чем в казахстане является алжир

История лагеря с экзотическим названием «АЛЖИР» и его узниц

Когда открылся Акмолинский лагерь жен изменников родины, в его названии не было кавычек. Именно так слово «изменники» теперь написано на вывеске у Аллеи Жертв Репрессий в поселке Акмол близ Астаны.

Вначале здесь была так называемая «26-я точка». На ее базе в январе 1938 года появился Акмолинский лагерь жен «изменников» родины. Он относился к Акмолинскому спецотделению Карлага НКВД (Карагандинского лагеря НКВД). Узницы лагеря назвали его коротко: АЛЖИР. В этом лагере волей Сталина оказались около восьми тысяч женщин, вся вина которых состояла только в том, что они не предали своих мужей, первыми брошенных в жернова репрессий 1930-х годов. По всему Советскому Союзу были раскиданы сотни лагерей ГУЛАГа, АЛЖИР был одним из этих эпицентров ада на Земле.

Потом лагерь превратился в многопрофильное хозяйство с крупным сельскохозяйственным производством, мастерскими, швейной фабрикой. После его закрытия в 1953 году поселок стал называться Малиновкой, а теперь – Акмол по историческому названию местности.

Отстраивали и обустраивали это место сами узницы. Бараки, столовая, фермы для скота, водокачка, зернохранилище, мастерские – всё это было построено руками заключенных женщин. В основном это были представители интеллигенции, не привыкшие к тяжелой работе.

КАК УЗНИЦЫ АЛЖИРА СПАСЛИ САД И СЕБЯ

Их заставляли собирать камыш, рыть арыки и высаживать сады. Много было посажено малины, так и появилось прежнее название поселка

Малиновка. От этих садов и огородов ничего не осталось. А когда-то женщины берегли их ценой собственной жизни.

Бывшая узница лагеря Минтай Даукенова рассказывала нынешним местным жителям, что, когда они посадили 600 яблоневых саженцев, зайцы начали грызть их кору, поскольку зима выдалась суровой и есть им было нечего. Руководство лагеря тогда распорядилось, что если пропадет хоть один саженец, то начнут расстреливать заключенных. Женщины решили делиться хлебом с зайцами. Возле каждого саженца они оставляли кусочки хлеба. Зайцы поднимали эти крошки, не трогая кору высаженных деревьев. К весне яблоневый сад был сохранен. На его месте стоит теперь музейно-мемориальный комплекс «АЛЖИР».

«КУРТ – ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ»

Когда в 1990 году бывшая заключенная Акмолинского лагеря жен «изменников» родины Гертруда Платайс приехала в Казахстан, она рассказала сотрудникам музея «АЛЖИР», как впервые увидела местных казахов и как они отнеслись к заключенным женщинам.

Одним зимним утром женщины-узницы несли с озера Жаланаш охапки

камышей. Через некоторое время на берегу озера появились старики и дети, которые по команде старших начали бросать в этих женщин камни. Конвоиры начали громко смеяться: мол, видите, вас не только в Москве, вас и здесь, в ауле, не любят.

Оскорбленные женщины думали, ну что же вы, старики, чему своих детей учите?! Но вот одна женщина споткнулась об эти камни, а когда упала рядом с ними, то почувствовала запах молока и сыра. Она взяла кусочек и положила в рот – он показался ей очень вкусным. Она собрала эти камушки и принесла в барак. Там были и заключенные женщины-казашки. Они сказали, что это курт – высушенный на солнце соленый творог.

Воспоминания Гертруды Платайс легли в основу стихотворения «Курт – драгоценный камень». Его автор – преподаватель истории Раиса Голубева. Она живет в селе Новоишимка Акмолинской области. Вот отрывок из ее стихотворения, предоставленный нам сотрудниками музея «АЛЖИР»:

О, Господи, да это ведь не камень.
От него так пахнет молоком.
И в душе затрепетал надежды пламень,
А в горле встал ком.
Так вот что придумали старики!
Вот за что женщины детьми рисковали!
Они нас от болезни берегли,
Они нас от безверия спасали.
Они поняли, что мы не враги,
А просто несчастные женщины.
И чем смогли – помогли,
Поразив нас своей человечностью.
Я молча поползла по льду,
Собирая драгоценные камни.
Теперь я отвратила от них беду,
Спасая их от охраны.
А ночью в холоднейшем бараке,
На оскверненной палачами земле,
Я, немка, молилась мусульманскому богу,
Да ничего не просила себе.
Я просила старикам здоровья,
Женщинам-матерям – счастья.
Особенно я молилась за детей,
Чтобы они не видели несчастья.
Я прошла все круги ада,
Потеряла веру и друзей,
Но одно я знаю,
Что только так и надо воспитывать детей.

Теперь эту историю Гертруды Платайс пересказывают посетителям Музейно-мемориального комплекса жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР». Раиса Жаксыбаева, руководитель экскурсионного отдела, говорит, что местные жители охотно помогали заключенным женщинам, поскольку сами в 1930-х годах узнали Голод и

«Пастухи под кустиками клали то хлеб, то мясо и делали знаки женщинам, что там и там-то что-то лежит. Узницы АЛЖИРа были очень благодарны местным казахам. Все лагеря плохие, но именно в казахстанских выживали многие», – говорит Раиса Жаксыбаева в интервью нашему радио Азаттык.

О том, сколько выжило, точных данных в музее нет. Но, по словам Раисы Жаксыбаевой, заключенные женщины умирали только в начале существования лагеря в 1938–1939 годах. «В первые годы слабенькие умирали. В основном же интеллигенция сидела. Кроме карандаша и ручки, не держали в руках, а здесь должны были копать, камыш собирать и на тракторе работать», – говорит Раиса Жаксыбаева.

ПЛИСЕЦКАЯ – УЗНИЦА АЛЖИРА

В Акмолинском лагере сидела Рахиль Плисецкая, мама известной русской балерины Майи Плисецкой. Ее осудили на восемь лет. Первоначально Рахиль Плисецкая была заключена в Бутырскую тюрьму, а после

приговора как жена «врага народа» этапирована в Акмолинский лагерь жён «изменников» родины, куда она приехала с сыном Азарием.

– Ему было тогда восемь месяцев. Сейчас ему 73 года, и живет он в Швейцарии. Мы с ним переписывались, общались. Он говорил, что хотел бы приехать сюда. В прошлом году он приезжал к нам, – говорит Раиса Жаксыбаева нашему радио Азаттык.

В АЛЖИРе Рахиль Плисецкая сидела недолго. В результате прошений и хлопот родных через некоторое время ее перевели на вольное поселение в Шымкент.

Михаил Зельцер, сын другой заключенной, Брайны Лурье, мать которого находилась в лагере вместе с Рахиль Плисецкой, наиболее полно описывает контингент заключенных в своем рассказе в изданной в 2002 году алматинским издательством «Жети жаргы» книге «Страницы трагических судеб»:

«Кого только не собрал лагерь – здесь находились и артистки, и ученые, и инженеры, и преподаватели. Лошадьми с ассенизационными бочками поначалу управляли дамы в шляпах. Шляпы потом поистрепались, и все приобрели лагерный вид».

Бывшая узница АЛЖИРа Мария Даниленко из Харькова в своих воспоминаниях в той же книге «Страницы трагических судеб» пишет, что у 90 процентов заключенных было высшее образование.

«Среди нас были ленинградская профессура, почти вся труппа

Харьковского оперного театра, инженеры, техники, строители, врачи, геологи, учителя – профессий 100, наверное. А еще художники. С ними припоминается забавно-грустный эпизод из лагерной жизни. Девочки для того, чтобы разрисовать столовую, нашли способ выварки краски из дамских трусиков. Получилось здорово, потому как рисовали профессионалы из Ленинградской художественной академии».

В музее АЛЖИРа хранится ее летнее платье оранжевого цвета, шляпа и туфли. Судя по всему, Мария Даниленко в этом наряде приехала в лагерь, говорят сотрудники музея. В своих воспоминаниях она рассказывала, что в июле ее вместе с другими женщинами загрузили в телячьи вагоны с наспех сооруженными нарами.

Образец сталинского вагона-теплушки, в которых обычно зимой перевозили заключенных, стоит на территории музея «АЛЖИР».

МУЖ-ТРАКТОРИСТ

«Были в лагере и женщины, что называется „от сохи“, – пишет Михаил Зельцер в книге «Страницы трагических судеб». – Одна из соседок по бараку как-то пожаловалась маме, что посадили ее ни за что. «Следователь кричал: „Муж у тебя тракторист“, а трактористом-то он никогда не был, он бригадиром был», – рассказывала она. Бедолага,

никогда не слышала слово „троцкист“, воспринимала его как более знакомое слово – „тракторист“».

В АЛЖИРе, по его словам, была чудесная школа. «Таких добрых, – пишет Михаил Зельцер, – неформальных, по-настоящему дружеских отношений с учителями я нигде ни тогда, ни сейчас не видел. Возвратившись через несколько лет в Ленинград, я долгое время не мог привыкнуть к обычной школе».

Учителем там работала Зинаида Гинзбург. Она преподавала литературу и немецкий язык. «Как-то Зинаида Наумовна поручила мне выяснить мнение Белинского, не помню уж, по какому поводу. Библиотека в поселке была только одна – в ВОХРе (военизированная охрана). Я отправился к политруку ВОХРа, в ведении которого находилась библиотека, и спросил, нет ли у них Белинского. „В составе дивизиона такого не числится“, – отрубил политический воспитатель военизированной охраны и с достоинством удалился», – пишет Михаил Зельцер.

ОСТАТКИ ЛАГЕРЯ АЛЖИР

На территории бывшего Акмолинского лагеря жен «изменников» родины стоит большой поселок Акмол с четырех-пятиэтажными панельными домами, универмагом, клубом. Поселок окружают большие тополя, посаженные заключенными.

От лагерной инфраструктуры мало что сохранилось: заброшенный, разваливающийся барак саманного типа; баня, в которой находится сейчас электростанция, а также здание проходной – где проверяли заключенных. Его потом достроили, и теперь это частный дом.

Александр Тайгаринов, местный житель, сын репрессированных, говорит, что лагерь был большой. «Когда был маленьким, на велосипеде, куда ни поедешь, – обязательно проколешь баллон. Все было в колючей

проволоке. Большая территория была», – говорит он в интервью нашему радио Азаттык.

Александр Тайгаринов говорит, что бараки были длинные, стояли в два ряда. Они были построены из самана, поэтому все развалились.

«В спальном бараке, где одновременно прозябало 360 человек, воздух был спертый. Женщины, чтобы выжить, собирали по помойкам кочерыжки и варили себе похлебку в котелочках в топках, вонь стояла на весь барак. Конвоир, приводивший нас к месту, гнушался заходить внутрь из-за запаха, обычно он просил кого-нибудь из дежурных старушек пересчитать заключенных. Наши дамы шутили: „Стерегут нас как золото, а ценят как г. “» – пишет в своих воспоминаниях бывшая узница Мария Даниленко.

Михаил Зельцер, сын узницы Брайны Лурье, который жил с мамой в этом лагере, рассказывал, что зона была окружена высокой колючей

оградой, по углам – вышки с часовыми, за ней – перепаханная земля и небольшие столбы, между которыми натягивали проволоку.

«На ней закрепляли длинные поводки сторожевых собак. Здоровенных псов приводили сюда на ночь, и, когда их вели, мы, мальчишки и девчонки, да и взрослые тоже, разбегались в стороны, побаиваясь зверюг, которых едва удерживали проводники. Одним словом, настоящий концентрационный лагерь», – пишет Михаил Зельцер в своих воспоминаниях.

В бараках после закрытия Акмолинского лагеря жен «изменников» родины продолжали жить его бывшие узники, а потом здесь разместились спецпереселенцы и первоцелинники. Некоторые заключенные остались и создали здесь новую жизнь. Подробно об этом наше радио Азаттык расскажет в следующем репортаже.

Источник

Ад, через который прошли «жены изменников Родины»

Алжир. Для одних это слово ассоциируется с далекой североафриканской страной, полностью прокрытой пустыней. Для других АЛЖИР — это территория выживания, где долгое время в холоде и голоде содержались женщины и дети. Их вина заключались лишь в том, что они были членами семей репрессированных мужей и отцов. Это печальная страница в истории нашего народа, о которой нужно говорить.

Фото: qazaqstan3d

Музейно-мемориальный комплекс памяти жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР» был открыт 31 мая 2007 года. Он расположен в селе Акмол, на месте прежней «26-й точки» трудпоселения. Открытие музея было приурочено к 70-летию с момента начала массовых политических репрессий в СССР.

АЛЖИР был частью Карагандинского лагеря, а тот, в свою очередь, входил в ГУЛАГ — Главное управление исправительно-трудовых лагерей. До конца 1980-х годов официальная статистика по ГУЛАГу была засекречена, поэтому исследователи собирали данные по крупицам. Позже, когда архивы были открыты, выяснилось, что всего в системе тюрем и колоний с 1930-го по 1956 год единовременно содержалось 2,5 миллиона человек.

Для того чтобы понять, что такое Карлаг, нужно представить огромное пространство площадью почти 60 тысяч квадратных километров, что больше территории Голландии, Эстонии или Хорватии. Протяженность Карлага с севера на юг составляла триста километров, с востока на запад — около двухсот. Всё местное население было депортировано с этих земель еще в 1931 году, поэтому здесь проживали только персонал лагеря, члены их семей и заключенные.

Вот строки из оперативного приказа НКВД СССР под номером № 486: «Приступите к репрессированию жен изменников Родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и трибуналами по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 года». Подписал этот документ нарком внутренних дел Ежов. В 1940 году его самого расстреляли по обвинению в подготовке антисоветского государственного переворота.

Женщин обманным путем забирали из дома. К ним ночью приезжали сотрудники НКВД и обещали встречу с мужем. И они, наивные, верили: надевали свои самые нарядные платья, собирали детей. Но на выходе из подъезда их ожидали черные воронки, в которых женщин отвозили в тюрьму, где они находились от 3 до 6 месяцев в ожидании приговора.

Для «членов семей изменников Родины» было установлено специальное наказание — от 5 до 10 лет лишения свободы или ссылка в дальние районы Сибири на тот же срок. Представляете, сколько времени узникам, попавшим в такие места, приходилось выживать, невзирая на суровый климат Акмолинской области и тяжелые условия лагерного быта? Это был настоящий подвиг!

Условия содержания в АЛЖИРе не отличались от тех, которые были приняты в Карлаге. Но первое время существовал так называемый режим особого лагерного отделения.

Первые этапы пошли в АЛЖИР в январе 1938-го. Вновь прибывшие сами строили себе бараки в пургу и метель, жару и дождь.

Вместо матрацев бросали на деревянный настил солому. Для отопления бараков женщины косили камыш, который в течение двух зим являлся основным видом топлива. Но он давал так мало тепла, что температура в бараках не превышала 6–8 градусов.

Кормили скудно — дневной рацион составляли кусок черного хлеба, черпак баланды и несколько ложек жидкой каши на воде. Вслед за зимой наступали короткая весна и лето с сорокаградусной жарой и тучами насекомых. И ветер, ветер, ветер.

В мае 1939 года, когда закончилась операция против «жен изменников Родины», содержание узниц и детей было изменено со спецрежима на общелагерный. Это значило многое. В том числе и то, что женщинам теперь была разрешена почтовая переписка. Именно тогда многие узнали о судьбе своих мужей, о том, что произошло с их детьми. Именно тогда для многих из них не осталось никакой надежды увидеть своих родных.

До трех лет дети содержались на территории лагеря, в отдельном бараке, который называли «детский сад». За ними присматривали нянечки из числа осужденных. После работы матери могли навещать своих малышей. Но как только ребенку исполнялось три года, его забирали в детдом. Исключений не делали ни для кого. Детей, которые были старше трех лет, забирали сразу при аресте.

Помимо невыносимых условий жизни, ни в чем не повинные женщины тяжко трудились. И трудились так хорошо, что вскоре АЛЖИР стал прибыльным многопрофильным хозяйством, а по производственным показателям и вовсе вышел на первое место среди всех отделений Карлага. Эти хрупкие женщины в казахской степи создали комплекс предприятий, который в годы Великой Отечественной войны обеспечивал фронт специальным обмундированием.

Для женщин из АЛЖИРа ситуация улучшилась только через 6 лет после окончания Великой Отечественной Войны, в 1951 году. И то не для всех. 24 апреля 1951 года были освобождены все беременные, а также женщины с детьми. Вскоре, в 1953 году, АЛЖИР был и вовсе закрыт. Но многие женщины вплоть до реабилитации 1958 года не имели права возвращаться на прежнее место жительства.

Впрочем, репрессивная машина не останавливалась и после освобождения. Дело в том, что в паспортах женщин стояла особая отметка, которая запрещала им въезд в большие города. Многие так и остались в Казахстане. Еще такая отметка в паспорте не позволяла им найти достойную работу. А дети бывших узниц АЛЖИРа долгое время были изгоями — поступить в университет, найти нормальную работу, имея статус «сына или дочери врага народа», было невозможно. Лишь после реабилитации они смогли вернуть свое доброе имя.

Земля, на которой находился Акмолинский лагерь жен изменников Родины, еще долго будет помнить все ужасы сталинского террора. А туристам об этом напомнят бесконечные черные плиты из гранита, где выбиты тысячи и тысячи имен. За каждым из них — трагедия. И надежда, что такое больше никогда не повторится.

Источник

leg0ner

leg10ner

Мифы множатся, и ничего с этим не сделаешь. Убогие любители Сталина, Дзержинского и других кровопийц не нуждаются в правде, им нужны мифы, облагораживающие родную для них тиранию. Холопы, получившие вольную, вовсе не стали свободными людьми. Они еще долго будут по-лужковски топорно или по-делягински изворотливо искать сильную хозяйскую руку, к которой они смоги бы приползти на коленях и припасть в порыве искренней холопской благодарности.

Открытие лагеря прошло в начале 1938 на базе 26-го поселка трудопоселений как исправительно-трудовой лагерь «Р-17». В отличие от большинства лагерных отделений Карлага, 17-е отделение было окружено рядами колючей проволоки, по периметру расставлены вышки охраны. На территории лагеря располагалось озера, в котором росли камыши. Зимой камышами отапливали бараки.

10 января 1938 года в лагерь поступили первые этапы. Процедура ареста происходила, по определенной схеме. Жен арестовывали позднее мужа, поскольку вынести приговор жене могли только после осуждения мужа. Иногда в число ЧСИР входили и ближайшие родственники – сестры, родители, дети. Так, например, в одном лагере могли находиться мать и дочь. Заключенных было настолько много, что руководству Карлага пришлось перераспределять последующие этапы ЧСИР в другие отделения лагеря. Позже было создано специальное отделение, которое носило название – Спасское.

По неполным данным число репрессированных превысило 18 000 осужденных, в том числе по Москве свыше 3000 и по Ленинграду около 1500.

В лагере существовали специальные условие, в частности была запрещена всяческая переписка, получение посылок. Существовал специальный запрет на работу по специальности, но большинство женщин с «нужными» лагерю профессиями все же трудились по специальности. Большинство больных людей, детей и стариков работали на швейных и вышивальных фабриках.

Музыканты, поэты, учителя были заняты на сельскохозяйственных полях, а также в качестве подсобных рабочих на стройке.

В 1953 году 17-е акмолинское лагерное отделение Карлага было закрыто.

Дети АЛЖИРА

В Киноклубе университета 5 марта прошел вечер, посвященный памяти женщин, замученных в сталинских лагерях. Главным событием вечера стала демонстрация документального фильма Дарьи Виолиной и Сергея Павловского «Мы будем жить». Фильм — о женах и детях «изменников Родины».

В 1937 году нарком внутренних дел Ежов издал оперативный приказ НКВД СССР № 00486, по которому ЧСИРы — «члены семей изменников Родины» — должны были быть интернированы в исправительно-трудовые лагеря. Не за «измену Родине», не за контрреволюцию, вообще не за преступления — за то, что были женами. Интернировали вместе с малолетними детьми.

Что такое Алжир? Каждый школьник укажет на страну в Северной Африке. Но в советской республике Казахстан был свой АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников родины. Лагерь был создан специально для них.

Из шифротелеграммы начальника ГУЛАГа М. Бермана от 3 июля 1937 г.:

«Ближайшее время будут осуждены и должны быть изолированы в особо усиленных условиях режима семьи расстрелянных троцкистов и правых, примерно количестве 6-7 тысяч человек, преимущественно женщины и небольшое количество стариков. С ними будут также направляться дети дошкольного возраста. Для содержания этих контингентов необходима организация двух концлагерей, примерно по три тысячи человек, с крепким режимом, усиленной охраной (только из вольнонаемных), исключающей побеги, с обязательным обнесением колючей проволокой или забором, вышками и тому подобное, использованием этих контингентов на работах внутри лагеря».

Жестокость коммунистической власти не смогла окончательно вытравить из людей сострадание. Одна из бывших заключенных АЛЖИРА рассказывала, как однажды, когда их под конвоем вели по улице на работу, рядом появились благообразные бородатые старики-аксакалы с детишками. По команде стариков дети начали бросать в женщин-заключенных камни. Женщины уворачивались как могли, а конвой смеялся и поощрял казахских детей к расправе над «врагами народа». Женщина, рассказчица этой истории, не удержалась и упала, прямо на несколько брошенных в нее камней. Конвой хохотал над ней, а она вдруг обнаружила, что камни — мягкие, да и не камни вовсе, а сыр с тестом в виде камней. Так старые казахи придумали, как обмануть конвой и с помощью детей помочь замученным голодным женщинам.

Таких историй ГУЛАГ знает немало. Увы, все потихоньку стирается в нашей исторической памяти, а правда жизни замещается пропагандистскими мифами. Как теперь, когда гибель миллионов замученных в сталинских лагерях наших соотечественников почитается нормальными издержками социалистического строительства и неизбежной платой за мифический путь страны от сохи до космических ракет. И Сталин из безумного тирана превращается в эффективного менеджера и талантливого полководца, а Дзержинский — в защитника детей, как это дал понять М. Делягин, утверждая, что железный Феликс за три года полностью «убрал с улиц» всех беспризорных (правда, сей воздыхатель по советской власти благоразумно не упоминает, куда именно их убрали). И все это происходит в стране Федора Достоевского, утверждавшего устами своего героя, что все счастье мира не стоит слезинки одного ребенка.

Мифы множатся, и ничего с этим не сделаешь. Убогие любители Сталина, Дзержинского и других кровопийц не нуждаются в правде, им нужны мифы, облагораживающие родную для них тиранию. Холопы, получившие вольную, вовсе не стали свободными людьми. Они еще долго будут по-лужковски топорно или по-делягински изворотливо искать сильную хозяйскую руку, к которой они смоги бы приползти на коленях и припасть в порыве искренней холопской благодарности.

И все же убогих не большинство. Ко всем остальным и обращен фильм «Мы будем жить». В прошлом году он получил на фестивале «Сталкер» три приза. Его показали на канале «Культура». Фильм едет на фестивали документального кино в Западной Европе и Америке. В Киноклубе Международного университета в Москве его показали стараниями заместителя декана факультета журналистики Александра Алтуняна. Может быть, и в других российских университетах найдутся преподаватели, которые захотят показать своим студентам, что такое на самом дела была советская власть и сталинизм.

В приглашении на просмотр фильма организаторы писали: «…Акмолинский лагерь для жен изменников Родины не самый последний из кругов ада, созданного на земле по воле Сталина, при полной поддержке его соратников, при активном участии сотен тысяч помощников и при согласии миллионов. Но это был ад, и рассказы женщин, переживших его и просто прикоснувшихся к нему, переворачивают душу, намекая на то, что было в магаданской тундре, норильских, карагандинских шахтах, дальневосточных лагерях, где содержались сами «изменники родины». Фильм заставляет вновь и вновь возвращаться к мучительным вопросам:

как это могло случиться с нами?

где был мир, и почему молчала пораженная страхом страна?

почему женщин можно убивать за то, что они сестры, жены и дети «изменников»?

почему нам до сих пор не страшно людоедство?

и мы до сих пор накликаем на себя новую беду, говоря о благотворности «твердой руки» и «железного порядка»?

Полного и окончательного ответа, вероятно, найти не получится, но искать ответы, пытаться заглянуть в ту страшную пропасть, на краю которой мы до сих пор стоим, не закрывать глаза — это в нашей власти. И, может быть, такие фильмы, как «Мы будем жить», помогут нам отойти хотя бы на шаг от этой пропасти».

Из воспоминаний узниц АЛЖИРа

— Итак, мы в этапе. Куда едем, что нам предстоит, увидим ли мужей, детей наших, родных и близких?

На одной из остановок конвоир Ваня велел собрать деньги для закупки картофеля и шепотом говорит, что принес книжку. Освободив мешок, нашли школьный учебник «Наша Родина». Ничего не понимая, собрались в круг и пересматриваем каждую страницу. Просмотрели весь текст, но так ничего и не нашли. Тогда начали рассматривать географическую карту и на одной из них, где расположена Азиатская часть СССР, на территории Казахстана красным карандашом был выделен Акмолинск.

С большим вниманием мы начали следить по карте за обозначением городов до последней остановки поезда.

Ну вот, путь наш ясен. Как хотелось нам обнять молодого конвоира, как хотелось сказать ему материнское «спасибо». И теплота в поступке конвоира подсказывала нам, что о нас помнят, что не все нас считают «врагами народа». И это облегчило наше горе.

22 февраля 1938 года, после долгого и изнурительного этапа по железной дороге, заключенных женщин доставили к месту отбывания наказания, в город Акмолинск.

Медленно спускаемся с вагона. Ноги наши, обутые в туфли, а у кого и в тапки, погружаются в сугробы снега. Впереди одна безбрежная казахстанская степь.

После проверки, в сопровождении охраны идем вперед. Наши ноги озябли, но не стужу февральскую чувствуем, а оглядываемся на матерей, которые с детьми на руках плетутся по сугробам, еле передвигая ноги.

Прошли мы сквозь снежный тоннель и очутились перед дверьми. А когда те открылись, нас охватило чувство необъяснимой радости. Очутившись в помещении, мы увидели много женщин, расположившихся на голых досках двухэтажных нар. Это были товарищи по несчастью, прибывшие этапом накануне. Они истопили для нас печь и приготовили кипяток.

Когда таких как мы собралось несколько тысяч, оказалось, что это перевалочная база. Впереди женщин ждал лагерь со всем его режимом.

Источник