Стихотворение и анализ «Сон»

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая ещё дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их жёлтые вершины

И жгло меня — но спал я мёртвым сном.

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шёл разговор весёлый обо мне.

Но в разговор весёлый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа её младая

Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди дымясь чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струёй.

Краткое содержание

И. Занковский. Горный пейзаж. 1870

Сюжет произведения имеет последовательное развитие. Мы наблюдаем за истекающим кровью человеком, лежащим «на песке долины». На поверхности его груди зияет огромная рана. Страдальцу снится весьма странное сновидение.

Затем мы узнаём о содержательной стороне его сна. Умирающий юноша видит во сне родную землю, праздничные огни, радостных людей, которые вспоминают о нём в разговоре. Лишь единственная девушка, на этом весёлом празднике жизни, крайне печальна. Её сердце погружено в «грустный сон», оно болит и тоскует о возлюбленном.

Заключительная часть произведения повествует о содержании жуткого сна красавицы. Стихотворный сюжет отличается статичностью: все события происходят в одно и то же время.

История создания

Во время отъезда поэта во вторую ссылку на Кавказ, ставшую для Лермонтова роковой, его ближайший товарищ Владимир Одоевский вручил ему пустой блокнот с просьбой привезти обратно блокнот, но уже заполненный стихами. Выполняя просьбу друга и желая его порадовать, Лермонтов очень много писал. Таким образом, на страницах подаренного Одоевским блокнота оказались записаны практически все стихотворения, относящиеся к заключительному периоду творчества поэта. Там же, в 1841 году, было записано и стихотворение «Сон».

Известно, что Лермонтова, как творческого человека, время от времени посещали мистические предчувствия, касающиеся его судьбы. Этим предчувствием он и посвятил данное произведение. Первые читатели смогли ознакомиться со стихотворением спустя два года, после смерти автора на роковой дуэли. Публикация случилась в 1843 году, на страницах журнала «Отечественные записки».

Жанр, направление, размер

Произведение относится к жанру «мистическое стихотворение». В стихотворном тексте воедино соединяются сновидение, реальность и предчувствие. Это создаёт фантастическое полотно происходящего.

Стихотворение написано в рамках литературного направления «романтизм». Об этом свидетельствуют: мистическое содержание сюжета, а также вопросы о жизни/смерти, любви и одиночестве, поднятые автором. Для написания стихотворения Лермонтов использует пятистопный ямб с перекрёстной рифмовкой.

Композиция

Произведение включает в себя пять четверостиший и делится на три семантических части:

Такое композиционное решение справедливо назвать зеркальным: герой видит в своём сновидении девушку, во сне которой отражена реальная картина случившихся с ним событий.

Образы и символы

В данном произведении представлено несколько образов, два из которых центральные:

Темы и настроение

В произведении Лермонтов поднимает сразу несколько важных для каждого читателя тем:

Всё произведение проникнуто настроением печали, тоски и грусти: страшная судьба героя вызывает в сердцах читателей искреннее сочувствие и жалость.

Основная идея

Средства выразительности

Тропы, использованные Лермонтовым в произведении, необходимы для того, чтобы созданная им картина казалась читателям яркой и выразительной:

Источник

Сон (В полдневный жар в долине Дагестана — Лермонтов)

Авторские и издательские редакции текста [ править ]

Сон («В полдневный жар в долине Дагестана…»)
Иллюстрированное полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова / Редакция В. В. Каллаша — М.: Печатник, 1914. — Т. III. (РГБ)

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая ещё дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их жёлтые вершины
И жгло меня — но спал я мёртвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шёл разговор весёлый обо мне.

Но в разговор весёлый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа её младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй

Примечания [ править ]

Печ. по автографу ГПБ, Зап. книжка; там же — черн. автограф. Ст-ние имеет кольцевую композицию. «Сон героя и сон героини — это как бы два зеркала, взаимно отражающие действительные судьбы каждого из них и возвращающие друг другу их отражения» (см. коммент. Б. М. Эйхенбаума к ПСС-3, т. 2. С. 252). Возможно, замысел ст-ния связан с В. А. Лопухиной (см. о ней примеч. 289).

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.

Общественное достояние Общественное достояние false false

Источник

СОН
(В полдневный жар в долине Дагестана — Лермонтов)

Сон
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая ещё дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их жёлтые вершины
И жгло меня — но спал я мёртвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шёл разговор весёлый обо мне.

Но в разговор весёлый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа её младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй
1841

Михаи́л Ива́нович Царёв (18 ноября 1903, Тверь, — 10 ноября 1987, Москва) — советский актёр театра и кино, театральный режиссёр. Народный артист СССР (1949), Герой Социалистического Труда (1973).

Михаи́л Ю́рьевич Ле́рмонтов (3 октября 1814, Москва — 15 июля1841, Пятигорск) — русский поэт, прозаик, драматург, художник. Творчество Лермонтова, в котором удачно сочетаются гражданские, философские и личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы. Оно оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов XIX и XX вв. Драматургия Лермонтова имела огромное влияние на развитие театрального искусства. Произведения Лермонтова получили большой отклик в живописи, театре, кинематографе. Его стихи стали подлинной кладезью для оперного, симфонического и романсного творчества, многие из них стали народными песнями.

Источник

Сон. М. Ю. Лермонтов

Иллюстрация к стихотворению Лермонтова «Сон». В. А. Поляков. 1900

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.

М. Ю. Лермонтов, 1841

Иллюстрация С. В. Иванова к стихотворению М. Ю. Лермонтова «Сон». 1890 г.

Примечания к стихотворению М. Ю. Лермонтова «Сон»

Впервые — в журнале «Отечественные записки», 1843, том XXVII, № 4, с. 183 с подписью «Лермонтов».

Печатается по автографу ГПБ, Записная книжка; там же — черновой автограф. Стихотворение имеет кольцевую композицию. «Сон героя и сон героини — это как бы два зеркала, взаимно отражающие действительные судьбы каждого из них и возвращающие друг другу их отражения» (см. коммент. Б. М. Эйхенбаума к ПСС-3, т. 2. С. 252). Возможно, замысел стихотворения связан с В. А. Лопухиной.

Источник

Сергей Гандлевский Я сразу выбрал Сон

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но, в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.

У меня с отрочества и по нынешний день как-то так сложились литературные пристрастия, что чуть что — Пушкин, а Лермонтов — постольку-поскольку. Достаточно обычная картина. Я поэтому Лермонтова и знаю более поверхностно, чем Пушкина — по верхам и пройдусь. Может, в этом даже и есть свой резон: почти спонтанное высказывание современного литератора, застигнутого врасплох редакционным заданием.
Несколько лет назад я перечитал «Героя нашего времени» и вынужден с неловкостью признаться, что в принципе согласен с хамовато-солдафонским по тону отзывом о романе императора Николая I: довольно ходульный Печорин, как живой Максим Максимыч, но роман «хорошо написан» (еще как хорошо!).
Поэтому я с сожалением думаю, что своей «взрослой» и ударной, печоринской составляющей «Герой нашего времени» способен нынче увлечь лишь подростка, да и то идеально-несовременного, родительским попечением отгороженного от массовой культуры. Чего не скажешь, например, о «Капитанской дочке», книге, годной практически на любой возраст.
В «Герое нашего времени», среди прочего, различима тема правоты простоты, ставшая лейтмотивом у Льва Толстого и выродившаяся в невозможный лубок под пером Пастернака — «Превозмогая обожанье, я наблюдал, боготворя. Здесь были бабы, слобожане, учащиеся, слесаря…» и т.д.
Но подмывает, раз уж я набрался смешной дерзости, сказать и Пушкину свое «ужо тебе!».
Пушкин — искренний державник. Понять его можно: великие деяния Петра I еще не сделались далеким преданием, а с некоторыми феерическими людьми екатерининского века поэт был лично знаком, записывал за ними драгоценные анекдоты. Впрочем, и тогда его красивые угарно-патриотические стихи вызывали друже­ские укоризны: «этот род восторга анахронизм» (П. Вяземский). Немудрено, что в этой своей части Пушкин пригодился политикам и демагогам, хотя смыслят они в нем, как животное с пятачком в апельсинах. Как быть? Томас Венцлова прав: если Пушкин — «наше все», то и это, рефлекторно-имперское, в нем, в числе прочего, имеется.
Патриотизм Лермонтова совсем другого толка. Будто в пику Пушкину, Лермонтов перечисляет пункт за пунктом предметы, вызывающие пушкинский державный энтузиазм, и расписывается в полном равнодушии к ним:

Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

А любит он все то, с чем как частное лицо вошел в биографическое соприкосновение и сумел привязаться: ландшафты, дорожное созерцание, быт.
Патриотизм Лермонтова, в отличие от пушкинского, низведен с высот племенной присяги на уровень сугубо личной и безотчетной привязанности. Понятное и современное самочувствие.
Столь же понятны и современны у Лермонтова причины, вызывающие прилив отвлеченно-религиозного молитвенного чувства, не отрегулированного какой-либо конфессией. Я о стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива…».
Здесь религиозное настроение, как и лермонтовский патриотизм, проявляется не в русле общепринятых уложений, а как совершенно приватная эмоция: природа так хороша, что мысль о Творце напрашивается сама собой — «И в небесах я вижу Бога».
У Лермонтова будто сильная аллергия на официальный пафос, вполне объяснимая атмосферой николаевской эпохи с ее бредом регламента и униформы. Он упорно сторонится общих мест, выбирает конфликтное одиночество. На язык просится слово «отщепенец».
Муза Лермонтова сродни прекрасной женщине из его стихотворения «Сон»: сидя на пиру в кругу приятельниц, та не участвует в общем веселом разговоре, а заворожена своим грустным видением. С чего, кстати, я взял, что героиня стихотворения прекрасна? Про всех помянутых женщин известно лишь, что они «юны» и «украшены цветами», а героиню из толпы выделяет единственное уточнение — «одна». Но именно такая, чуть ли не фольклорная, условность облика освобождает читатель­ское воображение, и, разумеется, женщина эта не может не быть прекрасной.
По ходу нынешних юбилейных мероприятий ряду авторов предложили прочесть на публику по одному стихотворению Лермонтова. Я сразу выбрал «Сон», уверенный, что знаю его наизусть уже несколько десятилетий. Сверившись на всякий случай с оригиналом, я с недоумением обнаружил, что изрядно переиначил первоисточник — заменил синонимами кое-какие глаголы, вставил кое-где вместо лермонтовских свои эпитеты, облегчил в одном месте ямб для удобства произнесения про себя и вслух. Человеческая память ненадежна, это-то неудивительно; меня удивило другое — мой извод оказался вполне на уровне. Получается, что сказать «шедевр» применительно к «Сну» не совсем то: шедевр — слишком культурное слово, предполагающее, помимо прочего, высшую степень мастерства, когда ни убавить, ни прибавить. А тут — сравнительно безболезненное допущение умеренных читательских вольностей, да еще этот «знакомый труп», словно из жестокой городской баллады… Но стихотворение-то грандиозное!
Встречные вещие сны как вечная людская утопия абсолютной душевной близости; колдовская музыка повторов из строфы в строфу; фольклорные архетипичность, лаконизм и терпимость к отсебятине выводят эти стихи за пределы секулярной лирики в какую-то долитературную стихию. Аж мороз по коже.
Вот тебе и барчук, вот тебе и корнет!

Источник