чем болел репин в старости
Антисоветский классик Он страдал в нищете и был похоронен при жизни: что надо знать о Репине
Искусство будущего
Самый известный у нас и за рубежом русский художник не слишком избалован выставками на родине — последняя прошла в Третьяковской галерее четверть века назад. С другой стороны, и обычай музеев перетряхивать свои запасы возник недавно. Первый такой мощный проект был посвящен ученику Репина Валентину Серову, о котором часто говорят, что он якобы превзошел учителя. Изучив выставку, с этим трудно согласиться: Илья Ефимович просто дольше прожил и больше успел — в том числе претерпел больше неудач.
Илья Репин (1844 — 1930) застал крепостное право, помнил обе русские революции, был чрезвычайно трудолюбив и плодовит, как следствие — неровен как художник. Но в лучших вещах — в том числе тех, которые мы видим сейчас впервые, — он исключительный мастер. Да, передвижник, да, приверженец классической формы, которую и не думал нарушать, но обнаружил в себе способность меняться внутри этой формы и далеко опередил многих коллег-ровесников. Художник XIX столетия, он не просто дожил до следующей эпохи, он получил в новой художественной иерархии место, предвосхитив то, что впоследствии будет олицетворять в искусстве XX век.
Сын отставного кантониста совершил в искусстве живописи то, что в музыке сделал Модест Мусоргский, которым Репин бесконечно восхищался. Когда умирающий композитор оказался в больнице, Репин поторопился написать его портрет — всего за четыре сеанса, знаменитое и единственное изображение композитора. Через 11 дней после окончания работы автор великих опер «Борис Годунов» и «Хованщина» умер, а на гонорар, полученный за портрет от самого Третьякова, Репин поставил Мусоргскому памятник.
«Гопак. Танец запорожских казаков», 1927
Изображение: Илья Репин
Портрет теперь выставлен, как и другая посвященная Мусоргскому работа — «Гопак. Танец запорожских казаков» (1926–1930), ставшая для художника одной из последних. Ее болезненная яркость, странные ракурсы, кажущееся веселье танцующих — все это почерк другого Репина, почти незнакомого тем, кто вырос в СССР. Поздние вещи, включая привезенный из Пенатов последний автопортрет, — свидетельства жизни оторванного от семьи эмигранта, писавшего на линолеуме в отсутствие денег на холсты.
Вместо канона
На выставке, сочиненной кураторами Третьяковки Татьяной Юденковой и Ниной Марковой, этот бесконечно печальный финал жизни — и одновременно последний творческий взлет Репина — внизу, на первом этаже. Зритель спускается туда с третьего, где экспозиция начинается. На всех трех этажах разместилось в итоге более 300 работ, попавших сюда из 21 российского собрания, семи иностранных музеев и семи частных коллекций из-за рубежа.
Соотношение живописи и графики почти равное — 170 с лишним произведений живописи и 130 — графики. Кажется, что вещей даже слишком много, по крайней мере портретов, среди которых десятки хрестоматийных, выученных до мельчайших подробностей, вроде портрета опершегося о колонну композитора Бородина или Антона Рубинштейна с дирижерской палочкой. Другого, менее известного изображения Рубинштейна в кресле и с усталым лицом — к сожалению, нет.
Отсутствует, увы, и «Парижское кафе», написанное Репиным во время шестилетней пансионерской поездки после Академии за границу: коллекционер Вячеслав Кантор, купивший в свое время картину на Christie’s, не дал ее на выставку. Из-за невозможного сегодня музейного обмена с США нет в экспозиции и знаменитой «Голгофы» (1921–1922) из музея Принстонского университета, известной нам в основном по репродукциям: место распятия увидено как бы глазами воскресшего Христа — третий крест лежит на земле в луже крови, вокруг которой, как описывал эту сцену Репин, «собаки собрались пировать».
В столь далекой от канона версии евангельского сюжета вполне сформулировано резкое отношение Репина к институту церкви, которое, понятно, очень приветствовалось в советские времена — художнику приписывали антиклерикальные настроения, и знаменитое репинское полотно «Перед исповедью» переименовали в 1930-х в «Отказ от исповеди». В действительности в отношении Репина, начинавшего в юные годы как иконописец, к этой теме, важной в его творчестве, было больше «милости к падшим», чем слепой веры. «После анафемы Толстому, — писал он, — дал слово не переступать порога церкви, но после глумления большевиков над христианскими святынями-церквями я делаюсь ревностным исповедником». Он и в церковном хоре пел. Но как бы великолепно ни владел Репин речью, кисть его убедительнее, и совершенно неизвестная здесь работа «Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона», привезенная на выставку из чешского города Градец-Кралов, говорит сама за себя.
«Отказ от исповеди», 1885
Изображение: Илья Репин
Репин работал над ней почти полвека: когда перед выставкой полотно 1888 года стали реставрировать, открылась дата ее переделки – 1924-й. Выяснилось, что накануне продажи картины некому чешскому коллекционеру автор счистил с холста центральную фигуру протодиакона и написал ее заново, сообщив физиономии попа дикое, страшное выражение, точно иллюстрирующее современный мем «народ-богоносец». Цитате из репинского письма Крамскому, касающегося портрета протодиакона (этот портрет существует и отдельно), — «…Весь он плоть и кровь, лупоглазие, зев и рев бессмысленный…» — отвечает из будущего бессмертная реплика Венедикта Ерофеева: «Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Им все божья роса…»
У Репина и Пьета (сцена оплакивания Христа девой Марией) есть — иконографию Пьеты воспроизводит «Царь Иван…», и Тайная вечеря — она же «Сходка» (1883). Последнее название было присвоено картине в 1936-м, когда в СССР устроили посмертную выставку художника. Авторское название «При свете лампы» по крайней мере не отвлекает революционной тематикой и позволяет заметить рыжую шевелюру человека, склонившегося над столом, и внемлющих ему «учеников».
Поиски неочевидных христианских канонов в творчестве Репина могут привести к удивительным результатам. Живущий в Нью-Йорке писатель Александр Генис вспоминал казус, случившийся с ним в нулевые годы, когда в музее Метрополитен — сегодня сложно в это поверить — проходила огромная выставка передвижников. Поддавшись общему безумию, он тоже пошел посмотреть, и в зале Репина мальчик, явно отставший от экскурсии, спросил у него, показывая на «Бурлаков на Волге»: «Which one is Jesus?» Сегодня этот вопрос не кажется абсурдным.
Летний темперамент
«Бурлаки на Волге», 1870–1873
Изображение: Илья Репин
На «Автопортрете за работой» (1915), привезенном из Национальной галереи Праги и открывающем экспозицию, мы видим «танцующего» перед мольбертом Репина — несмотря на то, что перетруженная после «Запорожцев» правая рука уже стала сохнуть, врачи запретили ее напрягать, и Репин приспособился цеплять палитру к поясу и работать левой, радуясь жизни ровно такой, какая она есть. Благостное впечатление от выставки возникает, может быть, оттого еще, что сам Репин, по словам куратора Татьяны Юденковой, всегда, до последних дней «называл себя счастливчиком, не переставая благодарить Создателя».
Поэтому, может быть, на полотнах его нигде нет снега — летний темперамент не оставляет шанса на страдания.
В апреле 1921 года, примерно тогда же, когда Репин получает финское удостоверение личности, в шведской прессе публикуются сообщения о его смерти. Другой бы впал в уныние и поверил в приметы, но Репин написал в письме: «Я. был похоронен; и из Швеции получил даже прочувствованный некролог с портретом. Как не радоваться! И эта радость дала мне идею картины. Радость воскресшего хотелось мне изобразить».
Странности гения: шесть удивительных фактов об Илье Репине
В Третьяковской галерее 16 марта открывается большая выставка Ильи Репина, художника, имя которого неразрывно связано с историей «передвижников». Илья Ефимович был человеком ярким, жизнелюбивым и прогрессивным, «МИР 24» рассказывает о некоторых любопытных фактах из его биографии.
Репин и ЗОЖ
Илья Ефимович был вегетарианцем и сторонником сна на свежем воздухе, доходя в этом до крайности. Вот что вспоминал об этом его друг Иван Бунин:
«Я с радостью поспешил к нему: ведь какая это была честь – быть написанным Репиным! И вот приезжаю, дивное утро, солнце и жестокий мороз, двор дачи Репина, помешавшегося в ту пору на вегетарианстве и на чистом воздухе, в глубоких снегах, а в доме – все окна настежь; Репин встречает меня в валенках, в шубе, в меховой шапке, целует, обнимает, ведет в свою мастерскую, где тоже мороз, как на дворе, и говорит: «Вот тут я и буду вас писать по утрам, а потом будем завтракать, как Господь Бог велел: травкой, дорогой мой, травкой! Вы увидите, как это очищает и тело и душу, и даже проклятый табак скоро бросите».
Я стал низко кланяться, горячо благодарить, забормотал, что завтра же приду, но что сейчас должен немедля спешить назад, на вокзал – страшно срочные дела в Петербурге. И сейчас же вновь расцеловался с хозяином и пустился со всех ног на вокзал, а там кинулся к буфету, к водке, жадно закусил, вскочил в вагон, а из Петербурга на другой день послал телеграмму: дорогой Илья Ефимович, я, мол, в полном отчаянии, срочно вызван в Москву, уезжаю нынче же с первым поездом…»
В конце 70-х какой-то студент-медик рассказал Репину, что сон на свежем воздухе лечебен. С тех пор художник спал либо на балконе, либо в комнате с открытыми настежь окнами, которую звали «холодной». Для всех членов семьи были пошиты спальные мешки на заячьем меху, дети Репина потом вспоминали эти ночи с ужасом. Заснуть в помещении с закрытыми окнами Илья Ефимович не мог ни на минуту. Возможно, сон на свежем воздухе действительно оказывал благотворное влияние, потому что болел художник очень редко. А уж если болел, то лежать и «расклеиваться» себе не позволял.
«Супы из сена»
Вторая жена Репина, Наталья Борисовна Нордман, была воинствующей вегетарианкой ( а затем и сыроедкой). Она считала, что для здоровья полезен отвар из сена, и ввела его в ежедневный рацион. По средам дом Репина был открыт для гостей, прийти и пообедать могли не только знакомые семьи, но и совершенно чужие люди любых сословий. «Супы из сена» просочились в прессу и стали поводом для высмеивания художника.
«Многие приезжали к Репину не столько для того, чтобы побывать у него в мастерской, сколько для того, чтобы отведать его знаменитое «сено». Помню, как Дорошевич, князь Барятинский и артистка Яворская привезли с собой в Пенаты ветчину и тайно от Репина ели ее тотчас же после обеда, хотя репинские обеды были и обильны и сытны, – рассказывает Корней Чуковский, автор книги о Репине. – Такой же газетной сенсацией был и репинский «круглый стол». Стол был демократический: его средняя часть вращалась на железном винте, и таким образом каждый без помощи слуг мог достать себе любое блюдо – моченые яблоки, соленые огурцы, помидоры, баклажаны, вареную картошку, «куропатку из репы» и тому подобную снедь».
А вот, как описывал свою диету сам Илья Ефимович в письме к И.И. Перперу в 1910 году:
«Я… справляю медовый месяц питательных и вкусных растительных бульонов. Я чувствую, как благотворный сок трав освежает, очищает кровь… Выброшены яйца (вреднейшая пища), устранены сыры, мясо уже и прежде оставлено. Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав – вот эликсир жизни. Фрукты, красное вино, сушеные плоды, маслины, чернослив… орехи – энергия. Можно ли перечислить всю роскошь растительного стола?»
А вот фрагмент из письма Н.Б. Нордман тому же адресату в 1913 году: «Вчера в Психоневрологическом институте Илья Ефимович читал «О молодежи», а я «Сырое питание как здоровье, экономия и счастье». Студенты целую неделю готовили кушанья по моим советам. Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды из протертых маслин, кореньев и рыжиков, после лекции все двинулись в столовую, где студентам был предложен за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб».
«Хирург Е.В. Павлов в операционном зале», 1888
Портрет Маяковского, который так и не был написан
Илья Ефимович имел обширный круг знакомств, любил образованных людей, среди его друзей были лучшие люди своего времени: передовые ученые, художники, писатели, музыканты. Знакомство Репина и Маяковского состоялось у Чуковского. Друзья и дочь Репина забеспокоились, что может получиться из общения художника и поэта-футуриста, ведь Репин ненавидел футуристов, называя их уничижительно «футурнёй», а футуристы в ответ поносили его. Однако неожиданно для всех Репин, обладавший удивительной пластичностью в восприятии настоящего искусства, прослушав «Тринадцатого апостола» сказал «браво». В тот же день он заявил Маяковскому, что хочет писать его портрет. Поэт согласился… И вот что, по Чуковскому, было дальше:
«Приготовил широкий холст у себя в мастерской, выбрал подходящие кисти и краски и все повторял Маяковскому, что хочет изобразить его «вдохновенные» волосы. В назначенный час Маяковский явился к нему (он был почти всегда пунктуален), но Репин, увидев его, вдруг вскрикнул страдальчески:
Оказалось, что Маяковский, идя на сеанс, нарочно зашел в парикмахерскую и обрил себе голову, чтобы и следа не осталось от тех «вдохновенных» волос, которые Репин считал наиболее характерной особенностью его творческой личности.
– Я хотел изобразить вас народным трибуном, а вы…
И вместо большого холста Репин взял маленький и стал неохотно писать безволосую голову, приговаривая:
– Какая жалость! И что это вас угораздило!
Маяковский утешал его:
– Ничего, Илья Ефимович, вырастут!»
«Крестный ход в Курской губернии», 1880-1883
«Чудища-бурлаки»
Признание окончательно и бесповоротно пришло к Илье Репину после картины «Бурлаки на Волге». Как писал сам Илья Ефимович в книге «Далекое близкое», впервые увидел он бурлаков в Петербурге:
«Я никогда еще не был на большой судоходной реке и в Петербурге, на Неве, ни разу не замечал этих чудищ «бурлаков» (у нас в Чугуеве бурлаком называют холостяка бездомного). Приблизились. О боже, зачем же они такие грязные, оборванные? У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие – не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара..
Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели. Вот контраст с этим чистым ароматным цветником господ! Приблизившись совсем, эта вьючная ватага стала пересекать дорогу спускающимся к пароходу. Невозможно вообразить более живописной и более тенденциозной картины! И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бечевку своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз. «Вот невероятная картина! – кричу я Савицкому. – Никто не поверит!»
Вначале художник планировал отразить увиденный контраст на картине, совместить на одном полотне «разряженных бар» и «страшных чудищ». Но, к счастью, отказался от такого очевидного приема. Тот же Савицкий подсказал Репину поехать посмотреть на бурлаков на Волгу.
В итоге Репину удалось подняться над бытовым жанром, создать групповой портрет без авторской оценки, лишь описание картины действительности. Вкупе с пейзажем этот портрет приобрел эпический характер.
«Бурлаки на Волге», 1870-1873
Репин и литературные критики
Талант Ильи Репина был многогранным. Он тонко понимал музыку и тяготел к писательству. Он любил описывать свои путешествия и каждый день несколько часов проводил за написанием писем. Периодически его статьи печатались, например, статьи о И.Н. Крамском, Н.Н. Ге. Литературные начинания Репина горячо поддерживал его друг, художественный критик Владимир Васильевич Стасов. Однако подавляющее большинство литературных критиков травили его, обвиняли в дурном слоге и даже говорили, что болезнь руки Репину послана, чтобы он больше никогда не писал пером по бумаге. Сегодня, прочтя книгу «Далекое близкое», остается только дивиться, за что на художника обрушился такой шквал осуждения.
«Не только в печали восстал Ковалевский против репинской статьи о Красмском: по свидетельству Стасова, этот разъяренный до бешенства критик «стучал кулаком, орал» и, красный от гнева, выкрикивал по адресу Репина злобную и непристойную брань, заявляя, что порывает всякое знакомство с Ильей Ефимовичем и «никогда руки ему не даст», – писал Чуковский. – Репин же отозвался горделиво и кратко: «Ну, черт с ним, и не нужна мне его глупая, генеральская рука».
Не писать советовали Репину даже друзья-художники (Куинджи, Серов и др.), вместе с нападками критиков это привело к тому, что художник внушил себе такое же невысокое мнение о своих литературных способностях и многократно повторял: «Все мое писание ничтожно», утверждал, что «готов вечно каяться в своих литературных вылазках». Художник винил в своих неудачах в прессе свой «литературный дилетантизм, неуменье выражаться».
Тем не менее, благодаря тому, что все-таки написал Илья Ефимович, в истории остались прекрасные эпистолярные портреты многих известных людей того времени, например, Льва Толстого, с которым вместе Репин как-то пробовал вспахать поле.
«Пахарь Л.Н. Толстой на пашне», 1887
Миф о скупости
Известно, что Репин не любил бросать деньги на ветер и экономил на себе. Он хорошо одевался, но старался приезжать в Петербург рано утром, потому что в это время билет на трамвай стоил не гривенник, а пятачок. В доме художника лишь в дни прибытия гостей заваривался дорогой китайский чай, который так любил Илья Ефимович, а в остальное время довольствовались дешевым.
Тем не менее, художник не был жадным. Помимо того, что по средам он кормил всех желающих своими обильными вегетарианскими обедами, он не упускал возможности поучаствовать в благотворительных мероприятиях. Он пожертвовал свою картину «Николай Мирликийский» в пользу голодающих, подарил родному городу Чугуеву немалую сумму денег на устройство абиссинского колодца, а 10 тысяч рублей, полученные от музея за эскизы к картине «Юбилейное заседание Государственного совета» направил на нужды флота.
Когда местечко Куоккала (ныне поселок Репино), в котором находилась дача художника, стало территорией Финляндии, он подарил большую коллекцию своих картин Гельсингфорскому музею, финансово поддерживал местные театры и учреждения культуры.
Репин. Реальность, парадоксы и мистика
Удивительно, но ни в Российской империи, ни в СССР памятников Репину не было долгое время. В 1956 году появился первый памятник в виде бюста Репину в СССР, который был установлен на родине художника в городе Чугуеве Харьковской области. На Болотной площади в Москве памятник Илье Ефимовичу был открыт 29 сентября 1958 года. Это был первый памятник Репину в СССР, где великий русский художник изображен во весь рост. На постаменте памятника картуш с надписью: «Великому русскому художнику Илье Ефимовичу Репину от правительства Советского Союза».
Решение об установке первых двух памятников Репину было принято на высоком уровне — Советом народных комиссаров СССР. Произошло это 5 августа 1944 года в день столетия со дня рождения живописца. Эти памятники должны были появиться в Чугуеве и Санкт-Петербурге. Но решения Совнаркома никто не спешил исполнять. Может сказывалось отношение к художнику, который волею судьбы и мировых исторических катаклизмов оказался в другой стране после распада Российской империи, никуда не выезжая при этом со своей дачи в посёлке Куоккала, находившийся в составе Финляндии с 1917 по 1939 год. С 1948 года посёлок переименован в Репино.
Московский памятник Репину установлен на Болотной площади лицом к Третьяковской галерее. До 1994 года не было через Водоотводный канал моста и канал отделял Лаврушинский переулок, ведущий к Третьяковке от канала. Выбор места для установки обосновывался тем, что в Третьяковской галерее хранятся многие картины художника и он как бы присматривает за ними. А если продолжить конспирологическую или, если будет угодно, мистическую тему, то не зря между галереей и памятником находится водная преграда. В своё время владелец галереи Павел Михайлович Третьяков велел швейцарам не пускать Репина, если у него в руках будет мольберт и кисти по одной простой причине: Репин любил подправлять свои картины, даже после того, как они были у него куплены и выставлены. Ведь у памятника, если обратите внимание, в левой руке мольберт и кисти. Всё бы это выглядело смешным, если бы не было грустным, а порою и трагическим.
В Третьяковской галерее находится много картин Репина, в том числе одна из самых известных, за которой тянется целый шлейф трагических событий и различных домыслов — «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», написанная в 1883- 1885 годах и более известная широкой публике как «Иван Грозный убивает своего сына». Толчком к написанию картины стало странное творческое переплетение в голове художника разных, не связанных между собой событий. Первым стала гибель императора Александра II в марте 1881 году от бомбы, брошенной народовольцем Игнатием Иоахимовичем Гриневицким. Вторым услышанная 15 августа 1882 году на Всероссийской художественной выставке в Москве симфоническая сюита «Антар» композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова, которая написана по мотивам красивой сказки Осипа-Юлиана Ивановича Сенковского (Барона Брамбеуса), рассказывающей о трёх сладостях жизни — мщении, власти и любви. Во второй части сюиты звучит музыкальная картина кровавой мести главного героя. Третьим событием стала увиденная по время европейского путешествия 1883 года кровавая коррида в Испании.
Некоторые из посетителей после просмотра картины приходили в неистовство, а некоторые теряли сознание.
16 января 1913 года душевнобольной сын мебельного фабриканта Абрам Балашов, родившийся за год до создания картины, нанёс по ней три удара ножом. Репин считал, что это было сделана специально в желании угодить императорской семье в преддверие празднования 300-летия дома Романовых. Мол не смогли запретить показ, так пусть картина будет уничтожена. Наш известный бард Александр Моисеевич Городницкий так написал об этом в стихотворении «Иван Грозный убивает сына Ивана» (1994):
«Я слышал однажды: как нерв напряжён,
Безлюдной вечерней порою,
Безумец ударил картину ножом
И крикнул: «Достаточно крови!».
И там, где отметина эта видна.
Где лезвие холст разрезало,
Всё капает, капает кровь с полотна
На плинтус музейного зала.»
Душевнобольного, порезавшего картину Репина, отправили в дурдом, но дело по резке картин ножом его живёт и процветает. Через год была порезана картина Веласкеса «Венера с зеркалом», в 1975 году «Ночной дозор» Рембрандта. Правда это было уже в других странах, а не в России.
Поразительно, что случаем вандализма воспользовались коллеги Репина для борьбы со старым искусством — реализмом. 12 февраля 1913 года состоялся диспут художественной группы «Бубновый валет», на котором выступил с докладом «Иван Грозный и сын его Иван» Максимилиан Александрович Волошин (1877—1931) Ловко жонглируя словами Волошин подвёл публику к выводу, что не Балашов виноват в содеянном варварстве, а Репин виновен перед Балашовым и Репина надо судить за созданную картину.
Как часто бывает в жизни, что сказанное в шутку слово, начинает обрастать зловещими подробностями и люди начинают смотреть на вещи и события совершенно по другому. В начале прошлого века в российской творческой среде были модны мистические идеи. Верил в мистические тайны молодой писатель Корней Чуковский. Он поведал своему другу детства, журналисту Владимиру Евгеньевичу Жаботинскому (1880-1940) историю: «. как-то прогуливаясь по набережной Невы, Чуковский увидел, что под ногами что-то блестит. Остановился, наклонился и… стал обладателем монетки с непонятным портретом, выбитым на ней. Позднее он показал ее оценщику и узнал, что это римская монетка, которую можно продать коллекционерам, выручив немало денег. Но продавать ее Корней Иванович не стал, потому как заметил, что она приносит ему удачу. Когда монета лежала в кармане, и стихи писались лучше, и встречи с редакторами проходили удачно, и деньги всегда водились, и в любви везло. Именно тогда Чуковский решил, что монета — его талисман, и не расставался с ней никогда в жизни.»
Именно Корней Чуковский в начале прошлого века бросил шутливый упрёк Илье Репину, что мол после изображения человека на картине Репина тот сразу умирает. Присутствующие при этом мило поулыбались, но каждый начал судорожно подсчитывать подобные случаи. И оказалось, что «проклятых» картин, после написания которых натурщики умирали или их постигали различные несчастья, у Репина неожиданно много, гораздо более, чем у других. Так с лёгкой руки писателя, склонного к мистике, создалась легенда о проклятости картин Репина.
В скорбный список попала и картина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года», хотя череда «странных» смертей началась по мнению современников после картины «»Бурлаки на Волге», написанной в 1873 году. Якобы многие из изображенных на картине мужиков скоропостижно поумирали. Но почему-то не называлось ни одно имя, а ведь бурлаков только на картине 11 и этюдов за три года написания картины было сделано множество, число натурщиков никто даже и не считал. Репин дважды выезжал на Волгу, чтобы изучить их образ жизни и заменяя один образ на другой более выразительный.
«Проклятый» портрет Писемского был написан в 1880 году, а в 1881 году писатель умер. Неспроста говорили люди — ведь Репин его портрет нарисовал. При этом люди как-то забывали о пристрастии Писемского к алкоголю и о том, что после самоубийства одного сына в начале семидесятых годов позапрошлого века тоскливое настроение владело Писемским. Летом 1880 года сошел с ума второй сын через несколько месяцев резко ухудшилось здоровье писателя.
Портрет Мусоргского был написан Репиным в течение 4 дней, со 2 по 4 марта 1881 года,а умер композитор 16 марта 1881 года через несколько дней после написания «проклятой» картины. Снова Репин виноват. Вот только художник приехал в Николаевский военный госпиталь после того, как узнал в феврале 1881 года о смертельной болезни друга и успел написать портрет до его смерти. Следствие здесь явно спутано с причиной.
А вот картину «Смерть Федора Васильевича Чижова», написанную в 1877 году, к числу проклятых у Репина не относят. Хотя эта картина была написана в тот день, когда русский промышленник и общественный деятель Федор Васильевич Чижов (1811—1877) умер. Вот что об этом писали: «Вскоре пришел и Илья Ефимович Репин. Художник был настолько поражен представшим его взору видом маститого старца, как бы на время уснувшего после тяжких трудов и забот, что неуловимость этого мистического, пограничного состояния между сном и смертью он тотчас запечатлел в одном из лучших своих карандашных рисунков «Смерть Чижова». Впоследствии эта мастерски сделанная зарисовка послужила эскизом для одноименной картины, подаренной Репиным Савве Ивановичу Мамонтову.»
Портрет Н.И.Пирогова был написан в мае 1881 года в гостинице «Дрезден» в Москве за полгода до смерти знаменитого хирурга.
Царевича Репин писал с художника Владимира Карловича Менка (1856—1920)и писателя Всеволода Михайловича Гаршина (1855 — 1888).
Следующей «жертвой» Репина стала графиня Луиза Мерси д’Аржанто (1837—1890), чей портрет был написан в 1890 году. Этот портрет Репин написал, когда пианистка француженка, первая познакомившая заграничную публику с музыкой молодой русской школы, тяжело болела и даже не могла позировать сидя. Кстати. многие писавшие про «проклятый» портрет д’Аржанто почему-то считают французскую пианистку итальянским актёром.
Второй «пострадавший» — историк и фольклорист Дмитрий Иванович Яворницкий (1855-1940), на картине изображен в виде писаря. Его якобы в 1881 году по доносу признали неблагонадёжным и сослали в Ташкент. Всё замечательно, только вот даты не пляшут. С 1881 по 1885 год Яворницкий работал в Харьковском университете. В 1891 году был уволен уже из Петербургского университета и лишен права преподавать в учебных заведениях, а 1892 году отправился в Ташкент.
Третий «пострадавший» — собиратель украинских древностей и меценат Василий Васильевич Тарновский (младший; 1837 — 1899), отображен на картине в образе мрачного казака. Он якобы умер до завершения картины Репиным, успев разориться и и продать имение Качановка, в которой в 1880 году великий художник, работая над будущей картиной, целое лето писал казацкие реликвии, портреты хозяев усадьбы и пейзажи. И опять даты. Излишнее увлечение благотворительностью (пожертвования на создание памятников, библиотек и издание печатных изданий) поставило Тарновского на грань разорения и в 1897 году он был вынужден за миллион рублей продать Парафиевскую экономию вместе с Качановкой миллионеру-сахарозаводчику Павлу Харитоненко. Да и умер только в 1899 году.
Якобы после написания портрета Репиным умерла вторая его жена Наталья Борисовна Нордман-Северова (1863 — 1914). Но существует несколько её портретов, написанных задолго до её смерти. Как, например,созданный в 1905 году.
Получается, что если внимательно разобраться в том, почему многие модели Репина умирали после создания их портретов, то нет никакой мистики. Любил художник писать картины больных и даже умирающих людей, а также на темы смерти. Помимо картин из этого материала можно припомнить: «Воскрешение дочери Иаира» (1871), «Историк Николай Иванович Костомаров в гробу» (1885), «Дуэль» (1896)», «Отказ от исповеди перед казнью» (1885).
Когда по заказу хозяина гостиницы «Славянский базар» Александра Александровича Пороховщикова (1833—1918) в 1872 году Репин создал картину «Собрание русских, польских и чешских композиторов», то картина получила много комплиментов, а её автор — массу похвал и поздравлений. А вот Иван Сергеевич Тургенев назвал её «холодным винегретом живых и мёртвых — натянутою чушью, которая могла родиться в голове какого-нибудь Хлестакова-Пороховщикова.» Дело в том, что на картине присутствовали как живые на тот момент люди, так и мёртвые. При чём на самом деле они вместе не собирались.
Когда Павел Михайлович Третьяков только начинал создавать свою коллекцию картин, то ему говорили старые коллекционеры: «Картина — весьма мистический образ. Иная сама тебе силы даст, а другая и все твои из тебя вынет». Поэтому он долгое время сопротивлялся желанию Репина запечатлеть образ Третьякова на живописном полотне.
У Анны Ахматовой есть такие строчки, написанные в 1940 году:
«Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.»
Жил когда-то на свете Агриппа Неттесгеймский (1486–1535) – ученый, алхимик, писатель, врач, философ, астролог. В своём трактате «О несоответствии наук» он писал писал: «Бойтесь кисти живописца — его портрет может оказаться более живым, чем оригинал».
Когда Чуковский перебаламутил умы художников, то в их среде поползли мистические догадки: «Репин обладает необычайной способностью переплавлять в краски живую плоть и кровь. У него реализм становится жуткой реальностью».
Уже в наши дни с помощью термографии ученые сделали интересное открытие. Оказывается, во время работы над полотном в мозг художника поступает огромное количество энергии. При этом у некоторых натурщиков биопотенциалы мозга резко снижаются. Но ведь энергия может быть как положительной так и отрицательной. Видимо не случайное совпадение, что после работы над картиной «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» у Репина отнялась правая рука и ему пришлось учиться писать картины левой рукой. При этом друзья художника опасались за его психическое состояние. Ведь подобная ситуация уже была чуть ранее, в 1877 году, когда Репин на свой родине в Чугуеве написал картину «Мужик с дурным глазом».
Натурщиком для портрета выступил мастер золотых дел Иван Радов. По словам Репина: «Он приходится дальним родственником нашей семье, и действительно имеет дурную репутацию колдуна.Возможно, моя болезнь связана с этим колдуном. Силу этого человека я сам испытал, притом, дважды.» После создания этого портрета художник долго отходил, хотя внешне это было похоже на лихорадку.
В 1892 году Репин покупает имение Здравнево под Витебском, здесь он проводит восемь летних сезонов (1892-1900 годы) и пишет более 40 холстов, эскизов и рисунков. Именно здесь правая рука постепенно начала его слушаться. Есть предание, что помогли ему в этом белорусские колдуны.
Вот такие мистические истории связаны с Репиным и его картинами. Не зря поставили, выходит, ему памятник невдалеке от Третьяковки. Никто больше в обморок не падает при виде его картин.