Гражданский брак в ссср что это
Первый советский брак
Первый советский брак
Первым советским гражданским браком, сознательно и публично заключённым вне церкви, считается гражданский брак между бывшей дворянкой, политиком, активисткой женского движения Александрой Коллонтай и красноармейцем Павлом Дыбенко из крестьянской семьи. В дальнейшем советским правительством была сформирована система ЗАГСов, но этот брак считается прототипом всех гражданских браков, регистрируемых в России государством. Брак продолжался с середины марта 1918 года по 1923 год.
Содержание
Легенда о первом советском браке
Ранние идеи Коллонтай и её знакомство с Дыбенко
Легенда утверждает, что Александра Коллонтай ещё до Революции придерживалась идей свободной любви (подобнее см. Теорию стакана воды), публиковала статьи и рассказы на эту тему, пользовалась популярностью среди мужской части революционной России. Биографы отмечают: «Была она уверена и в том, что о рождённых в „свободной любви“ детях должно заботиться государство победившего пролетариата в нужном для него русле.»
После совершения Революции и прихода большевиков к власти, церковный брак (включая первый, дореволюционный брак Коллонтай) потерял юридическую силу в атеистической стране и сохранил значение лишь в глазах некоторой части православных. Полгода (с октября 1917 по март 1918 года) в стране не было никакого способа заключить брак, признаваемый всеми. Возникали призывы вслед за религией отменить «устаревший», буржуазный и порочный институт брака и семьи.
Одним из мужчин Александры и был матрос Павел Дыбенко, разделяющий взгляды на брак Коллонтай. Их знакомство началось в апреле 1917 года, тогда когда член ЦК Александра Коллонтай посетила корабль, стоявший в Хельсинки на котором проходил службу П. Дыбенко.
Наркому Дыбенко приписывается командование знаменитым разгоном Учредительного собрания 6 (19) января 1918 года. Коллонтай пишет в своём дневнике о Дыбенко: «Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия. В нём, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха. Я верю в Павлушу и его Звезду. Он — орёл… Люблю в нём сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нём жестокого, страшного Дыбенко…».
В 1918 году, при формировании Красной Армии, нарком Павел Дыбенко не смог отстоять Нарву от февральского наступления кайзеровской Германии. Ленин в своей передовице в «Правде» 25 февраля 1918 года по поводу сдачи Нарвы отмечал: «Эта неделя является для партии и всего советского народа горьким, обидным, тяжёлым, но необходимым, полезным, благодетельным уроком».
3 марта 1918 года юная РСФСР на невыгодных для неё условиях подписывает с Германией Брестский мир, для формальной ратификации которого созывается IV Всероссийский съезд Советов. Коллонтай и Дыбенко выступают против его заключения и за продолжение войны с помощью партизанской тактики.
12 марта столица переносится в Москву вместе со всем государственным аппаратом.
16 марта 1918 года на IV съезде Советов Коллонтай лишилась поста наркома и была выведена из ЦК партии. Поведение Дыбенко под Нарвой было осуждено съездом, сам Дыбенко был исключён из Партии и заявил о сдаче поста наркома. Лев Троцкий требовал проведение показательного процесса над Дыбенко, казни за дезертирство и преступное легкомыслие, граничившие с предательством.
После заседания съезда Дыбенко призвал своих матросов к выступлению против решения съезда. 17 марта глава ЧК Ф. Э. Дзержинский приказывает арестовать Дыбенко, для недопущения бунта в Москве. Следствие поручалось Николаю Крыленко. Дыбенко заключили в подвалы Кремля, где угрожали расстрелом и несколько дней не давали пищи.
Заключение первого советского брака и спасение Дыбенко от расстрела
Когда Коллонтай обратилась с ходатайством к Ленину, тот спросил: «А вы кто такая будете подследственному?» Чтобы спасти жизнь своего 29-летнего возлюбленного, 46-летняя Александра Коллонтай отреклась от своих ранних взглядов на свободную любовь и признала Павла Дыбенко своим мужем.
Первый гражданский брак, официально заключённый в России, был основан на простой публикации заявления Александры Коллонтай в газете «Правда» о том, что она сочеталась первым гражданским советским браком. 25 марта 1918 года, после опубликовании информации о браке, Павел Дыбенко был выпущен из тюрьмы на поруки своей жены. Сама Коллонтай о своём браке: «Мы оформили свой гражданский брак, ибо если революция потерпит поражение, мы вместе взойдем на эшафот!»
Матросы встретили его освобождение как свою победу, отметив ее грандиозным кутежом. Вместо того, чтобы покорно дожидаться суда, молодожёны ударились в бегство. Когда Крыленко все же удалось связаться по телеграфу с Дыбенко, беглец пригрозил: «… еще не известно, кто и кого будет арестовывать». Организовав в Самаре «Самарскую республику», признавшую невиновность Дыбенко, супруги пару месяцев открыто выступали против мира с немцами, обвиняя Ленина в коррупции и предательстве.
18 мая начавшееся в Самаре восстание левых эсеров, эсеров-максималистов и анархистов было подавлено. Утверждается, что за неделю до восстания Дыбенко прибыл в Москву и явился в Кремль, пообещав большевикам хранить молчание относительно немецких денег и прочих тайн Кремля, дал слово не заниматься политикой и никогда более не стремиться в народные трибуны.[1]
Сталин тогда шутил, что расстрел для Дыбенко и Коллонтай будет недостаточным наказанием и предлагал «приговорить их к верности друг другу в течение пяти лет» (по другому источнику — в течение года). На деле дела Революции постоянно разбрасывали супругов в разные концы страны.
В ноябре 1918 года на 1-м Всероссийском съезде работниц и крестьянок Коллонтай выступила с докладом «Семья и коммунистическое государство». Вслед за первым гражданским браком последовали и другие. В июне 1934 года был принят знаменитый советский закон о запрете мужеложства, законодательно зафиксировав советскую половую мораль.
Вот так идеи свободной любви, получившие распространение в революционное время, стало некому защищать и они лишились государственной поддержки. Зато Россия получила институт гражданского брака, который до сих пор позволяет заключать браки даже между приверженцами разных религий или атеистами.
Попытка самоубийства Дыбенко. Развод.
В марте 1921 года Александра Коллонтай входит в руководство «рабочей оппозиции» (en:Workers’ Opposition). В феврале 1922 года Коллонтай передала в Исполком Коминтерна заявление двадцати двух бывших членов «рабочей оппозиции» с требованием прекратить репрессии против инакомыслящих в партии. Программа рабочей оппозиции была осуждена и разгромлена Лениным, а сама Коллонтай в марте 1922 года подверглась жёсткой критике на XI съезде РКП (б) — последнем съезде, на котором выступал Ленин. Коллонтай предупредили: если она продолжит антипартийную деятельность, будет исключена из партии. Феликс Дзержинский предлагал расстрелять или пересажать всех участников оппозиции. От греха подальше Коллонтай уезжает к мужу в Одессу, где не страдавший от одиночества Дыбенко пытается поддерживать постоянные отношения сразу с двумя женщинами.
Коллонтай находит чужую любовную записку, адресованную мужу. Из дневника Коллонтай: «Как же так?! Всю жизнь я утверждала свободную любовь, свободную от ревности, от унижений. И вот пришло время, когда меня охватывают со всех сторон те же самые чувства, против которых я восставала всегда. А сейчас сама не способна, не в состоянии справиться с ними» (другой вариант: «Вправе ли я требовать от него верности? Всю жизнь я утверждала свободную любовь, свободную от условностей, от ревности, от унижений. Ведь против этого я всегда восставала. А сейчас сама не способна, не в состоянии справиться с этим»).
Между супругами начали возникать конфликты на почве алкоголизма Дыбенко и ревности. Александра настаивает на немедленном разводе. Павел Дыбенко совершает попытку самоубийства. Это происходит на роскошной даче командующего, в предместье Одессы «Большой фонтан». Целую ночь Дыбенко гулял, а под утро заявился под хмельком, оправдываясь, что задержался у друзей по дивизии. Коллонтай бросила ему в лицо (читаем ее дневник):
«Не лги. Мне все равно, где ты был. Между нами все кончено. В среду я еду в Москву. Совсем. Ты можешь делать что хочешь — мне все равно.
Павел быстро, по-военному, повернулся и поспешил к дому. У меня мелькнуло опасение: зачем он так спешит? Но я медлила. Зачем, зачем я тогда не бросилась за ним? Поднимаясь по лестнице террасы, я услышала выстрел… Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови. Павел был еще жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца… Только позднее я узнала, что в тот вечер „красивая девушка“ поставила ему ультиматум: либо я, либо она.»
Коллонтай выходила самоубийцу, отчиталась перед парткомом за «непартийный» поступок Павла, взяв всю вину на себя… А когда Павел поправился, уехала в Москву. В 1923 году 34-летний Дыбенко женится на юной Валентине Стафилевской, сопернице 51-летней Александры Коллонтай.
Отношения супругов после развода и их дальнейшая судьба.
Написав личное письмо Сталину, в 1923 году Коллонтай становится советником посольства СССР в Норвегии. Комдив Дыбенко шлет ей письмо за письмом с рефреном «Люблю! Хочу в Норвегию!». Недельный отпуск Дыбенко в Норвегии стал последней искоркой их некогда бурного романа. Из письма Коллонтай подруге: «…Видишь ли, мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое душевное одиночество, упреков в том, что я несправедливо порвала с ним… Письма были такие нежные и трогательные, что я проливала над ними слезу и уже начала сомневаться в правильности моего решения разойтись с Павлом… И я узнаю, что Павел вовсе не одинок, что, когда его корпус перевели из Одесского круга в Могилев, он захватил с собой „красивую девушку“ и она живет у него. Ночью со мной случился сердечный приступ и нервный припадок…»
Остаток своей жизни темпераментная, но уже пожилая женщина провела за границей, представляя СССР в разных странах. Стала главой советской дипломатической миссии в Норвегии, потом первой в мире женщиной-послом в Швеции. Представляла СССР в Мексике и Лиге Наций. Именно на этот этап жизни Коллонтай, первой женщины-посла, был нацелен акцент позднесоветской пропаганды.
В марте 1942 года Коллонтай исполнилось 70. Приехавший в Стокгольм дипломат Владимир Ерофеев вспоминал: «Ее разбил паралич… Меня она принимала, сидя в кресле-коляске… Но старалась держаться бодро».
Александра Коллонтай умерла 9 марта 1952 года в Москве. Не дожив до своего 80-летия пяти дней, она скончалась в своей постели от инфаркта.
Критика легенды о первом советском браке
Известно, что усилиями Коллонтай после Революции были приняты два важнейших декрета. Эти законы были куда прогрессивнее, чем в большинстве европейских стран.
В свете этой информации публичный брак и развод с Дыбенко выглядят не как вынужденная сдача позиций «жрицей свободной любви», а как планомерное проведение в жизнь идеи гражданского брака, защищённого государством. Здесь свет на истину может пролить исследование подлинных материалов о ранних взглядах Александры Коллонтай — и развитие этих взглядов вплоть до 1918 года.
Также были опубликованы сведения [6] о том, что уже в январе 1918 года было зарегистрировано 8 гражданских браков. Таким образом брак, описываемый в легенде, не был первым ни де юре, ни де факто. Брак действительно мог быть образцово-показательным, чтобы увеличить популярность этой формы отношений. Но с равной степенью мог быть представлен, как таковой пост-перестроечными журналистами.
Почему партийные лидеры СССР жили гражданскими браками
Почему партийные лидеры СССР жили гражданскими браками
Многие представители так называемой старой гвардии большевиков действительно до конца своих дней оставались официально холостыми. Яркий пример тому – Георгий Маленков, который прожил с Валерией Голубцовой много лет, но так и не оформил их отношения. Неужели таким образом партийная элита надеялась спасти своих близких от репрессий?
Ленин, революция и семья
Многие современные историки склоняются к тому, что Владимир Ильич Ленин являлся ярым противником института брака. Он, по всей видимости, не собирался регистрировать отношения с Надеждой Константиновной Крупской. Если верить Леониду Млечину, автору книги «Демонтаж патриарха», когда Крупская приехала к Ленину в Шушенское, от исправника поступил приказ: либо она венчается с Ульяновым, либо отбывает назад в Уфу. Позже супруга вождя назвала обряд венчания с мужем «комедией». Ильич также выступал и за свободу разводов, о чем написал в своей статье «Карикатура на марксизм» еще в 1916 году.
Поэтому неудивительно, что одними из первых декретов, принятых советской властью (Владимиром Лениным и Яковом Свердловым, главой ВЦИК) сразу после Революции 1917 года, стали декреты «О расторжении брака» и «О гражданском браке, о детях и ведении книг гражданского состояния».
От Коллонтай до Маленкова
Таким образом, регистрация брака не являлась обязательной для его возникновения; признавался и фактический брак, не оформленный в загсе. Мужчины, женщины и даже дети теперь обретали доселе невиданные права. Масла в огонь подливали и дамы-революционерки, активно включившиеся в политическую жизнь новой России. Взять хотя бы Александру Коллонтай, первую женщину-министра в истории. Как утверждает Александр Левицкий, автор книги «Будущее России», Коллонтай выражала надежду на то, что гражданский брак окажется первой ступенью к полной ликвидации семьи в коммунистическом обществе.
Сама Александра Коллонтай вместе с Павлом Дыбенко стали первой парой в стране, узаконившей свои отношения не в церкви, а сделав лишь запись в Книге гражданского состояния, как того требовали новые правила. Однако многие революционеры предпочли обойти стороной и эту процедуру: брак, какой бы он ни был, тогда считался пережитком прошлого. Именно поэтому некоторые партийцы, впоследствии вставшие у руля государства, на бумаге так и остались холостыми. По словам Николая Зеньковича, автора книги «Самые секретные родственники», таковым являлся и Георгий Маленков, проживший вместе с Валерией Голубцовой большой отрезок времени. Не был расписан с Марией Маркус и Сергей Киров.
А что другие граждане?
Подобных примеров можно привести множество. Тем более что с партийных лидеров брали пример и остальные граждане Страны Советов. Например, если верить Арсению Соболевскому, автору книги «Революция любви или вырождение?», известный советский физик Лев Ландау оставался верен «идеалам сексуальной революции» до окончания Великой Отечественной войны. С Корой Дробанцевой Ландау сошелся еще в 1930-х годах. Однако расписались они только в 1946 году, буквально за несколько дней до рождения их общего сына.
И так жили в 1920-1930-х годах если не большинство, то многие. В книге «Демографическая модернизация России 1900-2000» под редакцией Анатолия Вишневского приведены результаты исследования, датированного 1923 годом. В указанный период в стране насчитывалось около 100 тысяч незарегистрированных браков. Да и с оформленными союзами дела обстояли не лучше. Сергей Гавров в «Историческом изменении институтов семьи брака» приводит данные социолога Питирима Сорокина, который в 1922 году в журнале «Экономист» писал, что после революции в одном только Петрограде на 10 тысяч браков приходилось 92,2 % разводов. Причем больше половины расторгнутых союзов не просуществовали и года.
Какая форма советских милиционеров была самая нарядная
С момента образования советской милиции в 1917 году и до развала СССР как государства в 1991-м изменение обмундирования и знаков различия сотрудников системы МВД Советского Союза производилось шесть раз.
Поначалу они ходили в лаптях и тюбетейках
Известный российский историк, член Геральдического совета при Президенте РФ Леонид Токарь в середине 1990-х годов издал первое серьезное исследование, посвященное истории униформы советской милиции: со времен создания органов внутренних дел СССР до распада Советского Союза. В его книге из серии «История российского форменного костюма», «Советская милиция 1918–1991 гг.» описывается, что на протяжении почти 20 лет после учреждения этой правоохранительной структуры милицейское обмундирование претерпевало внешне незначительные изменения и долгое время имело несущественные отличия от формы военнослужащих Красной Армии.
Вдобавок, в силу плохого материального и вещевого снабжения в условиях Гражданской войны и послевоенного времени далеко не всегда удавалось добиться единообразия униформы в подразделениях советской милиции. Начальник Центрального музея МВД полковник внутренней службы Андрей Белодуб говорил, что, хотя для милиционеров и утвердили в 1918 году Коллегией НКВД РСФСР зимнюю и летнюю форму обмундирования, на протяжении долгого периода правоохранители в советских республиках подчас ходили на службу кто в чем горазд. До начала 1922 года милиционеров в РСФСР централизованно снабжали лаптями, а в Средней Азии они охраняли покой мирных граждан в тюбетейках и халатах. В 1923 году были установлены общий образец униформы и единые знаки различия советской милиции. Но все это во многом копировало элементы экипировки командного и рядового состава РККА.
Избавление от наследия Красной Армии
Историк МВД Валерий Власенко пишет, что к середине 1930-х годов в СССР стиль милитари в одежде стал чрезвычайно популярен, причем повсеместно. По примеру Сталина полувоенные френчи стремились носить все руководящие работники. Своя униформа, малоотличимая от армейской, имелась помимо милиции у пожарных, почтовиков, сотрудников Осоавиахима, подразделений речного и морского флота, гражданской авиации. Даже работники городского электротранспорта были одеты в собственную форму. В этой связи возникала путаница и неразбериха.
В 1935 году Политбюро ЦК ВКП (б) издало специальное постановление о запрете ношения униформы и знаков различия, схожих с имеющимися в РККА. Для милиционеров вводились персональные звания, новые петлицы и знаки различия. Принципиально обновился внешний вид нарукавного знака и знака для головных уборов – это были гербы СССР, прообразы будущих милицейских кокард. Значки с гербами серебряного цвета крепились и в углу бирюзовых петлиц на кителях милиционеров.
В 1938 году, согласно приказу НКВД СССР №383, в летнее время личный состав Рабоче-крестьянской милиции имел право носить белый китель, такого же цвета брюки навыпуск и фуражку. В этом же году были введены серые и серо-зеленые (для командного состава) форменные фуражки с бирюзовым околышем. Зимой командирам выдавались меховые шапки-финки с золотистыми гербами СССР. Милиционерам в ряде южных республик СССР (за исключением высокогорных районов) такие шапки не полагались.
Царская эстетика
По мнению начальника Центрального музея МВД полковника Андрея Белодуба, если сравнивать образцы обмундирования советской милиции 1917-1991 годов, то красивее всего выглядит форма 1947 года: ее покрой и другие элементы напоминают облачение царской полиции. Повседневным был белый летний китель, парадный же, тоже белоснежный, украшался окантовкой. Помимо кителя милиционеры в торжественных случаях носили двубортные мундиры синего цвета (повседневный китель был той же расцветки). Особый шик советским правоохранителям зимой придавали шапки-кубанки. Как считает Белодуб, последующая корректировка советской милицейской униформы уже ничего принципиально нового в ее эстетический вид не внесла. А с конца 1960-х годов в форме стали преобладать мышиные оттенки, и вовсе лишившие ее внешней привлекательности. Исходя из приказа МВД СССР №180 от 1987 года по крайней мере до конца 1980-х годов советская милиция, включая генералитет, в качестве парадно-выходной обуви продолжала носить хромовые или юфтевые сапоги.
Как советская власть нарушила последнюю волю Шаляпина
Великий русский певец Фёдор Шаляпин, уехав за границу, запретил хоронить себя на родине, пока там существует советская власть. Однако в 1984 году прах певца вопреки его воле всё-таки был перезахоронен в Москве.
«Не поеду к большевикам ни живым ни мёртвым»
После Октябрьской революции Шаляпин стал эмигрантом далеко не сразу – он окончательно покинул родину только в 1922 году, причём первое время оставался советским гражданином. Были времена, когда Шаляпина в СССР боготворили, но был период, когда его проклинали.
А вскоре после публичного разноса, устроенного в советской печати, певца вновь стали уговаривать вернуться в Советский Союз. Сам Шаляпин сравнивал коммунистический режим с «бездушными объятиями робота» и заявлял, что к большевикам не поедет «ни живым ни мёртвым». Эта позиция нашла отражение и в завещании певца.
Когда в 1938 году 66-летний Шаляпин скончался в Париже, его похоронили на кладбище Батиньоль, которое выбрал сам артист. При этом глубокая связь певца с Россией осознавалась всеми участниками прощальной церемонии.
«В могилу был брошен комок родной земли, которую Шаляпин бережно хранил всю жизнь. А вслед за тем неизвестные русские люди кидали в ту же могилу комочки принесённой ими земли с далёкой родины. » – описывал похороны Шаляпина его биограф Моисей Янковский.
Надпись на надгробии гласила: «Здесь покоится великий сын земли Русской, Фёдор Иванович Шаляпин».
Советский Союз же «не простил» певца даже после его смерти. Солист Большого театра Марк Рейзен, автор некролога в газете «Известия», утверждал, что Шаляпин «променял Родину на длинный рубль», а талант его якобы «давно иссяк».
Переговоры о возвращении
В послевоенном СССР отношение к Шаляпину изменилось. Стали проводиться вечера памяти великого артиста, ему устанавливались памятники. А в 1980-х годах возникла мысль перевезти на родину прах певца. Подробно это событие описано в книге Виталия Дмитриевского «Шаляпин».
Не исключено, что инициатива перезахоронения зародилась где-то в недрах Министерства культуры, однако официально о ней было заявлено в частной беседе прибывшего в командировку на Запад советского писателя Юлиана Семёнова и сына певца Фёдора Фёдоровича (который был известен в США и Италии как актёр). Третьим участником разговора был барон Эдуард фон Фальц-Фейн, близкий друг Федора Шаляпина-младшего.
Свое согласие на перенос праха сын артиста оформил в письменном виде. Вероятно, он согласился нарушить последнюю волю отца прежде всего потому, что на кладбище Батиньоль за его могилой некому стало ухаживать. Потомки Шаляпина в Париже давно не проживали. Кроме того, режим в СССР уже начал меняться – в воздухе витало предчувствие Перестройки.
Однако когда Семенов, вернувшись в Москву, радостно сообщил в Министерстве культуры о достигнутом успехе, его огорошили неожиданной новостью – разрешение на возврат праха «антисоветчика» могут и не дать. Дело сдвинулось с мёртвой точки лишь после звонка Семёнова Юрию Андропову.
Перезахоронение
Осенью 1984 года при содействии парижского муниципалитета тело Шаляпина было перевезено на родину. Процесс не был публичным. Только Телеграфное агентство Советского Союза дало одно скупое сообщение о том, что «возвращение на Родину останков Ф. И. Шаляпина произведено в связи с пожеланием детей Ф. И. Шаляпина».
О дате перезахоронения широкой общественности также не объявили. Церемония прошла 29 октября на Новодевичьем кладбище с участием родных и близких певца, а также ряда советских деятелей культуры. Речь на траурном митинге произнесли первый секретарь Союза композиторов Тихон Хренников и гендиректор Большого театра Станислав Лушин.
«Советские люди, почитатели таланта Ф. И. Шаляпина, с удовлетворением встретили перенос на Родину праха выдающегося певца, отдавшего много сил прославлению русской музыкальной культуры», – проинформировала читателей в день церемонии газета «Известия», некогда хаявшая Шаляпина.
Окончательная «реабилитация» Шаляпина произошла уже в годы Перестройки. В 1991 году Совет Министров РСФСР вернул певцу звание народного артиста.
Как Сталин поступил с семьёй расстрелянного наркома НКВД Генриха Ягоды
Как известно, Генрих Ягода, экс-нарком внутренних дел, был расстрелян в 1938 году. Отец Ягоды, Григорий Филиппович, отлично понимал, чем ему и его супруге грозит клеймо родителей врага народа. Именно поэтому Ягода-старший и решил написать письмо Иосифу Сталину.
Арест и казнь Ягоды
Карьера бывшего главы НКВД Генриха Григорьевича Ягоды рухнула во второй половине 1930-х годов. Как пишет Михаил Ильинский в своей книге «Нарком Ягода», осенью 1936 года Ягода был отстранен от должности наркома внутренних дел и назначен комиссаром связи СССР. Однако и на этом посту Генрих Григорьевич не задержался: уже в следующем 1937 году он был взят под стражу. Обвинений в его адрес было предъявлено немало: это и контакты со Львом Троцким и другими врагами народа, и подготовка государственного переворота, и шпионаж. Ситуация для экс-наркома усложнилась еще и тем, что против него выступили многие его сподвижники.
Впрочем, если верить материалам дела, Ягода и сам признался в большинстве инкриминируемых ему деяний. Причем, по мнению Бореслава Скляревского, автора книги «1937 год», сделал он это абсолютно добровольно, то есть без применения пыток. Скляревский утверждал, что Генрих Григорьевич наотрез отказался от обвинений в работе на иностранные разведки, зато о том, как он отправлял деньги Троцкому, рассказал во всех подробностях. Ягоду приговорили к смертной казни, которая была осуществлена 15 марта 1938 года. Примечательно, что данный приговор он получил благодаря исключительно «заговору», о шпионаже речь уже не шла.
Письмо отца
Родственники Генриха Ягоды прекрасно осознавали, чем может обернуться для них вся эта история. Посему отец Ягоды, Григорий Филиппович (Гершен Фишелевич), который в прежние времена, по словам сына, работал ювелиром, поспешил написать письмо самому Иосифу Сталину. Отрывок из него приведен в книге Леонида Млечина «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы». В своем обращении к вождю Григорий Ягода напомнил о судьбах других своих сыновей, Михаила и Льва, которые погибли, сражаясь против самодержавия, а также заявил о том, что и он сам оказывал активное содействие партии. В частности, Ягода-старший поведал о том, что в 1905 году на его квартире находилась подпольная типография.
Дальнейшая судьба родственников наркома
Как и следовало ожидать, на это письмо Григория Ягоды никакой реакции не последовало. Как верно заметил Симон Себаг Монтефиоре, автор книги «Сталин: Двор Красного монарха», вместе с осужденным чиновником обычно уничтожались его родные, друзья и даже любовницы. Так случилось и со многими родственниками Генриха Ягоды: некоторые из них были арестованы, другие – высланы, а кого-то и расстреляли. Симон Себаг Монтефиоре рассказывает, что вскоре после заключения Ягоды под стражу были казнены его зять и тесть. Жену Генриха Григорьевича, Иду Авербах, отправили в ссылку. Однако очень быстро это наказание заменили расстрелом. Авербах погибла через три месяца после мужа.
Родители Генриха Ягоды, Григорий Филиппович и Хася Гавриловна, как и его жена, поначалу тоже были высланы. Согласно решению особого совещания НКВД, их отправили в Астрахань сроком на 5 лет. Однако, по утверждению автора книги «Запрещенный Сталин» Василия Соймы, уже в мае 1938 года они оба были обвинены в контрреволюционной деятельности и приговорены к 8 годам в исправительно-трудовых лагерях. Ни Григорий Филиппович, ни Хася Гавриловна таких испытаний не перенесли. По данным Василия Соймы, первый скончался буквально через несколько дней после прибытия в Воркутинский лагерь, а вторая умерла в январе 1940 года в Севвостлаге. Их реабилитировали в 1960 году.
Добровольческий полк «Варяг»: как воевали белоэмигранты-эсэсовцы
В годы Второй мировой войны гитлеровцы сформировали из русских эмигрантов несколько коллаборационистских соединений. Одно из них – добровольческий полк СС «Варяг», который возглавили самые непримиримые белогвардейцы, осевшие в Югославии.
Эмигранты против партизан
Довоенное королевство Югославия было центром русской белой эмиграции. При этом в Белграде обосновались самые «правые» беженцы из России, ярые монархисты. По данным за 1937 год, в стране проживали 27 тысяч русских.
После оккупации Югославии Третьим рейхом немцы решили использовать воинствующий антикоммунистический настрой эмигрантов. Прежние же дружественные отношения между русскими и сербами к тому времени из-за политических неурядиц сошли на нет. Огромное количество бывших белогвардейцев вступили в Русский охранный корпус вермахта, чтобы сражаться с партизанами-коммунистами Иосипа Броз Тито. Однако виды на эмигрантов имело и ведомство Генриха Гиммлера, нацеленное на привлечение «легионеров» из числа всех европейских наций.
Предыстория полка «Варяг» (по-немецки Warager) началась в марте 1942 года, когда в Сербии был сформирован батальон вспомогательной полиции.
«Создание этой части явилось результатом деятельности «конкурентов» вермахта – СС, а точнее – командующего силами полиции и СС в Сербии группенфюрера Августа Мейснера, который выражал недовольство царившим в РОК русским духом, монархистским и недостаточно лояльным по отношению к нацистской идеологии», – пишет исследователь Алексей Тимофеев в книге «Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии».
Командиром батальона был назначен Михаил Семёнов – бывший офицер Добровольческой армии, который одним из последних в 1920 году эвакуировался из Крыма. Он стоял на крайне антибольшевистских позициях и возглавлял Монархическое объединение в городе Осиеке. Оккупанты доверяли Семенову, так как, кроме всего прочего, он числился фольксдойче. Доказав наличие немецких корней, Семёнов вступил в добровольческую дивизию СС «Принц Ойген».
В новообразованный батальон входили 500-600 человек. У немецкого командования была задумка высадить их в Новороссийске, чтобы помочь вермахту овладеть черноморским побережьем. Однако отправка батальона на Восточный фронт сорвалась. Бойцы Семёнова остались в Югославии и выполняли те же функции, что и Охранный корпус. Почти всю войну они сражались с партизанами Тито и отвечали за порядок в югославских городах.
Призвание «Варяга»
Осенью 1944 года в Словению из Силезии был переброшен казачий отдельный батальон, которым руководил гауптштурмфюрер СС Геннадий Гринёв. Соединив полтысячи казаков с эмигрантским батальоном, немцы сформировали полноценный полк СС, получивший название «первого специального». Возглавил его всё тот же «фон Семёнов», получивший звание штандартенфюрера. Гринёв стал его заместителем.
Численность полка благодаря привлечению советских военнопленных, которых вербовщики находили в соседней Австрии, была доведена в феврале 1945 года до 2,5 тысячи человек. Структурное положение подразделения было весьма странным. Его снабжение шло по каналам СС, но в то же время «варяги» носили опознавательные знаки Русской освободительной армии. Формально они подчинялись генерал-майору Антону Туркулу – бывшему командиру Дроздовской дивизии П. Врангеля, который во Второй мировой войне поддержал генерала А. Власова.
Однако сражаться с Красной Армией эмигрантам-эсэсовцам не пришлось. Отстреливаясь от партизан Тито, весной 1945 года они ушли из Словении в Италию, где сдались англичанам. Впоследствии судьбы бойцов полка сложились по-разному. Военнопленные были выданы Советскому Союзу, эмигранты же избежали репатриации, как, впрочем, и какого-либо наказания за службу в СС. Англичане отнеслись к ним так же, как к другим солдатам Русского корпуса, к которому «Варяг» примкнул в последние дни войны. Сам Семёнов оказался в американской зоне оккупации, где поддерживал связи с русскими монархистами. В Бразилии, куда штандартенфюрер переехал на склоне лет, он продолжал заниматься общественной и политической деятельностью. Скончался Михаил Семёнов в 1965 году в возрасте 71 года.