Гибридная атака что это

«Гибридная террористическая атака»: Онищенко о коронавирусе

Бывший главный санитарный врач России Геннадий Онищенко объяснил, как уберечься от заразы и какие посылки нельзя получать из Поднебесной

Первый зампред комитета Госдумы по образованию и науке, экс-глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко прокомментировал заявление американского эксперта Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) о вероятности заражения китайским коронавирусом двух третей населения Земли, оценил опасность этой заразы и дал свой прогноз о том, как долго продлится распространение болезни.

Царьград приводит самые интересные заявления бывшего главного санитарного врача России по резонансной теме.

Об учёных из США и галошах

«Сам коронавирус-то не виден, а вот когда идёт бронетехника и закрывает города, или показывают огромные пробки из десятков тысяч автомобилей, которые не пускают в Ухань (а это люди возвращаются домой), это элемент паники. И это сдетонировало на весь остальной мир. Пресса ведёт себе безобразно. Я имею все основания сказать, что сегодня идёт гибридная, информационная, террористическая атака вместо того, чтобы рассказывать, что нужно делать людям, как предохранить себя (от вируса), какие у него симптомы, куда обращаться, носить маски или нет и так далее. Коронавируса у нас нет, но в стране идёт подъём гриппа, в 38 регионах превышен уровень заболеваемости им, а это две очень похожие болезни.

Коронавируса нет в России, но в стране идёт подъём гриппа, а это две очень похожие болезни. Фото: Софья Сандурская / АГН «Москва»

Но нам всё подавай «жареное»! Некий исследователь из США, эксперт ВОЗ, заявил, что две трети жителей планеты переболеют коронавирусом. И вот это я расцениваю как вторую попытку сформулировать террористическую информационную атаку. Да не заболеют! Разве что лет через сто, может быть. Потому что до этого такой тип коронавируса был нейтральным к человеку, а сейчас он прорвал межвидовой барьер и он будет «задираться» и все остальные годы. Двадцать коронавирусов уже были, они тоже циркулируют в человеческой среде, но проходят. Так и здесь. Я, кстати, к этому господину из США никаких претензий не имею: он учёный, поэтому может снять галоши и оставить их на остановке, а потом только зайти в троллейбус».

О плясках на костях

Геннадий Онищенко считает, что сегодня идёт гибридная, информационная, террористическая атака вместо того, чтобы рассказывать, что нужно делать людям, как предохранить себя (от вируса). Фото: Кирилл Зыков / АГН «Москва»

По всем нашим эпидемическим нормам эпидемии в Китае нет: 63,9 тысячи заболеваемости на полтора миллиарда (населения). Сколько это получится в пересчёте на сто тысяч? Так что эпидемии нет».

Об очаге распространения и спасительной вакцине

«Да, эпидемии нет, но есть сформировавшийся очаг или несколько очагов. И единственное, что мне сегодня непонятно как врачу-эпидемиологу — почему так долго этот очаг работает.

Понятно, большая численность населения, десятки миллионов. Но в природном очаге разобраться можно было, оттого эти большие приросты (по заболеваемости) мне, по крайней мере, непонятны.

Но надо до конца разобраться с вакциной. Плохо, что Китай нам не даёт вирус. Дайте, почему нет, мы же друзья! Ваша Академия наук буквально сразу опубликовала все генетические паспорта расшифрованных секвенированных вирусов. Это нам дало возможность работать над диагностикой, российские специалисты ездили в Китай, работали в Пекине, проверяли там её. Но нужен образец вируса, это очень важно».

О версии биологической войны

О медицинских масках и росте преступности

«Маски очень дешёвые, и они важны. Обратите внимание: граждане Японии, Китая даже по Красной площади идут в масках. Им сказали — они носят, потому что знают цену своему здоровью. А наши нет. Да, это не стопроцентная гарантия, но она защищает. Любая марлевая маска 3-4 часа продержится, а потом (можно) прогладить утюгом и снова носить. И в России нужно носить, поскольку в четырёх десятках субъектов РФ превышен порог по гриппу.

Правда, появился очередной фейк, который раскручивают СМИ — дескать, МВД возмутилось, что если наши начнут носить маски, то не будет происходить распознавание лиц, и уровень преступности, мол, повысится. Но, извините, этим распознаванием лиц три года назад только начали заниматься, и то не везде. И если мы месяц-другой походим в масках, поскольку семь недель, как правило, идёт подъём (заболеваемости), то ничего страшного не случится.

Поэтому носить маски нужно. И использовать дезинфицирующие средства (в быту) — тоже, так вирусы не очень устойчивы. А самолечением не заниматься: как только почувствовали температуру, то следует вызвать врача на дом, а не идти в поликлинику, чтобы не разносить инфекцию, потому что пока вы будете ехать в транспорте, ещё два десятка людей заразите».

О посылках из Китая

«Получать посылки из Китая можно. Если, конечно, вам оттуда не присылают змею, которую вы на завтрак себе заказали, или летучую мышь, которых в китайской народной кухне используют. Вспомнить, что когда взяли на уханьском рынке китайские коллеги примерно триста проб, в пятидесяти из них нашли остатки вируса, т. е. эти продукты были контаминированы.

Но получать текстиль, бумагу, технику из Китая сегодня можно и нужно, не надо пороть горячку».

Источник

Гибридная война: понятие, суть, особенности и методы противодействия

Гибридная война давно закреплена в концепциях НАТО как предпочтительный вид боевых действий

Словосочетание «гибридная война» в настоящее время употребляется весьма широко, хотя достаточно чёткого определения этот термин пока так и не получил. В целом этим понятием характеризуют особый вид противоборства враждующих сторон, при котором традиционные боевые действия с участием регулярных вооружённых сил отходят на второй план, а в идеале — вообще исключаются. Действия разного рода иррегулярных вооружённых формирований, а также проводимые специальными силами операции диверсионного характера при этом практикуются весьма активно, но также не считаются основным элементом подобной войны.

Главные усилия в современных конфликтах приходятся на противоборство в информационной и экономической сферах. Во многом совокупность процессов, объединяемых в понятии «гибридной войны», перекликается с формами и методами противостояния сторон в «холодной войне» 1946-1991 годов. Но прямое сравнение здесь будет некорректным в силу значительно изменившихся исторических условий.

История зарождения термина «гибридная война»

Сам термин «гибридная война» (англ. hybrid warfare) впервые появился в публикациях англоязычных политологов с 2001 года, причём тогда это относилось к объявленной США «глобальной войне с терроризмом». Понятие «гибридной войны» стало широко употребляться в странах Запада примерно с 2005-2006 годов и в основном формулировалось как сочетание регулярных и иррегулярных форм ведения боевых действий.

В итоге утвердившееся в российских публикациях толкование «гибридной войны» стало гораздо более расширительным по сравнению с принятым на Западе. Сферой противоборства в подобном конфликте полагаются все основные сферы жизнедеятельности общества, а его конечной целью — решающее влияние на определение принципов глобального мироустройства.

Акции киевского Майдана-2014: пример успешной гибридной войны

В чём суть гибридной войны

Такие операции оказались жизненно необходимы в деле поддержания системы «однополярного» мира под руководством элиты ведущих стран Запада. Такому миру, сложившемуся после окончания «холодной войны», не удалось утвердиться как общепризнанной основе дальнейшего развития человечества. Более того, агрессивное навязывание западных ценностей и норм общественных отношений другим странам привело к росту противодействия этим мерам и породило новые проблемы и конфликты, в которых Западу пришлось искать и проводить в жизнь новые формы поддержания своего доминирующего положения в мире.

Но сделать это исключительно военными методами оказалось попросту невозможным, что в полной мере показал провал объявленной США и НАТО войны с «международным терроризмом». Очень скоро проявилось, что заявленные в этой войне цели служат лишь прикрытием интересов западных элит в плане дальнейшего обеспечения ресурсами сложившегося «общества потребления», возможного только для привилегированного меньшинства человечества.

Что допускает стратегия гибридной войны

В современных условиях этот арсенал пополнился новыми возможностями, которые открылись за счёт появления и широкого распространения новейших технологий, прежде всего в области электроники, информатизации, средств связи и коммуникации. Поэтому стратегия гибридной войны предполагает включение таких возможностей для решения задач с приоритетом не на «классическую» военную победу, а на разрушение политического строя противника.

Никаких моральных либо идеологических обоснований стратегия гибридной войны не содержит. В числе не только допустимых, но и признанных наиболее эффективными мероприятий в современных руководящих доктринах США и НАТО названы:

Отличительные особенности гибридной войны НАТО на поле боя

Боевые действия на территории других стран

Гражданские войны в странах конфликта

Концепции участия НАТО в локальных военных конфликтах предусматривают обязательное придание такому конфликту характера «гражданской войны». Причём прямое участие регулярных вооружённых сил Альянса при этом исключается, а основная роль отводится формированию военизированных подразделений из местных жителей. Специальные службы НАТО получают задачи привлечения на свою сторону экстремистских вооруженных формирований и широкого вовлечения мирных жителей как в «добровольческие отряды», так и в акции политического характера в отношении противников.

Консультанты из НАТО

Полное предоставление боеприпасов и обмундирования

Формирование военизированных подразделений из местных жителей для участия в локальных конфликтах и гражданских войнах в интересах стран НАТО сопровождается масштабной «военной помощью» таким силам. В состав такой «помощи» входит не только предоставление вооружения, боеприпасов и сопутствующего военного оборудования, но и обеспечение этих подразделений обмундированием, амуницией, продовольственными запасами.

Американские инструкторы работают с бойцами ВСУ

Внешнеполитическая сторона гибридной войны против России

Кроме того, по линии высшего политического руководства стран Запада ведётся активная борьба с влиянием российских средств массовой информации, выраженная в запрещении вещания и ограничении распространения аудитории агентств RT и «Спутник». К акциям гибридной войны против международного авторитета России следует причислить и кампанию по отлучению российских спортсменов от участия в олимпиадах без предъявления весомых доказательств их вины.

Военное состояние конфликта на Донбассе ( Украина )

Поставки вооружения и обмундирования как для Вооружённых сил Украины (ВСУ), так и для различных «добровольческих» военизированных формирований на украинской стороне в зоне конфликта в Донбассе даже не скрывают общей антироссийской направленности этих действий. Со стороны Украины и стран НАТО всячески тормозится процесс разведения конфликтующих сторон.

Британский специалист на поле боя гибридной войны

Основное место сражения во время гибридной войны

Современная гибридная война по своему характеру не предусматривает открытого применения вооружённых сил. Местом ведения гибридных войн может служить не только территория стран-противников, но и любых государств, находящихся в орбите их интересов, даже вся планета и околоземное космическое пространство. Сферой воздействия в гибридной войне способна стать практически любая сфера деятельности человеческого общества.

Подготовка и широкое освещение акций протеста — важная часть подрыва политического строя противника

Советы политологов и военных экспертов

В традиционной военной сфере это требует:

Источник

Концепция гибридной войны: истоки, применение, противодействие

В последние годы понятийный аппарат в области современных конфликтов претерпевает значительные изменения. Появляются новые концепции и доктрины. Вместе с тем, некоторые из них трансформируются довольно уникальным образом. В частности, это касается таких понятий как «гибридная война».

Этот термин в России часто можно услышать с телеэкрана или увидеть в газетах или научных изданиях. Как правило, это звучит, что «США или НАТО ведут гибридную войну против России». Однако в США, странах НАТО и их клиентах, включая Украину, говорят что «Россия ведет гибридную войну» и поэтому необходимо противостоять растущим «гибридным угрозам».

Очевидно, что нет. Поскольку с одной стороны выступает государство с ограниченными возможностями на международной арене, то есть Россия, а с другой большая группа стран и военно-политический альянс. При этом ряд держав из этой группы довольно искушены во всякого рода подрывных операций самого широкого спектра, определяемых как политическая война, контрповстанческие операции, специальные операции и т.п.

Также видно, что в последнее время упоминание «гибридной войны» стало применяться этими странами как некая зонтичная стратегия, имеющая глобальный политический характер. Особенно это стало заметно после того, как представители стран НАТО и их партнеры стали обвинять Россию после 2014 г. в «агрессии» и «злонамеренных действиях», почти всегда без каких-либо доказательств.

Таким образом, мы видим явную милитаризацию политических процессов и дипломатии, что наносит серьезный вред международным отношениям и, непосредственно двусторонним отношениям между странами, где ряд государств намеренно маркируется в качестве субъектов гибридной войны, против которых нужно принимать определенные предупредительные меры по защите и отражения возможных провокационных действий.

Чтобы не попасть в логическую ловушку и мыслить по западным клише необходимо прояснить концепцию гибридной войны и проследить его эволюцию.

Известно, что этот термин впервые был применен и разрабатывался офицерами морской пехоты вооруженных сил США.

Полковник Морской пехоты США Билл Немет в своей работе от 2002 г., использует эту концепцию для анализа чеченского конфликта в России.[ii]

Позже концепция гибридной войны была выдвинута в совместной статье Джеймса Мэттиса и Фрэнка Хоффмана, опубликованной в ноябре 2005 года.[iii] Оба автора являлись профессиональными офицерами корпуса Морской пехоты, а Джеймс Мэттис позже занял пост министра обороны США. Это был короткий текст на несколько страниц, посвященный боевому опыту в Афганистане в Ираке, где американские войска осуществили вторжение всего за несколько лет до этого.

Основное повествование касалось нерегулярных методов — терроризма, мятежа, неограниченной войны, партизанской войны или принуждения со стороны наркокриминальных группировок, эксплуатирующих утраченный контроль над несостоявшимся государством. Авторы сообщили, что эти методы становятся все более масштабными и изощренными, и они в ближайшем будущем будут бросать вызов интересам безопасности США во всем мире.

Позже Фрэнк Хоффман развил эту концепцию в своем эссе «Конфликт в ХХI веке: возникновение гибридных войн», опубликованном в 2007 году.[iv] Основная идея автора заключалась в том, что вместо отдельных противников с принципиально разными подходами (конвенциональными, нерегулярными или террористическими) существуют определенные противники, которые будут использовать все формы войны и тактики, возможно, одновременно.

В официальных документах и стратегиях американских военных, использованных в этой работе, упоминается термин «гибрид», а также сочетание традиционной и нетрадиционной тактики вместе с простыми и сложными технологиями.

Два года спустя в статье «Гибридная война и вызовы» Хоффман отметил, что «будущий конфликт будет мультимодальным или многовариантным, а не простой черно-белой характеристикой одной формы войны».[v]

Он утверждал, что “гибридная война”, в которой противник, скорее всего, представит уникальные комбинированные или гибридные угрозы, специально нацеленные на уязвимые места США. Гибридные угрозы включают в себя полный спектр способов ведения войны, включая обычные средства, нерегулярную тактику и формирования, террористические акты, которые состоят из неизбирательного насилия и принуждения, а также преступных беспорядков.

Эти мультимодальные мероприятия могут проводиться отдельными подразделениями или даже одним и тем же подразделением, но, как правило, оперативно и тактически направляются и координируются в рамках основного боевого пространства для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Эффект может быть получен на всех уровнях войны.

Командование Объединенных сил США приняло концепцию гибридных угроз в 2009 году и подчеркнуло, что к ним относится любой противник, который одновременно и адаптивно использует специально подобранное сочетание конвенциональных, нерегулярных, террористических и преступных средств или действий в оперативном боевом пространстве. Вместо единого субъекта гибридная угроза или противник могут состоять из комбинации государственных и негосударственных субъектов.[vi]

Другие современные геостратеги, такие как Колин Грей, Макс Бут и Джон МакКуен присоединяются к формулировке Хоффмана о том, что в будущем конфликт будет скорее многообразным или многовариантным, чем стандартным типом войны с разделением на черное и белое.[viii]

В 2015 г. Армия США выпустила Руководство по организации структуры сил для противодействия гибридным угрозам. Данный документ относится к категории полевых уставов.[ix]

Они могут действовать условно и нетрадиционно, используя адаптивные и асимметричные комбинации традиционной, нерегулярной и преступной тактики и использование традиционных военных возможностей старыми и новыми способами.

Гибридные угрозы стремятся насытить всю оперативную среду эффектами, которые поддерживают их курс действий и заставляют их противников реагировать по нескольким направлениям деятельности. Простая военная атака может оказаться недостаточно сложной, чтобы растянуть ресурсы, снизить интеллектуальный потенциал и ограничить свободу маневра.

Вместо этого гибридные угрозы могут одновременно создавать экономическую нестабильность, способствовать отсутствию доверия к существующему управлению, атакуют информационные сети, обеспечивают увлекательное сообщение, соответствующее их целям, вызывают антропогенные гуманитарные кризисы и физически угрожают противникам. Синхронизированные и синергетические действия гибридных угроз могут иметь место в информационной, социальной, политической, инфраструктурной, экономической и военной областях».

Еще один доктринальный документ TRADOC G-2 определяет гибридную войну как «использование политических, социальных, криминальных и других некинетических средств, используемых для преодоления военных ограничений».[x]

В документе Joint Operating Environment 2035. The Joint Force in a Contested and Disordered World, выпущенном в 2016 г., применяется понятие «государственные гибридные стратагемы».

Там сказано, что «ряд ревизионистских государств будут применять целый ряд принудительных мер для продвижения своих национальных интересов с помощью комбинаций прямых и косвенных подходов, направленных на замедление, неправильное направление и притупление ответных мер со стороны целевых государств. Эти гибридные стратагемы будут направлены на распространение путаницы и хаоса, одновременно избегая атрибуции и потенциального возмездия». [xi]

Говорится, что «гибридная смесь обычного сдерживания и прокси-войны бросит вызов способности объединенным силам успешно вмешаться в поддержку союзников и партнеров, против которых выступают соседние ревизионистские державы. Основные атрибуты государственных гибридных стратагем будут “. характеризоваться конвергенцией физических и психологических, кинетических и некинетических, комбатантов и некомбатантов. ” и оперативным слиянием обычных и нерегулярных подходов.

Вполне вероятно, что Россия будет продолжать использовать угрозу военной мощи для защиты региональных интересов и продвижения идей, что она все еще великая держава. Иран будет продолжать развивать и использовать региональных прокси и партнеров. Тем временем Китай может разработать более динамичную и адаптивную морскую стратегию в попытке навязать необратимые последствия для островных споров в Восточно-и Южно-Китайском морях».

Таким образом, мы видим глобализацию гибридной войны, атрибуты которой автоматически присваиваются тем государствам, которые определены в стратегических документах США как угрозы. Но Россия особо фигурирует в аналитических документах и политической риторике представителей стран НАТО.

В монографии, изданной корпорацией RAND в 2017 г. по теме гибридной войны в Балтийском регионе был сделан акцент на актуальные и возможные действия России. Было отмечено, что:

«Термин «гибридная война» не имеет последовательного определения, но, как правило, относится к отрицательным и скрытным действиям, поддерживаемым угрозой или использованием обычных и / или ядерных сил, для воздействия на внутреннюю политику целевых стран. Потенциальную гибридную агрессию России в Прибалтике можно разделить на три категории: ненасильственная подрывная деятельность, скрытые насильственные действия и обычная война, поддерживаемая подрывной деятельностью.

Учитывая повышение уровня жизни и растущую интеграцию многих русскоязычных в странах Балтии, России, вероятно, будет трудно использовать ненасильственную тактику для дестабилизации этих стран. Скрытые насильственные действия России также вряд ли будут успешными сами по себе, учитывая подготовку сил безопасности Эстонии и Латвии.

Поэтому главная уязвимость стран Балтии заключается в локальном традиционном превосходстве России: широкомасштабное вторжение обычных русских в страны Балтии, узаконенное и поддерживаемое политической подрывной деятельностью, быстро сокрушит силы НАТО, которые в настоящее время находятся в регионе».[xii]

То есть, западные авторы пытаются выдать приклеивание ярлыков к России как нечто само собой разумеющееся. Также заметна попытка в военно-политических кругах Запада дать оценку гибридной войне в геополитических координатах, часто с привязкой к другим концепциям.

Однако, в 2017 г. термин «гибридная война» еще не был окончательно устоявшимся, как и приписывание России применение методов гибридной войны. В этом отношении показательной является дискуссия в подкомитете по новым угрозам и возможностям Комитета по вооружениям палаты представителей Конгресса США. 15 марта 2017 г. Конгрессмен Трент Фрэнкс от Аризоны задал вопрос:

«Достаточно ли для борьбы с русской гибридной войной будет парка бронетанковой бригадной тактической группы в Восточной Европе, не улучшая наши возможности в киберпространстве и не укрепляя наши космические ресурсы для сдерживания России, или же мы должны зеркало отражать все действия, чтобы иметь возможность участвовать в них и противостоять им на каждом этапе их гибридной войны?».

Старший аналитик из отдела по исследованиям зарубежных вооруженных сил Министерства обороны США Томас Тимоти ответил: «Конгрессмен, прежде всего, это всего лишь мое личное мнение. Я не думаю, что Россия ведет гибридную войну. Хотя я знаю, что много людей считает, что они ведут её».[xiv]

Далее он объяснил, что в России наращивали военную силу, поскольку чувствовали экзистенциальную угрозу со стороны США и НАТО, такую же, которую, вероятно, чувствовали страны Прибалтики со стороны России, видя военную реорганизацию у своих границ.

Данную оценку мы видим вполне адекватной, но, к сожалению, подобные выводы присущи далеко не всем военным экспертам и политикам, принимающим решения в США.

Однако затем мы видим переоценку концепции и ее применение на уровне международных отношений. И Россия чаще начинает фигурировать как постоянный субъект ведения гибридной войны.

В феврале 2018 г. Сенатор Рид, выступая в Конгрессе США сказал, что «использование Кремлем злонамеренного финансового влияния является деликатной и частью более масштабной, скоординированной операции гибридной агрессии Кремля с использованием широкого спектра военных и невоенных инструментов, имеющихся в его распоряжении.

Россия признает, что на данный момент ее военные возможности ограничены по сравнению с Соединенными Штатами и НАТО, и она будет стремиться избежать прямого военного конфликта с Западом. Вместо этого Россия применяет тактику, которая использует ее сильные стороны и направлена на наши систематические уязвимости».[xv]

НАТО также уделяла особое внимание гибридным угрозам. Концепция Capstone, датированная 2010 годом, использовалась НАТО в их эксперименте «Противодействие гибридной угрозе». В этом документе гибридные угрозы определяются как угрозы, «исходящие от противников, способных одновременно адаптивно использовать обычные и нетрадиционные средства для достижения своих целей».[xvi]

НАТО стало официально использовать определение «гибридная война» в отношении России после переворота на Украине в 2014 г. В обзорной статье НАТО говорится, что «гибридные конфликты включают в себя многоуровневые усилия, направленные на дестабилизацию функционирующего государства и поляризацию его общества».[xvii]

Публикация Парламентской ассамблеи НАТО, изданная в 2015 году, определила гибридные угрозы как «использование асимметричной тактики для выявления и использования внутренних слабостей невоенными средствами, подкрепленная угрозой применения обычных военных средств».[xviii]

В декабре 2015 года НАТО приняла Стратегию гибридной войны, в которой было определено, как они собираются бороться с гибридными угрозами. В апреле 2017 года несколько европейских членов союзников по НАТО официально согласились создать в Хельсинки Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам.

Патрик Каллен в статье, опубликованной этим центром, отметил, что «гибридные угрозы предназначены для того, чтобы размыть различие между миром и войной, а также усложнить и понизить пороги обнаружения и реагирования цели. В результате серьезные проблемы, создаваемые гибридными угрозами, требуют новых решений для раннего предупреждения».[xix]

Центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам в Хельсинки описывает гибридную угрозу как «скоординированные и синхронизированные действия, которые целенаправленно нацелены на системные уязвимости демократических государств и институтов с помощью широкого спектра средств (политических, экономических, военных, гражданских и информационных).

Деятельность использует пороговые значения обнаружения и присвоения, а также границу между войной и миром. Цель состоит в том, чтобы влиять на различные формы принятия решений на местном (региональном), государственном или институциональном уровне в интересах и/или достижения стратегических целей агентов, одновременно подрывая и/или нанося ущерб цели».[xx]

В начале 2017 г. в НАТО было создано новое Объединенное подразделение по разведке и безопасности (JISD). В публикации НАТО отмечалось, что это была «самая значительная реформа в истории разведки союзников. В ответ на сложную обстановку угроз, создаваемую напористой Россией, и рост терроризма и нестабильности на юге, союзники в корне меняют методы организации и анализа разведданных».[xxi] В новую структуру вошли 270 человек из различных стран НАТО.

В июле 2017 года в JISD было создано новое подразделение для гибридного анализа. Его мандат заключается в анализе всего спектра гибридных действий на основе военных и гражданских, засекреченных и открытых источников. В НАТО попытались выработать целостный подход, включая кибербезопасность.

Представители новой структуры отмечали, что «по образцу уже существующих консультативных групп по вопросам устойчивости или защиты критической инфраструктуры, Группа поддержки по противодействию гибридным ситуациям (CHST) может быть развернута в кратчайшие сроки у союзника, запрашивающего поддержку НАТО, либо в кризисных условиях, либо для оказания помощи в создании национального потенциала по противодействию гибридным ситуациям. Такие группы состоят из гражданских экспертов, набранных из пула экспертов НАТО, а также специалистов, назначенных союзниками».[xxii]

В ноябре 2019 года первая CHST была развернута в Черногории. По запросу Военные консультативные группы также могут быть включены в состав CHST, предлагая, таким образом, всесторонние консультации между гражданскими и военными. Эти шаги демонстрируют, что НАТО разрабатывает варианты реагирования ниже порога статьи 5 (о коллективной обороне) Вашингтонского договора.

До настоящего момента тема гибридных угроз является одной из основных в повестке НАТО. Например, среди шести ключевых вопросов, подготовленных для саммита НАТО в июне 2021 г. два из них относились к теме гибридных угроз:

Можно сказать, что на данный момент на Западе действует устойчивое убеждение, что Россия всячески пытается навредить евроатлантическому сообществу в целом и по отдельности, поэтому нужно оказывать противодействие в самых различных сферах и ситуациях.

Подобные действия, когда гражданские и военные специалисты стран НАТО проектируют выдуманных фантомов и создают под них какие-то меры воздействия, имеют явный признак политической паранойи, наподобие той, что был в США в 50-80-х гг. по поводу распространения коммунизма. Заявленное противодействие является ничем иным, как прикрытием для манипуляций общественным мнением и собственной агрессивной активности, нередко нарушающими нормы международного права.

Даже давняя провокация эстонского руководства со сносом памятника неизвестному солдату в Таллине уже преподносится со стороны западных авторов как методика гибридных конфликтов, за которыми стоит Россия.[xxvi]

Но проблема заключается в том, что любые действия России, будь то укрепление обороноспособности, принятие каких-то внутренних законов или поддержка соотечественников за рубежом и международная экономическая деятельность, будут восприниматься и объявляться как гибридные угрозы или соответствующая активность.

Кризис доверия населения к собственной правящей элите также подстегивает Запад использовать пугало гибридных войн, чтобы переключить внимание с многочисленных внутренних проблем на обозначенного внешнего врага и исключить любые альтернативные сценарии экономического и политического развития в своем обществе.

Как действовать в этом случае России? Использовать ли те же инструменты, что США и НАТО против России, классифицировав многочисленные провокации и попытки давления как признаки гибридной войны?

Конечно же, официальная позиция России не согласна с попытками приклеить нам ярлык актора гибридной войны под каким-либо предлогом. Здесь можно вспомнить появление на Западе так называемой «доктрины Герасимова», хотя на самом деле ее не существует. Эта концепция была намеренно придумана экспертами НАТО на основе анализа публикаций начальника Генштаба вооруженных сил России, чтобы пугать своих обывателей и иметь повод для дальнейшей реализации своих планов. Аналогично и с гибридной войной.

В мире существует много комплексных угроз, которые можно назвать гибридными, и от которых страдает российская государственность и общество. Но, несмотря на предложения руководства России вместе бороться с этими угрозами, страны НАТО предпочитают создавать свои собственные мифы и действовать в духе холодной войны.

Что касается возможных ответов на эти провокации, то во-первых, нужно понимать, что любые жёсткие меры будут вызывать соответствующую реакцию и давать Западу обоснования для очередных обвинений. Как минимум это вызовет спираль эскалации.

Для избегания путаницы даже желательно ввести иную классификацию методов Запада, например, война иными средствами. Тем более, что сами западные политики и эксперты давно используют этот термин в отношении собственной геополитической стратегии.[xxvii]

Во-вторых, нужно попытаться проникнуть в сознание противника, чтобы понять ход его мысли, найти там слабые места и противоречия, и тщательно проанализировав это, представить на суд широкой общественности за рубежом. В-третьих, продолжать укреплять свой суверенитет и политическую эффективность, показывая партнерам и союзникам (как и нейтральным странам) выгоды от взаимодействия с Россией.

В-четвертых, совместные усилия по линии ОДКБ, ШОС и ЕАЭС должны учитывать реалии конфронтации с Западом не только по линии военно-политического противостояния, но и более широкие рамки геополитических процессов от торгово-экономической деятельности до научных исследований и уровня нарративов. Желательно создание и поддержка соответствующих аналитических и независимых центров, которые занимаются данной проблематикой, обмен опытом и постоянный мониторинг деятельности западных оппонентов.

В-пятых, ни в коем случае не давать слабину и идти на компромиссы с Западом по принципиальным вопросам, включая ценности и национальные интересы. Эта позиция отражена и в текущих стратегических документах России, и в последнем послании Президента Владимира Путина.

[i] Walker, Robert G. Spec Fi: The United States Marines Corps and Special Operations, Master’s Thesis, Monterey, CA, Naval Post Graduate School, December 1998, p.4-5.

[ii] Nemeth, W. Future war and Chechnya: a case for hybrid warfare, Naval Postgraduate School, Monterey, Master Thesis, 2002ю

[iii] Mattis, James N., Hoffman, Frank. Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars // Proceedings Magazine, November 2005 Vol. 132/11/1, p. 233.

[iv] Hoffman, Frank G. Conflict in the 21st century: The rise of hybrid wars. Arlington, VA: Potomac Institute for Policy Studies, 2007.

[v] Hoffman, Frank G. Hybrid Warfare and Challenges // JFQ, issue 52, 1st quarter 2009. p. 35.

[vi] Russell W. Glenn, Evolution and Conflict: Summary of the 2008 Israel Defense Forces-U.S. Joint Forces Command “Hybrid Threat Seminar War Game,” Santa Monica, CA: RAND, 2009.

[vii] Hoffman, Frank. On Not-So-New Warfare: Political Warfare vs. Hybrid Threats // War on the Rocks, July 28, 2014.

[ix] Hybrid Threat Force Structure Organization Guide. FM 7-100.4. Headquarters Department of the Army Washington, DC, 4 June 2015.

[x] TRADOC G-2, Threat Tactics Report Compendium: ISIL, North Korea, Russia, and China (Fort Leavenworth, KS: TRADOC G-2 ACE Threat Integration, 2015), 94.

[xii] Andrew Radin. Hybrid Warfare in the Baltics. Threats and Potential Responses, RAND Corporation, Santa Monica, 2017.

[xiii] Amos C. Fox. Hybrid Warfare: The 21st Century Russian Way of Warfare. School of Advanced Military Studies, United States Army Command and General Staff College. Fort Leavenworth, Kansas. 2017. Р. 5.

[xvi] NATO – Supreme Allied Commander Transformation Headquarters, ‘Military Contribution to Countering Hybrid Threats Capstone Concept’.

[xvii] Pindjak, Peter. Deterring Hybrid Warfare: A Chance for NATO and the EU to Work Together? // NATO Review, 2014.

[xviii] NATO Parliamentary Assembly Defence and Security Committee, “Hybrid Warfare: NATO’s NewStrategic Challenge?” Draft Report, April 7, 2015. p. 3.

[xxiii] NATO: Key Issues for the 117th Congress. Congressional Research Service. March 3, 2021.

[xxvi] Juurvee, Ivo, and Mariita Mattiisen. The Bronze Soldier Crisis of 2007: Revisiting an Early Case of Hybrid Conflict. Tallinn: International Centre for Defence and Security, August 2020.

[xxvii] Например, см. Блэквилл Р., Харрис Дж. Война иными средствами. Геоэкономика и искусство управления государством. М.: АСТ, 2017.

Публикация: РУССТРАТ

Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»

Источник