чамбул татарский что это
Ислам-Кермен брал, на Саадет-Гирея ходил…
«Его лицо, весь его вид тела и одежда — всё было чисто татарское. Он знал их язык и, часто бывая в разведке, оставался неузнанным в их лагере. Его считали татарином, и благодаря этому, узнав о их замыслах, он разбивал их, а послов татарских, отправленных к нему, выставлял на страшный позор, сажая на кол в степях в тех местах, где проходили татары». Так современники описывали каневского и черкасского старосту Остафия Дашковича, прославившегося ратными делами в начале XVI века. Многое выпало на долю этого военачальника: он служил Литве и Московскому княжеству, воевал на стороне крымских татар и против них, а некоторые исследователи называют Дашковича одним из первых казацких гетманов. Чем же отличился староста, который не раз выполнял дипломатические поручения и которого очень не любили крымские ханы?
Между Литвой и Москвой
Точная дата рождения Остафия Дашковича (часто встречается вариант Дашкевич, но сам он писал фамилию через «о») неизвестна. Как правило, исследователи сходятся на периоде между 1455 и 1470 годами. Возможно, в молодости он, как и многие молодые состоятельные люди того времени, совершил путешествие за границу.
Первое датированное упоминание о Дашковиче относится к началу XVI века. В это время шла война между двумя великими княжествами — Литовским и Московским: уже который год они не могли поделить между собой наследство Киевской Руси. В 1501 году наш герой, занимавший в то время должность кричевского наместника, вместе с князем Михаилом Изяславским выступил в поход против московских войск, вторгшихся в пределы ВКЛ, и в сражении возле Мстиславля, произошедшем 4 ноября, был разбит. Но война не прекращалась. В 1502–1503 годах Дашкович вторгался в приграничные земли Московского княжества, разоряя их и захватывая богатую добычу. В 1503 году, когда война шла к завершению и уже начался переговорный процесс, литовский правитель Александр получил от московских бояр жалобу на кричевского наместника, разорявшего «волость Прикладни». Никакой реакции на неё не последовало.
После окончания военных действий Дашкович внезапно бросил службу в Литве и перешёл со своими людьми к московскому князю. Точной причины этого шага историкам до сих пор не удалось выяснить. Сам Остафий объяснял это тем, что его оболгали перед Александром. В 1504 году литовский князь требовал выдачи Дашковича, указывая, что тот, «будучи на замку у Кричеве, великии шкоды украинныкамъ литовскимъ починивъ, много статковъ побравъ». Вероятно, объяснения Дашковича были ближе к истине, поскольку в 1506 году он сумел оправдаться перед правителем и получил назад конфискованные после отъезда имения. Впрочем, возвращаться он не спешил, оставаясь на службе у московского князя ещё пару лет.
В 1508 году в ВКЛ вспыхнул мятеж Михаила Глинского — недавнего победителя татар в Клецкой битве, утратившего своё влияние после смерти Александра Ягеллона. Глинский небезосновательно рассчитывал на поддержку Москвы, а направленную Василием помощь возглавил именно Остафий Дашкович. Хронист Матвей Стрыйковский указывал, что Дашкович возглавлял 20-тысячный отряд, но это большое преувеличение. Подробностей участия Дашковича в этой акции, к сожалению, не сохранилось. Мятеж подавили литовские войска под командованием князя Константина Острожского, а его участники ушли на территорию Московского княжества.
Сам Дашкович решил остаться в Литве и вместе с отрядом в 200 человек перешёл в лагерь Острожского. Князь лично выпросил Дашковичу помилование у нового правителя ВКЛ — Сигизмунда. Многие историки объясняют заступничество Острожского его дружбой с Дашковичем, которая началась несколькими годами ранее в Москве, где князь Константин находился в качестве пленника после поражения на Ведроше.
На обороне границы
Заступничество Константина Острожского сыграло свою роль, и в 1510 году мы уже видим Дашковича на должности каневского старосты. О его действиях в последующие четыре года документы молчат. Возможно, ему удалось добиться полного королевского прощения, поскольку в 1514 году Дашкович был назначен также и черкасским старостой. Существует предположение, что в 1514 году он участвовал в битве под Оршей и даже был запечатлён на знаменитой картине, но убедительных доказательств этому нет.
Зато с уверенностью можно сказать, что зимой 1514–1515 годов он вместе с киевским воеводой Андреем Немиричем участвовал в походе на северские земли, находившиеся под властью Москвы. Поход задумывался как масштабная операция, в которой войска ВКЛ действовали совместно с крымскими татарами, ставшими их временными союзниками. Речь шла об установлении литовского контроля над всей Северщиной, но татары, которыми командовал ханский сын Мехмед-Гирей, целью похода считали захват добычи и, ступив на московскую территорию, сразу же предались грабежу. Естественно, это вызвало сопротивление населения, и о присоединении этих земель пришлось временно забыть. Впрочем, материальная составляющая похода вознаградила всех его участников. Источники отмечают, что в войске Дашковича находились и черкасские казаки. Этот факт полностью опровергает утверждение, что пограничные казаки были исключительно противотатарской силой.
В 1516 году хмельницкий староста Предслав Лянцкоронский совершил поход против татар к Белгороду-Днестровскому. Вместе с «рыцарством Русским (то есть из Русского воеводства, расположенного на землях Галичины), Волынским и Подольским» в походе участвовали и казаки, которыми, вероятно, мог командовать Остафий Дашкович. Почему вероятно? Ни в одном из источников, сообщающих о походе, имя Дашковича не встречается. Упомянувший его первым в конце XIX века исследователь М. Владимирский-Буданов не ссылался на первоисточник, но его предположение в последующем стало аксиомой. Участники похода разбили попавшиеся им на пути отряды татар и взяли богатую добычу.
Зимой 1517 года ВКЛ предприняло попытку сближения с Крымским ханством. В Крым отправилось посольство во главе с влиятельным магнатом А. Гаштовтом. Охрана посольства была возложена на черкасского старосту, который отлично справился со своими обязанностями. Но мира между соседями не получилось, и летом 1518 года татарские чамбулы вторглись на украинские земли. Корона и ВКЛ ещё с весны готовились к отражению татар, и кочевники столкнулись с хорошо налаженной обороной. В Галичине татары были разбиты союзниками поляков — молдаванами, а на Волыни стали жертвами войск князя Острожского и Остафия Дашковича. Хронист Мартин Бельский указывает, что Дашкович собственными силами разгромил большой татарский чамбул, потери которого только убитыми составили три сотни человек.
В следующем году черкасский староста не стал дожидаться набега, а сам вторгся в татарские земли, предав их огню и грабежу. Татары понесли такой урон, что хан Мехмед-Гирей был вынужден пожаловаться Сигизмунду I на действия его чиновника.
В союзе с татарами
В начале 1520-х годов политическая ситуация в Восточной Европе кардинально изменилась. Усиление Великого княжества Московского вызвало опасения в Крыму, и Мехмед-Гирей пошёл на сближение с ВКЛ. Готовя поход на московские земли, хан напрямую потребовал, чтобы его в походе в качестве командира союзного литовского контингента сопровождал Остафий Дашкович. Фактически это было официальным признанием военных заслуг черкасского старосты. Не исключено, что хан не хотел повторения набега черкассцев на свои владения в то время, когда главные силы татар будут вдалеке от Крыма.
Кампания Мехмед-Гирея 1521 года оказалась одним из наиболее удачных походов крымских татар на Москву. Литовский отряд был небольшим и играл скорее демонстративную роль, показывая союз между ВКЛ и Крымом. Тем не менее Дашкович опять сумел хорошо себя зарекомендовать. Уже после осады Москвы Мехмед-Гирей вёл переговоры с Василием III. Лагерь татар находился возле Рязани, и по инициативе Дашковича неподалёку от стен был устроен торг, который с каждым днём переносился всё ближе к городу, чтобы в удобный момент внезапно атаковать городские ворота. Оборонявший Рязань воевода Иван Образцов Хабар не поддался на хитрость и ворота держал закрытыми. Тогда Дашкович решил спровоцировать конфликт с рязанцами и допустил бегство многих пленённых татарами русских людей в город. Когда это произошло, возмущённые татары явились к Рязани и потребовали возврата беглецов, рассчитывая, что в ходе переговоров ворота всё же откроются и в них ворвётся находящийся в засаде отряд. Но ворота и в этот раз остались закрытыми, а беглецов во избежание дальнейшего конфликта рязанцы вернули.
Дипломатия и война
В 1522 году Дашкович вместе с Оникеем Горностаем возглавил направленное в Крым литовское посольство. Обязанностью Дашковича было доставить в сохранности «упоминки» — ежегодную сумму, которую ВКЛ платило хану. Прибыв в Крым, Дашкович организовал сбор разведывательной информации, сообщая в Княжество обо всех важных событиях, способных затронуть интересы литовцев. Именно через руки черкасского старосты проходила переписка между двумя монархами, что наглядно демонстрировало его авторитет. Осенью того же года Горностай отбыл в Литву, а Дашкович остался на полуострове. В это время Мехмед-Гирей готовил масштабный поход против Астрахани. И если Дашковича нельзя было взять с собой, то хан предпочитал видеть его находящимся в Крыму в роли почётного заложника: убытки от похода Дашковича на крымские улусы всё ещё стояли у него перед глазами.
Состоявшийся в начале 1523 года поход крымских татар против Астраханского ханства завершился полным провалом. Мехмед-Гирей был убит, а ногайско-заволжская орда сама вторглась в крымские земли, разоряя их. Воспользовавшись сумятицей в Крыму, Дашкович вернулся в Черкассы. Прекрасно понимая, что подобный случай может больше и не представиться, он организовал поход в низовья Днепра. Остатки татарской армии находились возле Перекопа и помышляли только о защите полуострова. Отряд Дашковича стремительно подошёл к Ислам-Кермену (Каховке в современной Херсонской области). Гарнизон крепости даже не подумал сопротивляться и бежал в днепровские плавни, оставив город на произвол судьбы. Но староста не ограничился захватом Ислам-Кермена. Часть его войск на лодках вышла в Чёрное море, где захватила два корабля с товарами. Это был первый случай, когда казаки отправились за добычей в Чёрное море. После этого Дашкович полностью разрушил укрепления Ислам-Кермена и с добычей, а также захваченными в крепости пушками ушёл в Черкассы. По оценкам татар, общий ущерб составил 9 000 золотых и 90 000 турецких аспр. Уничтожение Ислам-Кермена ослабило крымское влияние в низовьях Днепра и сделало возможной акцию 1524 года, когда казаки Полозовича и Кмитича в течение недели удерживали Таваньскую переправу. При наличии рядом татарской крепости это было бы невозможным.
Следующие несколько лет выдались для украинского пограничья относительно спокойными: в Крыму началась междоусобица между сыном погибшего хана Ислам-Гиреем и его родным дядей Саадет-Гиреем. Дашкович в это время занимался преимущественно дипломатическими делами, участвуя в переговорах с крымскими и ногайскими татарами. В 1526 году свары в Крыму временно закончились. Дашкович, создавший на полуострове разветвлённую сеть информаторов, отправил послание Сигизмунду I о скором вторжении татар. Заблаговременно полученная информация позволила подготовить оборону, и в 1527 году татары потерпели разгромное поражение на речке Ольшанице возле Канева, где их застиг врасплох князь Острожский. Остатки татарских чамбулов добил перехвативший их отряд Дашковича.
Последние победы
Разозлённые поражением крымские родственники вернулись к выяснению отношений друг с другом. Ислам-Гирей был вынужден бежать из Крыма и нашёл убежище у черкасского старосты. Претендент на крымский трон решил опереться на помощь ВКЛ и в 1529 году её получил. Весной в Черкассы прибыл значительный отряд с «гакивницами и ричницами» под командованием королевского дворянина Михаила Григоровича. Вместе с людьми Дашковича они спустились вниз по Днепру, где объединились с татарами Ислам-Гирея. Перед лицом объединённых войск Саадет-Гирей внезапно вспомнил о своей любви к племяннику и отдал ему в удел Очаков, куда прибыли и литовские союзники.
В этот раз дружба между родственниками длилась немного дольше, но в 1532 году они опять принялись выяснять, кто в доме хозяин. Дядя оказался сильнее племянника, который вновь бежал в Черкассы. Саадет-Гирей последовал за ним и осадил город. Крымский хан был настроен весьма решительно, взяв в поход многочисленную артиллерию (около 50 орудий) и 1 500 турецких янычар. В течение тринадцати дней турецко-татарское войско пыталось захватить Черкасскую крепость, но безуспешно: гарнизон Дашковича отбил все приступы. Киевский воевода Андрей Немирич направил к Черкассам подкрепление, которое, спустившись на лодках по Днепру ниже осаждённого города, перерезало татарам коммуникации с Крымом. Опасаясь, что в случае неудачи ситуация обернётся для него катастрофой, Саадет-Гирей заключил мир и ушёл в Крым.
Это был звёздный час Дашковича. Королевские награды сыпались как из рога изобилия. Для татар не было более страшного противника. В 1533 году, собираясь в поход на московские земли, новый крымский хан Сахиб-Гирей лично обратился к Сигизмунду I, чтобы тот запретил Дашковичу нападать на татарское войско. Однако тот не только напал на возвращающиеся из похода татарские чамбулы, но и предупредил путивльских казаков о татарском походе.
Следующий год был, по-видимому, последним в жизни Остафия Дашковича. Имея под рукой 3-тысячный отряд казаков, черкасский староста в марте вторгся в пределы Великого княжества Московского, ведшего в это время войну против ВКЛ, и «долго и широко (…) московские земли воевал». Это известие из хроники Бельского — последнее упоминание о нашем герое. Уже в феврале 1536 года все земли Дашковича отошли его сестре Милохне.
Дашкович и казаки
Остафия Дашковича часто называют одним из первых казацких гетманов. Верно ли это утверждение? Получив должности каневского и черкасского старосты, Дашкович столкнулся с проблемой защиты границ. Не имея достаточно средств для её обороны, староста решил, что оптимальным вариантом будет использование для этих целей казачества, уже прочно вошедшего в жизнь украинского пограничья. При Дашковиче казаки постоянно находились в Черкассах и Киеве, староста часто привлекал их к участию в своих походах. В 1533 году на Петриковском съезде Дашкович предложил заселить казаками Днепровские острова, превратив их в постоянную пограничную стражу. Впрочем, из-за отсутствия финансов этот замысел так и остался только предложением, воплотившимся в жизнь только в последующие годы.
Само казачество было далеко не в восторге от задумок старосты. Сохранилась жалоба черкассцев королю Сигизмунду I на Остафия Дашковича, написанная уже после смерти последнего. Из неё становится известно, что староста запретил казакам свободное передвижение по городу. Если раньше вернувшиеся из похода с добычей казаки часть её по своему желанию отдавали старосте, то Дашкович сделал этот вид платежа регулярным и обязательным. Он обязал казаков на Рождество платить ему по кунице и 12 грошей. В случае смерти казака при отсутствии у него жены или детей половина имущества опять-таки отходила старосте. Выходит, Дашкович, активно используя казачество, думал прежде всего о личной выгоде.
Эта история получила неожиданное продолжение. Рассмотрев жалобу, Сигизмунд І приказал новому черкасскому старосте Василию Тышкевичу отменить все нововведения Дашковича. Однако староста, понимая, что деньги пройдут мимо его кармана, оставил всё, как было при его предшественнике. Правда, Тышкевич не имел ни того авторитета, ни той силы. Черкассцы подняли восстание против старосты и выгнали его из города. На усмирение мещан и казаков из Киева была отправлена рота наёмных жолнеров. Они решили, что путь до Черкасс неблизкий, поэтому лучше поживиться в Каневе, ограбив тамошних жителей под видом подавления бунта. Наёмники ночью ворвались в город, но встретили там такой отпор, что были вынуждены спасаться бегством. Школа Остафия Дашковича давала о себе знать.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Камни Юсуфа
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
«Заповедь сия не недоступна для тебя и не далека.
Она не на небе, и не за морем — слово сие в устах твоих и в сердце твоем.
(Второзаконие, глава 30, строка 19)
ГЛАВА 1. Слезы Пифона
Яркое солнце, застывшее в голубом небе Италии, припекало голову даже через широкополую шляпу и волосы, по европейской манере небритые. Над узкими римскими улицами висел стойкий запах затоптанного в тонкую желтоватую пыль навоза и конского пота, перемешанный с тонким, чуть кисловатым ароматом цветущего шиповника. Князь Алексей Петрович Белозерский, царский посланник к венскому, французскому и папскому дворам остановился, оглядывая развалины Форума: изъеденные временем каменные столбы, высокие осыпи гранитной крошки, отдельно стоящие изящные высокие арки.
Вот здесь далекие предки некогда великого народа в те самые годы, когда пророк Андрей крестил русичей на Волхове и Ладоге, принимали решение травить христиан львами и распинать на крестах. Разумеется, Бог покарал язычников, наслав на них беды войны и обратив города и селения в развалины, предав их мечу и огню…
Внезапно взгляд посланника приковала изящная фигурка черноволосой девушки, окутанная полупрозрачной туникой.
Римлянка не шла — она скользила по ступеням амфитеатра, подобно призраку одного из некогда великих предков этого народа, и белая голубка, распушив перья, ласково ворковала у нее на плече.
Именно голубка и заставила князя остаться на своем месте, а не последовать за незнакомкой: уж очень странной и колдовской показалась ему девушка. Словно морок, наведенный чародеем, чтобы подманить неосторожного прохожего. Да еще белый голубь — символ нежданной близкой смерти… Князь покачал головой, перекрестился и тихонько тронул пятками бока коня, двинувшись дальше по улице.
Но с незнакомкой они все равно встретились, причем в тот же день. Это случилось уже поздно вечером, когда Андрей Петрович, отправив холопов с подарками государю на постоялый двор, неспешно прогуливался по древним улицам, с интересом поглядывая по сторонам и прислушиваясь к громкому смеху и крикам подвыпивших гуляк, доносящемуся из дверей встречных кабаков.
Из любопытства он свернул в узенький, тихий переулок и вдруг увидел, как из дверей одного из богатых домов быстро выскользнул человек, закутанный в черное платье, и остановился, прижавшись к стене дома, а потом крадучись заскользил вдоль стены, постоянно оглядываясь и прислушиваясь к чему- то.
Из окна ближнего дома послышались громкие мужские голоса, говорившие по-французски:
— Де Бельер, послушайте меня, ее необходимо уничтожить, — горячо настаивал один из говоривших. — Не миновать нам беды, если…
— Коварная флорентийка не простит нам второго промаха…
— Тсс… Она может быть рядом и услышит нас…
Человек в черном замер под окном, прислушиваясь, потом отчаянно вскинул руку, словно ища опоры, метнулся в тень, затем назад — на освещенную лунным светом сторону улицы, попробовал открыть соседнюю дверь — та оказалась заперта….. Голоса стихли, а через минуту дверь распахнулась, четверо мужчин с обнаженными мечами выбежали из дома и ринулись на одинокую фигуру, тщетно пытавшуюся спастись бегством. Один из нападавших первым догнал ее, схватил за руку, капюшон плаща, скрывавший лицо незнакомца упал с его головы…
В прозрачном ночном сумраке Алексей узнал полные смертельного ужаса синие глаза неизвестной римлянки из амфитеатра. Отчаянно пытаясь освободиться, она изо всей мочи рванулась из рук своего преследователя, но силы, увы, были неравны.
Прекрасно зная, что в европейских столицах иностранным послам лучше не ввязываться в ночные стычки, и что незнакомка сама могла оказаться виновницей своего приговора: быть отравительницей, изменницей, детоубийцей — князь, тем не менее не выдержал: стать равнодушным наблюдателем того, как четверо мужчин зарежут одну женщину он не хотел.
— Оставьте ее! — потребовал царский посланник, обнажив саблю и давая врагам время повернуться. Не мог же он, честный русский воин, бить кого бы то ни было в беззащитную спину. — Оставьте ее, или объяснитесь!
Французы, если это были они, поначалу растерялись, сгрудились в кучу, но быстро перестроились. Один остался держать женщину, трое молча бросились на Алексея. Князь сделал шаг влево и навстречу, отвел выброшенный в его сторону клинок своим и резко рубанул врага саблей поперек лица. Тот откинулся назад и рухнул в уличную пыль.
Двое других сразу остановились, и разошлись в стороны, перегородив улицу широкой испанской стойкой: меч в правой руке и длинный стилет в левой. Алексей с облегчением рассмеялся: французы совершенно не умели драться. Они не понимали, что человек, держащий по клинку в каждой руке, проигрывает своему врагу почти целый шаг в дальности удара. Ничего удивительного, что схизматики отдали османам половину Европы и басурманы уже сейчас стоят под стенами Венеции — татары, и те лучше сражаются.
— Бегите, — предложил им Белозерский. — Вас всего трое.
Французы, не вняв совету, начали медленно подкрадываться, и князь тут же продемонстрировал правому из них отличие боковой стойки от прямой: он попытался прямым ударом ударить ночного татя в грудь.
Тот, естественно, принял саблю на меч, остановив острие в паре ладоней от себя, и попытался нанести ответный угол трехгранным кинжалом — в этот миг Алексей и толкнул вперед правую руку, просто вытянув ее в плече и чуть наклонившись вперед всем телом. Сталь зловеще прошелестела по стали, кончик клинка легонько коснулся шеи — но этого вполне хватило, чтобы из-под кожи ударил кровавый фонтан.
— А-а-а-а. — забыв о тишине, кинулся в бешеную атаку последний из троих, яростно размахивая мечом. Князь, продолжая спокойно улыбаться, отступил на пару шагов, легко парируя удары, но пока не нанося своих. Пусть разбойник постарается. Сабля, даром что прочнее любого из мечей, а в ударе еще и сильнее получается — она ведь по весу, почитай, вчетверо легче. Пусть устанет француз, потом проще спор закончить будет. Не даром и князья московские, и султан османский сабли в Европу продавать запрещают. Сколько душ христианских запрет этот спас — не счесть.
Татаробойца князь Острожский
Гетман великий литовский Константин Острожский прославил своё имя в 1514 году, во время знаменитой битвы под Оршей. Были в его жизни и другие, славные и не очень, сражения. Не раз войска под началом князя Острожского сталкивались с крымскими татарами и то выходили из этих схваток победителями, то терпели поражение. По словам папского легата Якуба Писо, гетман 33 раза одерживал верх над этим противником. В последний раз ему это удалось сделать в январе 1527 года, за три года до смерти.
Годы молодые
Когда будущему полководцу впервые довелось скрестить свой меч с татарами, в точности неизвестно. Исследователи допускают, что это могло случиться во второй половине 1480-х годов, когда молодой Константин служил в войске своего отца, князя Ивана Васильевича, или старшего брата, князя Михаила. Документально это ничем не подтверждается, но чем ещё мог заниматься рыцарский шляхтич, как не военным делом под началом старших родственников? Поэтому мы последуем уже проторенным путём и укажем, что в 1486–1490-х годах будущий великий полководец защищал волынское пограничье вместе со своим отцом и братом в войске королевича Яна Ольбрахта, воцарившегося в Польше в 1492 году.
Первое документальное подтверждение участия Константина в походах относится к 1491 году, однако не содержит никаких подробностей. Последующие несколько лет Острожский занимался московскими делами: не только воевал, но и помог организовать бракосочетание князя литовского с московской княжной. На южном порубежье он появился вновь в 1496 году, когда случился крупный набег крымских татар во главе с сыновьями Менгли-Гирея. Не имея сил для полевого сражения, Константин Острожский отступил к Ровно и руководил обороной замка. Он попытался разгромить захватчиков под стенами города, но подошедшая к ним помощь, несмотря на весь героизм лично принимавшего участие в бою князя, склонила победу на сторону татар. Замок враг захватить так и не смог, удовлетворившись богатой добычей и уничтожением города.
В следующем году Константин Острожский сумел взять убедительный реванш. Весной 1497 года вместе с братом Михаилом он разгромил татарские чамбулы, разорявшие Волынь и Полесье. Братья пустились в погоню за уходящими в Крым татарами, догнали и разбили их на землях Брацлавшины. В бою погибло 340 татар, а главным успехом стало освобождение ясыря. Летом Острожский участвовал в походе литовцев на юг, поддерживая кампанию польского короля Яна Ольбрахта в Молдавии. Отряд князя Константина переправился через Днестр и опустошил восточную Бессарабию.
Возвращаясь на Брацлавщину, Острожский столкнулся с татарами под командованием ханского сына Мехмет-Гирея, которые перекрыли литовцам дорогу. В последовавшей битве тысячный отряд татар был разбит, а сам Мехмет-Гирей попал в плен. Эта скромная, но всё же пьянящая победа открыла для Константина Острожского путь наверх по карьерной лестнице: впечатлённый его успехами правитель Великого княжества Литовского князь Александр назначил победителя гетманом княжества.
После этих событий Острожский на долгое время исчез со страниц истории литовско-татарского противостояния. Причиной послужило поражение, которое князь потерпел от московского воеводы Даниила Щени в битве на Ведроши в 1500 году. Константин попал в плен, где и пребывал до 1507 года. Примечательно, что даже после подписания мира между двумя великими княжествами гетман остался в плену, хотя остальные литовцы были отпущены.
Князь вернулся в Вильно в сентябре 1507 года и в следующем году участвовал в подавлении мятежа Михаила Глинского, а затем снова отличился в боях с татарами. На протяжении 1508–1511 годов Острожский одержал ряд побед над регулярно появлявшимися татарскими чамбулами, часто действуя вместе с польским гетманом Миколаем Каменецким или польскими пограничными старостами.
Вишневецкая победа
Весной 1512 года произошло масштабное вторжение татар на Подолье и в Галицию. 10-тысячная орда стала лагерем неподалёку от Бужска (в современной Львовской области), а грабительские чамбулы растеклись по окрестностям, набирая столь желанную человеческую добычу. Для противодействия татарам польский король Сигизмунд I направил свою надворную хоругвь, а также отряды так называемой «обороны поточной» — постоянного войска, созданного для защиты границ. Возглавил эту 3-тысячную группу гетман М. Каменецкий. С Волыни на соединение с ними выступили войска литовского гетмана, насчитывавшие 2 000 волынян и 1 000 воинов подольской земли.
Первый успех выпал на долю поляков: шедшая в авангарде рота Лянцкоронского разгромила встретившийся татарский чамбул. Узнав о подходе вражеских сил, татары решили, что добычи им хватит, и начали отступать на юго-восток. Польско-литовские войска, соединившись возле Вишневца, бросились в погоню за ордой и возле селения Лопушино догнали грабителей. Мобильные татары вполне могли уйти от преследования, но бросить ясырь не позволяла ни гордость, ни совесть: захваченная в походах добыча служила главным источником содержания семьи. К тому же, располагая численным преимуществом, ордынцы понадеялись на благоприятный для себя исход боя. И 28 апреля разыгралась Вишневецкая битва, именуемая также боем под Лопушином.
На правом крыле союзного войска выстроились волынские и подольские хоругви гетмана Острожского, на левом — поляки Каменецкого, выставив впереди построения две пушки. Фланги союзников упирались в небольшие перелески, что обезопасило их от возможного полного окружения в бою. Оба гетмана пользовались одинаковой властью, и сложно сказать, кто же выступал на первых ролях. Украинские и белорусские исследователи считают, что и план сражения, и командование в бою принадлежали Константину Острожскому. Поляки же, наоборот, приписывают замысел и руководство Миколаю Каменецкому. Если детально разобрать ход сражения, то правда окажется на польской стороне: именно польский гетман руководил боем после его начала и именно он рассчитал момент нанесения главного удара по вражескому войску, который и осуществил, поведя в бой главные силы.
Бой начался наступлением крыла Острожского на татар. Поскольку оно выдвинулось вперёд, а поляки остались на месте, то очень быстро подверглось фланговой атаке татар. Окружённая с трёх сторон группа князя Константина оказалась прижатой к лесу. Литовский гетман послал к Каменецкому гонцов с просьбой о помощи. Поляки отправили на подмогу сперва одну надворную хоругвь, а затем и ещё несколько. Наибольшую же пользу литовцам принесли польские пушки, стрельба которых не позволяла татарам плотно окружить крыло Острожского. Татары сосредоточили всё своё внимание на группе князя Константина и практически забыли о поляках.
Неудача под Сокалем
В последующие годы Константин Острожский перебрался на московский фронт, где снискал себе славу великого полководца, одержав в сентябре 1514 года под Оршей победу над московским воеводой Иваном Челядниным. Триумф был несколько омрачён неудачей под Опочкой в 1517 году, когда литовские войска не смогли захватить город, показавшийся им лёгкой добычей. В следующем году князь опять оказался на южных рубежах, где потерпел второе в жизни разгромное поражение.
Летом 1519 года татары вновь вторглись в Галицию, причём отдельные чамбулы даже смогли добраться до Вислы. Поход был довольно масштабным: хронисты оценивают численность татар в 40 000 человек, и хотя современные исследователи снижают это число вдвое, цифра всё равно выглядит устрашающей. Руководил походом ханский сын Багатур-Гирей. Как и семью годами ранее, против них выдвинулись войска Королевства Польского, к которым присоединился с волынскими хоругвями князь Острожский. По численности союзники заметно уступали татарам: польский контингент насчитывал 6 000 преимущественно конных воинов, а волынян было всего около 1 000. Объединённые войска разбили лагерь над Западным Бугом напротив города Сокаль. В окрестностях находился и татарский лагерь. Сам город был сожжён, и лишь замок оставался под обороной польского гарнизона.
Осознавая численный перевес татар, Острожский предлагал позволить ордынцам начать переправу через Буг и бить их по частям. К тому же к союзникам спешило подкрепление. Но польские вожди — коронный маршалок Станислав Ходецкий и воевода подольский Мартин Каменецкий — выступали за немедленную переправу на другой берег, чтобы там дать татарам открытый бой, повторив успех Вишневецкой битвы. Не придя к единому мнению, поляки решили действовать самостоятельно и начали переправляться через Буг. В последовавшем сражении польские военачальники поставили всё на одну карту — атаку тяжеловооружённых конных копейщиков.
И им действительно сопутствовала удача, но только на первых порах. Потеснив противника, поляки попали на территорию сожжённого Сокаля, где конница просто не могла действовать. Рассыпавшиеся татары начали окружение, и их стрельба из луков превратила временное замешательство в панику. Константин Острожский, чьи хоругви оставались на левом берегу Буга, был вынужден переправиться, чтобы поддержать польскую конницу.
Ольшаницкая виктория
Нового масштабного вторжения в украинские земли пришлось ждать несколько лет. Опасаясь усиления Московского княжества, татарский хан предпринял поход в его пределы, а затем переключился на Астрахань. Астраханская авантюра стоила жизни хану Мехмет-Гирею, а также едва не уничтожила само Крымское ханство. Только зимой 1526 года татарские чамбулы вновь отправились за ясырем на земли Великого княжества Литовского. Жертвой 10-тысячной орды стало Полесье, которое уже много лет не подвергалось набегам, а также земли Белзского, Люблинского и Русского воеводств Польской Короны.
«Оборона поточна», не ожидавшая зимнего вторжения, оказалась не готова к противостоянию. Более расторопным показал себя литовский гетман. Князь Константин Острожский объявил сбор шляхетского ополчения в Остроге, надеясь перехватить на Волыни уходящие с добычей в Крым татарские войска. Однако сбор шляхты в зимних условиях был делом небыстрым, и, когда Острожский посчитал возможным выступить против врага во главе 5-тысячной армии, оказалось, что татары уже прошли Волынские земли и находились на Киевщине. Пришлось догонять врага, используя преимущество в скорости, поскольку захваченный татарами ясырь на глубоком снегу очень замедлял их продвижение. Чтобы не позволить татарам оторваться, на перехват отправилась легковооружённая часть войска — около 1500 всадников — под командованием Остафия Дашковича и Юрия Слуцкого.
Настигнуть ордынцев удалось возле речки Ольшаницы, неподалёку от Канева, 26 января 1527 года. В историографии есть и другие датировки Ольшаницкой битвы, но автор ориентируется на датировку Дмитрия Вирского, исходившего из наиболее подробного описания битвы, сделанного Йостом Децием. Немедленного столкновения с врагом не произошло: князь Острожский решил дождаться отставших бойцов. Татары же, наоборот, 27 января попытались навязать сражение, предпринимая ложные атаки на лагерь Острожского, но выманить его людей так и не смогли. Бесплодные манёвры негативно сказались на татарских лошадях, которые утомились, носясь взад и вперёд по глубокому снегу. Ещё хуже для татар оказалось то, что они уверовали в слабость войска Острожского, не решившегося на битву, и разместились, уверенные в своих силах, неподалёку, в 3–4 км от литовского лагеря.
Победа Острожского была полной. Спаслись считаные единицы. Из-за сильных морозов большинство захваченных пленников умерло — осталось только 700 человек. Из татарского плена было освобождено около 40 000 человек, хотя существуют версии, что это число «голов» — то есть под одной цифрой указано количество людей и рогатого скота, который гнали татары. Константину Острожскому были устроены триумфальные встречи в Вильно и Кракове. При въезде в польскую столицу перед князем шествовала колонна из выживших пленных татар, а самого князя называли summus cum Tataris belli gerendi imperator — «самый выдающийся полководец-победитель в войнах с татарами». Это была последняя победа над татарами князя Острожского, умершего через три года после неё. Всего же, по словам папского легата Якуба Писо, их было 33.