чарити шоп что это
Здесь можно купить классные брендовые вещи. Когда вам надоест их носить, вы можете принести их в наш магазин и купить другие. Мы точно знаем, что делать с одеждой на любой стадии ее жизни.
ФЭШН-ИНДУСТРИЯ ЗАНИМАЕТ ВТОРОЕ МЕСТО ПО УРОНУ, НАНОСИМОМУ ЭКОЛОГИИ. ОБЪЕМ ОТХОДОВ МОДНОЙ ИНДУСТРИИ ДОСТИГАЕТ 92 МИЛЛИОНОВ ТОНН В ГОД. ЧТО МОЖЕМ СДЕЛАТЬ МЫ?
Как все работает
Обычно в российских секонд-хендах продается товар, собранный в Европе и США. Наша сеть отличается тем, что мы продаем вещи, собранные в Москве и других российских городах, минимизируя транспортный след от перевозки одежды. Фонд ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ собирает сотни тонн вещей в год: самые классные, интересные и ценные вещи тщательно отбираются и попадают в магазины.
Покупая в наших магазинах, вы поддерживаете социальные и экологические программы фонда и помогаете развиваться инфраструктуре рециклинга одежды в нашей стране.
Чарити шоп
Содержание
История
Один из самых первых благотворительных магазинов был открыт в 1899 году в Великобритании. Этот магазин принадлежал Обществу слепых, которые таким образом собирал деньги для своего Общества.
Очень большая волна популярности чарити шопов наблюдалась в Европе во время Второй мировой войны, магазины собирали деньги для Красного Креста.
Частные чарити шопы стали появляться в конце 1940-х годов. И рекордсменом опять стала Великобритания, в этой стране и по сей день наибольшая популярность у чарити шопов. Сейчас благотворительные магазины Oxfam в Великобритании имеют сеть более 700 магазинов. Они также имеются в Германии, Ирландии, Нидерландах, Гонконге.
Принцип работы современного Чарити шопа
Чарити шоп принимает от любого желающего его вещи: это одежда, обувь, поношенные или новые. Принимает на безвозмездной основе.
Далее все вещи подвергаются сортировке на три большие группы:
Философия чарити шопов
Чарити шопы в России
Чем чарити шоп отличается от обычного секонд-хэнда или комиссионки
В комиссионных магазинах вещи берут на комиссию, то есть владелец вещи после её продажи получает некоторую сумму от продажи. В благотворительном магазине вещи сдаются бесплатно.
Магазины секонд-хэнд – это бизнес-проекты, и вся выручка идет предпринимателю. Чарити шопы берут себе только деньги на функционирование, их главная цель – собрать деньги на благотворительность.
Чарити шоп что это
— Ты чувствуешь скепсис по отношению к социальному предпринимательству?
— Charity Shop называют одним из самых известных социальных бизнесов в России, но я считаю, что этот термин должен умереть. «Социальный» в нашей стране ни с чем позитивным не ассоциируется. Мне хочется сделать большую историю, которая на федеральном уровне будет решать проблемы, до которых не доходят руки у обычных предприятий, направленных только на прибыль.
Мне важна не только прибыль. Когда я искала инвесторов, то начинала с того, что мы полезного делаем для города, разгружая сотни тысяч гардеробов, снижая количество текстиля на свалках, создавая интересные схемы монетизации проекта. Но разговор о благотворительности многих отпугивал — и тогда я перешла на бизнес-язык, показала, как можно «хакнуть» традиционную модель секонд-хенд-рынка.
Стоимость закупки секонд-хенда, например, из Эстонии, для какого-нибудь регионального магазина — это 300–600 рублей за килограмм. Стоимость сбора вещей в Москве — 60 рублей за килограмм. Москва «производит» 450 тысяч тонн ненужной одежды в год: это и стоки нераспроданных коллекций, и брак, и б/у вещи. Наша задача — собрать эти вещи и перераспределить их на повторное использование или переработку. Переработка хлама снизит негативное воздействие на экологию города, а часть хорошей одежды мы сможем отдать нуждающимся. Остальное мы продадим, чтобы ставить новые контейнеры для сбора одежды, увеличивать масштабы работы, выходить в новые города и поддерживать самообеспечение и развитие проекта.
Стереотипы перекидываются и на то, как люди воспринимают нишу СХ и мою работу. Раньше я стеснялась. Думала: у меня высшее финансовое образование, мои друзья работают в Ernst&Young. Могла бы бухгалтерскую фирму открыть или консультантом работать. А я секондом занимаюсь. Но потом поняла, что важно то, как ты сам к этому относишься.
Я пришла получать премию РБК в платье из секонд-хенда, потому что важно то, что ты делаешь, а не что на тебе надето.
— Сейчас у вас один склад?
— У нас две сортировочных станции: одна в Москве, вторая открылась в Костроме. Второй склад мы специально вынесли за территорию Москвы по экономическим соображениям. Нам требовались большие площади для организации цеха переработки одежды, и мы решили совместить — открыть базу полного цикла в регионе.
Задача сортировочного цеха — принять объем одежды, которую нам сдают ежедневно, и распределить на 22 фракции в зависимости от её состояния.
Изначально идея Charity Shop была в том, что нам будут приносить люксовые или очень классные дизайнерские вещи, которые мы будем продавать, а средства направлять на благотворительность. Так и было, пока одежду приносили 20-30 моих подружек, которые понимали концепцию. Потом нам начали приносить вещи с незначительными дефектами из Zara, затем количество некондиционных вещей перевалило за 50% и мы сделали собственную переработку.
— отправлено за 4 года работы
— Какой объем вещей работники должны распределить за день?
— Сортировщица обрабатывает примерно 300 килограммов в день — это около 1200–1500 единиц вещей. Конечно, вещи очень разные: например, очень много модельной женской обуви. Вещи бабушек, маленьких детей, надоевший после первого сезона масс-маркет и тонны постельного белья.
Если речь идет о переработке, то нужно дополнительно отделить хлопковые ткани от шерсти и синтетики. Из шерсти делается, например, ватин, который добавляется потом в кресла и мягкую мебель. Хлопок режется на тряпки. Синтетика перемалывается и добавляется в промышленный продукт. Вместе с одеждой нам приносят примерно три тысячи пакетов в месяц, которые мы сдаем на переработку во Владимирскую область. Там из них делают тротуарную плитку.
Раздаются бесплатно в региональных центрах соцоблуживания населения
— Что происходит с деньгами в фонде «Второе дыхание»?
— Они идут на зарплату сотрудников производства. Мы даем работу тем, кто по разным причинам не всегда может найти её самостоятельно. Еще есть люди, которые занимаются региональными активностями: выездами в дома-интернаты для престарелых и реабилитационные центры. Естественно, как любая деятельность, это требует расходов на бензин, машину, стирку и координатора.
— 30% вещей вы отдаете на благотворительность. Как это выглядит?
— Вещи отправляются в государственные центры соцоблуживания, которые все распределяют между нуждающимися семьями. За прошлый год мы отправили на помощь 30 тонн одежды — это 30 «ГАЗелей».
Есть ещё система выдачи одежды через наши собственные магазины: мы запустили программу выдачи благотворительных сертификатов. Сертификат выдается местным благотворительным организациям, а они распределяют их между подопечными. Этот сертификат даёт право выбрать одежду в нашем магазине на две тысячи рублей. За месяц такую помощь, например, только через наш магазин в Костроме получили 33 семьи.
То, что в регионах все лодыри и алкаши, — неприятный миф. Там есть люди, которые пашут за шесть тысяч рублей в месяц и стараются ещё двух детей поднять. Две тысячи рублей в квартал на какой-нибудь пуховик или платье для ребёнка — большая поддержка.
— Ты можешь сказать себе: «В этом месяце я отдам больше денег на благотворительность и меньше на развитие бизнеса»?
— Я всегда делаю выбор в пользу социального эффекта. Если бы я как компания ориентировалась на повышение прибыли, а не свои социальные и экологические приоритеты, то нам бы перестали доверять и приносить вещи. Мы могли бы просто распределять прибыль между акционерами — как ООО мы можем это делать. Но вместо этого я тратила прибыль на вывоз гуманитарной помощи, на проекты переработки, трудоустройства и так далее.
Иногда мне радостно сообщают: «Ой, а мы весь ваш контейнер забили ветошью, все вынесли из дома. Так здорово, что вы этим занимаетесь!». Человек не понимает, что за переработку этой ветоши я заплачу деньги. Стоимость переработки одежды, которую нам сдает один условный москвич, — 187 рублей в месяц. На сайте нашего фонда есть пожертвование для тех, кто хочет «компенсировать» свой экологический след. Но пока этого не произошло, мы финансируем проект из прибыли наших магазинов. И чем больше приносят хлама, тем больше нужно продать, чтобы окупиться.
Еще одна важная часть проекта — это трудоустройство людей из социально незащищенных групп. Мы не тратим на это дополнительные деньги, просто не нанимаем сотрудников с HH.ru, а стараемся дать возможность тем, для кого эта работа — шанс что-то изменить в своей жизни.
В какой-то момент на складе было чуть больше людей, чем нужно, но я их не увольняла — потому что они были бездомными. Конфликта интересов нет, я всегда принимаю решение в сторону социалки. У нас тут и дети рождаются, и свадьбы случаются, и переходы на другую работу.
— Как ты выходишь на бездомных?
— Через партнерские организации, которые кормят их и выдают одежду. В какой-то момент соцработники видят людей, которые не пьют, например, и хотят работать — значит, время звонить нам. Многие устраиваются к нам через знакомых. Может сначала прийти жена, а потом привести и мужа-грузчика.
— Почему вы открываетесь в регионах?
— Наш опыт развития в регионах показал, что тема сбора одежды интересна не только в городах-миллионниках. Например, мы установили стартовый контейнер в Костроме и за первый месяц нам сдали больше двух тонн одежды. А наш костромской магазин вышел на операционную прибыль за три недели.
Для того, чтобы развиваться в регионах, мы в том числе привлекаем гранты. Например, с поддержкой от Фонда президентских грантов мы реализуем экологические и благотворительные инициативы в Ярославле, Иваново, Костроме, 12 регионах в радиусе 500 километров от Москвы, где мы выдаем одежду.
Наши главные конкуренты — помойки, дачи, куда все свозится, церкви, родственники, готовые зачем-то забирать ненужное тряпье.
Мы создаем цивилизованный рынок: у нас есть система учета, куда добавляется каждый килограмм, понятная схема взаиморасчета и прейскурант.
Даритель может делать, как ему нравится — отнести вещи в церковь, выбросить или поискать в интернете, кому их отдать. Но правда в том, что мы можем организовать это более рационально и освободить время людей для более интересных занятий.
Многих расстраивает, что часть вещей будет продана. Но иначе бы мы не смогли существовать.
— У вас есть задача собирать одежду в других крупных городах — Санкт-Петербурге, Екатеринбурге?
— Вопрос в инфраструктуре. Сбор вещей автоматически означает, что нам нужна рядом сортировка: не просто площадь, но и полная автоматизация, оборудование и команда из пяти-семи джедаев, которые умеют сортировать.
С точки зрения сбора интересны крупные города, где можно собирать много одежды. У нас есть партнеры — федеральные сети, которые помогают развивать инфраструктуру в Москве и интересуются тем, когда мы сможем запустить что-то подобное у их коллег в регионах.
С точки зрения продаж интересны небольшие города с населением 30-70 тысяч человек. Там и конкурентов меньше, и запрос на недорогую одежду высокий. Поэтому сейчас мы тщательно анализируем потенциал города с разных точек зрения перед тем, как там что-то начать делать.
— Ты говорила, что у вас есть нечестные конкуренты. Кто это?
— Весь рынок секонда — это вещи, которые сдали бесплатно в странах типа Швейцарии и Великобритании, а потом они были перенаправлены в Россию, Украину и африканские страны. Но предприниматели, которые давно в рынке, смекнули, что сегодня одежду можно собирать и в России, так как у нас представлены те же самые марки. Поэтому у Charity Shop появляются конкуренты: секонды, которые лепят на свои ящики огромные надписи вроде «Поможем детям-сиротам». Меня бесит, что они маскируются под благотворителей — у многих таких контор нет отчетности, они закрытые, мутные.
— У них серьезные объемы?
— Да, но ничтожные по сравнению с возможностями рынка. Мы собираем больше 20 тонн вещей в месяц. А в Питере, например, появилась контора, которая собирает тысячу тонн. Куда все это у них едет — неизвестно. Возможно, переправляется на грузовых контейнерах куда-то в Африку и там продается.
Сколько можно на этом заработать? Стоимость сбора вещей до сортировки — примерно 12 рублей за килограмм, при этом в куче ещё может оказаться дорогая вещь, которая окупит сотни килограммов.
— H&M — ваш конкурент в плане переработки вещей?
— Они много делают для популяризации темы переработки одежды. Но мне, как и другим эко-активистам, хотелось бы больше прозрачности от бренда. На русскоязычном сайте компании есть общая информация о переработке в Германии, но нет ни статистики, ни отчетности, ни информации о российских партнерах.
— Читала недовольные отзывы ваших покупателей. Из серии: «Я надеялась на оригинал Escada, но посмотрела на лейбл и выяснилось, что это подделка». Часто бывают такие истории?
— Да, мы сами не всегда знаем, фейковая вещь или нет. Но, согласитесь, странно надеяться купить оригинал Escada за 500 рублей. Иногда мы вывешиваем фейк, но заранее понимаем, что это реплика и что кто-то это все равно купит, потому что дизайн интересный. Иногда мы пишем, что это реплика, иногда нет. Клиенты ведь хорошо разбираются в брендах, видят ткань, крой.
— Если «тру лабутены» стоят три тысячи, то почему платье не может стоить 400 рублей?
— Если платье в магазине стоило 40 тысяч, то у нас оно будет продаваться за 4-5 тысяч — мы устанавливаем цену в 10-15% от начальной стоимости. Самое крутое остается в Москве, вещи попроще уезжают на продажу в регионы. Например, в небольших городах типа Ростова Великого, где, как правило, нет альтернативы большим мультибрендовым магазинам кроме местного вещевого рынка, люди приходят за простым масс-маркетом, потому что им негде купить такую одежду. А в Москве на эти вещи просто не посмотрят.
— Сотрудники компании могут во время разбора ящика взять понравившуюся вещь?
— Нет, у нас есть правило: если ты работаешь на складе, то можешь приобрести вещь за стоимость, которую определяет мерчандайзер. Продавцы платят за вещь половину стоимости, если она висит в магазине больше трех суток. Это делается для того, чтобы люди не говорили, что мы выбираем себе самое лучшее.
Я сама регулярно шоплюсь в Charity Shop и почти перестала покупать новую одежду. Был случай, когда я сама стояла на сортировке вещей и на одном из платьев нашла бирку после химчистки с именем моей подруги.
Когда летом 2017 года шел ремонт на Садовом кольце, мы были в полной заднице: все перерыто, вокруг нас только пыль и бетонное болото. Говорят, что в тот момент на Садовом пустовал каждый четвертый торговый метр. И тут к нам начинают заходить рабочие.
В этот момент мерч магазина меняется на 180 градусов: раз наша основная и единственная аудитория — это трудовые мигранты, то нужно продавать то, что их заинтересует. В этот сезон в моду вошли юбки-макси, золото, вещи с крупными логотипами. Им безумно нравилось — приходили закупаться на всю семью. Это был отличный урок о том, что ожидание и реальность не всегда совпадают и нужно очень быстро меняться, если хочешь выживать.
— Насколько в перспективе может быть прибыльна переработка?
— Если корпорации будут платить за утилизацию одежды, которую они произвели и продали (см. закон о Расширенной ответственности производителя. — Прим.), то на этом можно будет заработать и рынок начнет развиваться.
Мы сами тратим на переработку каждого килограмма 50 рублей. Для нас это убыточное направление, которое закрывается за счет перекидывания прибыли от продаж одежды. Это история про экологию. В этом году мы купили свою чесальную машину и сейчас нам можно сдавать все. Машина крупные вещи разрезает на куски, которые потом покупает производство — шиномонтаж, типографии и все, где нужна ткань для обтирки станков.
Маленькие вещи можно превратить в регенерируемое волокно, которое используется как сырье для набивки мебели, матрасов, сидений.
— Вы стали сотрудничать с проектом WasteOut — системой оптимизации вывоза твердых коммунальных отходов. Зачем вам это нужно?
— Раньше мы обслуживали контейнеры интуитивно. Например, мы знаем, что в Бауманском саду ящики заполняются быстро, и раз в три дня вывозили оттуда вещи. Сейчас сложно держать в голове все точки. Датчики Wasteout сигнализируют о наполненности контейнеров — и водитель отмечает точку в путевом листе. Плюс накапливается информация о заполняемости, исходя из которой мы можем понимать примерную загрузку контейнера и планировать логистику в будущем. Это все дает автоматизацию процессов и возможность прогнозировать, сколько вещей мы получим в следующем месяце.
Таким образом мы экономим около 100 тысяч рублей в месяц, снижая нагрузку на водителя. Кроме того, пропадает необходимость нанимать второго человека.
— В Британии льготы для СХ составляют 70% от налогов. Что в России?
— Ничего. Единственная наша бесплатная точка присутствия — в центре «Блогосфера». У нас есть партнеры, предлагающие пространство на безвозмездной основе, мы часто получаем медийную поддержку, не платим за рекламу, получаем товарные остатки от известных брендов. Но на уровне государственной поддержки ничего не происходит.
— Реально ли попасть в форму государственной поддержки?
— Мы этого очень ждем, как и весь сектор переработчиков отходов. С 1 января 2015 года на производителей и импортеров товаров была возложена обязанность по утилизации произведенной продукции. Компания может или заплатить экологический налог, он разный для каждого типа сырья, или найти подрядчика, который переработает все, что положено по квоте.
Долгое время на текстильные отходы и одежду стояла квота «ноль». Потому что было непонятно, кто будет заниматься переработкой, сбором, сортировкой, если квоту все-таки назначат. В 2019 году ситуация изменится — квота поднимется и ритейл начнет искать партнеров в этой области. И тут — бинго! — появимся мы. Мы готовимся к этому моменту: получаем лицензию на переработку, закупаем оборудование, увеличиваем масштабы сбора.
Как активистка собирает ненужные вещи и избавляет Москву от мусора
Благотворительный магазин – явление на российском рынке относительно новое и достаточно популярное. Принцип работы прост: люди отдают ненужную одежду, а деньги с ее продаж идут в благотворительные фонды. Дарья Алексеева запустила свой «Charity Shop» и рассказала нам об экологичной модели социального бизнеса.
– Дарья, чем ваш магазин отличается от остальных?
– «Charity Shop» – это социальный проект на стыке благотворительности и экологии. Изначально предполагалось, что мы снимем помещение, будем принимать одежду хорошего качества, продавать ее по низким ценам и отдавать деньги в фонды.
Все представлялось довольно-таки оптимистично. Но я не думала, что количество ветоши будет столь велико. И тогда возник вопрос: куда ее девать? Я решила оптимизировать этот процесс и так мы стали отдавать вещи на переработку.
– И как вы это организовали?
– На этом этапе у нас возникли сложности. Поначалу мы отвозили одежду в контейнеры H&M. Они не принимают вещи оптом, поэтому каждый день после работы мы с ребятами отвозили по две сумки каждый, что было очень неэффективно и даже безумно: нас уже узнавали в магазине.
Также мы не могли себе позволить работать с компанией, которая сотрудничает с H&M, поскольку утилизация проходит не на территории России. Это очень дорогостоящий процесс. Например, если отвозить вещи на ближайший российский перерабатывающий завод, то за 10 тонн ветоши тебе заплатят 80000 рублей. Но ведь эту ветошь нужно где-то хранить, оплатить погрузку и транспортировку, а предварительно вытащить все пуговицы и молнии.
Ты либо говоришь «нет, мы этим не занимаемся» и перечисляешь деньги только сиротам, либо ты решаешь хоть как-то сократить объемы того, что выбрасывается. Сейчас мы договариваемся с российской компанией по переработке ветоши. Собственно, среднесрочная задача состоит в том, чтобы все фонды в городе работали по такой системе вместе с нами. Москвичи сдают тонны ветоши во время разных масштабных акций по сбору гуманитарной помощи, а на деле 70% вещей непригодны.
– Какие вещи приносят в ваш магазин?
– Это зависит от инфоповода и от аудитории. Это могут быть слушатели «Эхо Москвы», начиная от бабушек и заканчивая девушками-оппозиционерками. Журнал «Лиза» – соответственно, иная аудитория. «Стрелка» и «Вектор» – другая категория, они обеспечивают нам винтаж, классный оверсайз или новые вещи с Asos, которые не подошли. Сейчас нам привезли вещи из Европейской гимназии, мы их еще не разбирали, но уже видели пакеты Louis Vuitton.
Кроме того, у нас есть мобильные контейнеры для сбора вещей, которые мы ставим в офисах. Компания заказывает ящик на две-три недели, туда сотрудники могут сдать брендовую одежду. Но когда ты употребляешь слово «бренд», то люди теряются. Если ты говоришь «масс-маркет», то начинают задавать вопросы о том, что можно считать масс-маркетом.
Говоришь «качественные вещи» и получаешь каракулевую шубу весом 20 килограмм, потому что «богатая же материя, сносу нет, даже моль не поела». А скажешь «нуждающиеся семьи» и тут же начинают нести ветошь. В результате в магазине есть вещи абсолютно разных категорий: топовые бренды, масс-маркет, биг сайз и винтаж.
– Кто покупает вещи в вашем магазине?
– Я думала, что магазин будет таким секретным местом для модниц, которые хотят купить сапоги Chanel подешевле, но оказалось, что выехать на такой узкой аудитории невозможно, поэтому никакая категория покупателей на данный момент не выделяется. Звучит парадоксально, но не всегда людям нужны вещи. В наш магазин приходят за историей. Притом вещей приносят в шесть раз больше, чем покупают.
– Расскажите тогда, какую одежду лучше приносить.
– Отдавать нужно то, что сам бы купил и сам бы носил. Вещи должны быть целыми, чистыми. Даже если одежда лежала в шкафу, то по возможности ее лучше постирать перед тем, как везти к нам. Если это, например, вечернее платье, то мы сами отдадим его в химчистку. Самое главное – это уважение.
Мы обещаем честную и адекватную сортировку, но у нас не шубохранилище. Зимние вещи лучше сдавать в сезон. Если приносите ветошь, то так и подпишите пакет, чтобы мы не тратили время на разбор. Я не знаю, что представляют себе люди, но на самом деле сортируют одежду живые люди, а не автоматизированная система.
– Что вы делаете с одеждой, которую не продаете?
– Мы помогаем нуждающимся семьям в регионах. У нас буквально есть список конвертов с адресами, письма приходят на мое имя. Вот, например, пишут: «Может, вы нам поможете, отправите что-нибудь: семена, обувь для меня, мужа и сына». Мы, естественно, не отправляем брендовую одежду и туфли на высоком каблуке.
Качество вещей в таких посылках ниже, но мы соблюдаем все требования. При такой работе очень важно наладить коммуникацию: узнать размер, возраст, предпочтения, поэтому мы переписываемся с семьями. Вот зачем нужна тщательная сортировка: нет никакого смысла отправлять в малообеспеченные семьи костюм от Hugo Boss, лучше продать его в магазине и на вырученные деньги купить лекарства.
– Как вещи сортируют?
– Нам помогают волонтеры. Приходят фанатки охоты за вещами, для них это азарт: выхватить сумку FURLA первой. Наши волонтеры придумывают разные названия. Так, у нас появились категории «оружие массового поражения» – это свадебные и вечерние платья, «перспективный пакет» – это пакет из ЦУМа. Мы постепенно обрастаем своими шутками, фразами, потому что это не похоже на обычный магазин.
– На что идут собранные деньги?
– Большая часть денег уходит на аренду и зарплаты работникам. Льготная аренда для благотворительных магазинов, к сожалению, пока не предусмотрена. Все, что остается, мы перечисляем в фонд «Вверх», который поддерживает выпускников детских домов для детей с ограниченными возможностями. Проект рассчитан не только на прибыль, но и на то, чтобы решать социальные задачи. Поэтому у нас работают ребята с инвалидностью. Мы планируем запустить для них обучающие семинары.
Мне также важно, чтобы практично использовалось помещение. Поэтому разные фонды и организации проводят в магазине встречи, лекции, акции по сбору средств. Все держится на дружеском формате.