и царств. Где не играла она самовластной роли, эта униженная и оскорбленная, не обладавшая даже священнейшим из благ – свободою идти туда, куда влечет ее свободный ум? Мы знаем людей, которые не преклоняли гордой головы перед сильными мира, в то же время безропотно творя волю слабого создания, вся сила которого в его слабости. Самсон и Далила – не легенда, а символ. Это – олицетворение двух половин человеческого рода, из которых одна действует мощью своего физического существа, а другая мощью своего внутреннего обаяния. Не женщина ли украсила жизнь первого человека и не она ли отняла у него все, что составляло его силу, красу и величие? С самого начала бытия стала она около него, но не для того, чтобы быть его спутником, а чтобы властвовать над ним, подчинить его своему игу и увлечь в своем падении. И мужчина сам наложил на себя принесенные ею цепи и без спора уступил ей первородство, не получив взамен даже жалкой чашки чечевичной похлебки…
Не все разделяли это мнение. Вольтер готов был отдать двух жен тому, кто возьмешь у него третью, Конфуций прогнал свою жену, так как она мешала его занятиям. Говорят, что один философ древности три года не поднимал глаз, опасаясь, как бы они не остановились на женщине. Мусульманские мудрецы, опираясь на Коран и опыт, вынесенный из жизни, считают женщину низшим существом и советуют мужьям, желающим пользоваться семейным счастьем: «Если ты находишься в крайне затруднительном положении и не знаешь, что делать, собери друзей своих, угости их, изложи им все дело и поступи, как они тебе посоветуют. Если нет у тебя друзей, посоветуйся с первым встречным и исполни его совет. Но если около тебя нет ни друзей, ни мужчины, с которыми ты мог бы посоветоваться, тогда изложи обстоятельно все дело жене, попроси ее совета, выслушай терпеливо всё, что она тебе скажет, и сделай совершенно наоборот». И у нас во времена Домостроя – да и тогда ли только? – женщина считалась дополнительным существом, чем-то вроде домашней мебели. Ученые исследовали её мозг и нашли, что она самой природой предназначена к тому, чтобы играть подчиненную роль под властительной ферулою мужчины. Но может ли все это изменить общее положение? Женщина – все не только в положительном, но и в отрицательном смысле. Выйдите на улицу. Если навстречу идет пожилой господин с спокойным лицом и медлительными движениями, не говорите, что он богат, что у него прочное положение в обществе, что ему нечего волноваться, так как завтрашний день не принесет ему ни огорчений, ни забот. Нет, женщина создала ему спокойствие. Она навеяла на него думу о мирном бытии под мирными небесами. Если это не жена, то дочь, если не дочь, то подруга. Наоборот, если мужчина, которого вы встретили, растрепан, измят, развинчен, – о, смело поднимите указательный палец и воскликните: «Вот следы женского влияния.» Может быть, в жизни этого человека женщина никогда не играла роли, но в таком случае, «все», которое представляет собою женщина, и будет заключаться в отсутствии женского элемента.(Сколько погибло мужчин только потому, что на их жизненном пути не встретилось женщины, которая иногда любит, иногда ненавидит – это все равно, – но которая всегда придает жизни упругость, силу и движение! Благодаря ей, родились поэты, потому что разве слышали бы мы трели соловья, если бы недалеко от него не сидела на ветке другая птичка, для которой весь его восторг и песнопение? Прозаики-беллетристы, не создавали бы романов: где встретили бы они больше всего внимания, как не среди женщин, составляющих ядро в кругу почитателей его таланта? Есть писатели для детей, для юношества, для лиц известного сословия или класса, но нет писателей для женщин, потому что роман, написанный для женщин, написан для всех. А художники? Не одна ли только женская красота являлась для них путеводной звездой в океане чувств, с которыми они погружаются в бездонное море искусства? Можно смело сказать, что если бы не было женщины, не было бы поэзии, литературы, живописи, скульптуры, музыки, не было бы красок, звуков, слов, – ничего бы не было.
Можно было бы наполнить целые тома одними только восторженными отзывами и славословиями, которыми выдающиеся представители культуры наградили прекрасную половину человеческого рода. Гёте, который любил многих женщин и сам был любим ими, говорил: «Женщина – венец творения». Шиллер возвел поклонение женщине в особый культ, восклицая в минуты высокого душевного подъема: «Чтите женщин, они вплетают небесные розы в земную жизнь». Кальдерон ставил женщину необычайно высоко. «Женщина, – говорил он, – небо, но небо это так же далеко от мужчины, как. земля от небесного свода». Везде и повсюду выступает на первый план благоговейное отношение к женщине, везде ей курят фимиам и ставят жертвенники. Даже те, которые относились к ней отрицательно, делали это потому, что сознавали неотразимость ее власти. Они убегали от женщины, но она гналась за ними, как тень, неслышная, неосязаемая, но неотступная. Монтень восклицал: «Если бы все шло по моему желанию, то я не женился бы даже на самой Мудрости, хотя бы она пламенела ко мне огненной страстью. Но напрасна борьба, мужчина должен подчиниться». Тут дело идет о законном браке, но для каждого ясно, что брак только одна из многочисленных форм отношений к женщине. Они многочисленны, потому что многочисленны и разнообразны все сферы духа и естества, в которых повелевает женщина. Не всегда она вплетает небесные розы в земную жизнь мужчины; вместо роз иногда появляется и репейник, но радости бытия так многообразны, и мало ли поэтов смотрели на горечь отравы, которую подносили им женщины, как на небесный нектар?
Женщина не только накладывает отпечаток на всё существо мужчины, она во многих случаях составляет всё его содержание. Можно сказать, что мужчина – сумма отношений к женщине. Она дает ему жизнь – высшее благо, без которого были бы немыслимы всякие другие блага, а когда жизнь уже есть, она является к нему в виде любимой матери, для которой нет ничего, чем бы она ни пожертвовала, когда дело идет о её родном детище. Затем она приходит к нему в виде отдаленной мечты, бледной и неясной, озаряющей первые проблески его самосознания, когда он находится еще на школьной скамье, но увлекается уже мыслью в лабиринт чувств. О, как радужны и невинны эти мечты, окутанные дымкою запретности и тайны! А когда заря юности всходить в его душе, украшая ее самыми причудливыми узорами и красками, она становится на его дороге молодой очаровательной девушкой и дарит его нежным поцелуем, первым поцелуем, магическое действие которого он тщетно искал бы в поцелуе матери. Затем она сопровождает его на жизненном пути в виде жены, сестры, дочери, подруги. Она бережет его покой, подслушивает его заветные думы, охлаждает излишний жар, ослабляет излишний холод. Где тот мужчина, который, пройдя сквозь горнило женского влияния, не очистился бы сердцем и душой, если даже он порочен, и не захотел бы помириться с миром, не захотел бы любить, молиться и веровать добру, как захотел лермонтовский Демон после встречи с Тамарой? И разве не этот процесс духовного возрождения под влиянием женщины так ярко живописует Пушкин, который также много любил на своем веку, в маленьком, но удивительном по яркости и выпуклости стихотворении[1], кстати сказать, также посвященном женщине?