Володарский революционер чем знаменит
Имя в названии: В. Володарский — безымянный комиссар печати
Подобно своим старшим товарищам по революции — М. С. Урицкому, Л. Д. Троцкому, С. И. Гусеву и многим другим, герой нашего рассказа взял себе партийный псевдоним. Так, молодой человек, зарегистрированный при рождении как Моисей Маркович Гольдштейн, стал В. Володарским. Примечательно, что инициал перед фамилией у него был всего один, да и тот никогда не расшифровывался. Коллеги по борьбе продолжали называть его как и прежде Моисеем, а благозвучная подпись появлялась под статьями в газетах и на листовках, на афишах митингов, став для петроградцев символом непримиримой борьбы большевиков.
Мальчик, появившийся на свет в бедной ремесленной семье в 1891 году в селе Старый Оскол Хмельницкой области, с детства был непослушным и своенравным, обладал беспокойным, бунтарским характером. Первый раз его исключили из школы за «неблагонадежное» поведение по окончании 5 класса. За этим последовал недолгий арест, который, по всей видимости, не смог усмирить протестный пыл будущего революционера. Тринадцатилетним подростком Моисей вступает в еврейский союз рабочих Литвы, Польши и России или Бунд. Через какое-то время он примыкает к украинским социал-демократам.
Юноша увлеченно пишет тексты к листовкам и воззваниям и организует митинги рабочих. Его юношеская биография пестрит многочисленными приводами в полицию и эпизодическими арестами. В 1911 году, в результате такой активной подрывной деятельности, он все же оказывается в далекой ссылке в Архангельской области. Правда, через два года Гольдштейну вновь улыбнулась удача: ему подписывают прошение о помиловании на имя царя в связи с амнистией по случаю 300-летия царского дома Романовых.
Оказавшись на свободе, Моисей прислушивается к уговорам родных и друзей, советующих покинуть страну в поисках лучшей жизни. Он отправляется в США в Филадельфию, где устраивается работать закройщиком в портновский цех. Но бунтарский дух и здесь влечет молодого человека в ряды протестующих. Он сходится с членами американской социалистической партии, вступает в Интернациональный профсоюз портных. В это же время жизнь сводит его с Троцким и Бухариным.
Вместе с идеологами русской революции Гольдштейн активно участвует в издательстве еженедельной газеты «Новый мир». Не стоит отрицать природной сметливости Моисея Марковича, его умения заражать читателей точным словом. Он — человек, не имеющий базового образования, становится ведущим журналистом газеты. Гольдштейн, фактически, исчезает, на историческую сцену выходит В. Володарский, который со страниц издания обращается к землякам.
Февральская революция 1917 года не просто вернула Володарского на родину, но и дала ему возможность в полной мере реализовать внутренний потенциал. Некоторые источники сообщают, что своим продвижением он обязан члену Петроградского ЦК, соратнице Ленина Елене Стасовой, которая покровительствовала молодому революционеру. Не стоит забывать и о знакомствах, завязавшихся на той стороне Атлантики. Вслед за Львом Троцким он вступил в организацию «межрайонцев». А позже, опять же по следам Троцкого, стал членом РСДРП(б).
В партии Володарского сразу же приметили за способность к публичным выступлениям. Оратор мог держать аудиторию в напряжении в течении нескольких часов. По словам наркома просвещения Луначарского, в Володарском было «что-то от Марата… Он был беспощаден….Был весь пронизан не только грозой Октября, но и пришедшими уже после его смерти грозами взрывов красного террора. Этого скрывать мы не будем. Володарский был террорист». Недаром за глаза его называли «пулемет» — за четкую, быструю, обличающую речь. А порой и за убийственные результаты его бескомпромиссной деятельности!
Заседание Петроградского Совета, 1917 г. Фото cdnimg.rg.ru
В 1917 году Володарский стал членом Петроградского Совета, а вскоре — членом Президиума ВЦИК. По воспоминаниям современников, он был ярым сторонником вооруженного метода захвата власти большевиками. После октябрьских событий, в которых Моисей Маркович принимал непосредственное участие, его отправили агитировать на Румынский фронт. Вернувшись в Северную столицу, занял пост министра пропаганды и агитации в новых органах власти. Молодой человек писал для партийных лидеров тексты выступлений, следил за изданием и распространением брошюр и листовок.
В. Володарский объявил настоящую войну буржуазным газетам и журналам, выходившим в то время в Петрограде, особенно тем, в которых ставились под сомнения большевистские ценности и методы борьбы за власть и умы обывателей. Буквально за пару месяцев в городе с легкой руки министра пропаганды закрыли более ста работающих изданий.
А в мае 1918 года состоялся показательный процесс над вечерними газетами, осмелившимися критиковать линию партии и лично вождя мирового пролетариата Ленина. Володарский сам выступал на нем в качестве главного обвинителя, он же заранее подготовил судебный вердикт, постановивший закрыть газеты, конфисковать их имущество, а редакторов и владельцев арестовать.
Другим значимым «достижением» в эти месяцы для Володарского стало участие в подготовке выборов в Петроградский Совет депутатов. Поговаривали, что именно ему принадлежала инициатива принудительной доставки граждан на выборы, некорректного подсчета голосов и подтасовки результатов.
Моисей Маркович Гольдштейн или В. Володарский, комиссар по делам печати Северной коммуны, 26 полных лет от роду был застрелен 18 июня 1918 года недалеко от Фарфорового завода, куда направлялся для выступления на рабочем собрании. Примечательно, что за несколько минут до этого Rolls-Royce Володарского заглох и оратор решил в сопровождении двух спутниц добраться до цели пешком. На улице его уже поджидал убийца с пистолетом в руках. Несколько выстрелов в упор не оставили министру печати никаких шансов. Нападавшему удалось скрыться, но позже он был арестован. Им оказался рабочий Обуховского завода Семенов, член партии эсеров. Последний факт стал сильным козырем в руках большевиков в их противостоянии оппозиции.
Смерть молодого революционера объявили началом «белого» террора. Володарского похоронили в тот же день, а его убийцу по распоряжению властей казнили во внесудебном порядке. И, действительно, при сопоставлении различных фактов и показаний свидетелей стали видны нестыковки большевистской версии убийства В. Володарского. У историков есть еще несколько вариантов этой драмы, отличных от официальной. Как бы то ни было, громкое убийство находящегося у власти крупного чиновника позволило большевикам оправдать начало «красного» террора.
В заключение пару слов об удивительном феномене, связанном с этим человеком: Жизнь Моисея Гольдштейна или В. Володарского была очень короткой, его деятельность в партии РСДРП(б) еще более непродолжительной. Тем не менее, в стране существует более полутысячи топонимических объектов, названных его именем. Это проспекты, улицы, поселки и даже города. В честь него называли мосты, корабли и заводы. Есть улица Володарского и в Краснодаре. Думается, сейчас по прошествии десятков лет, обсуждать, плохо это или хорошо, дело пустое. Историю нельзя переписать, ее можно и нужно знать, уважая выбор предшествующих поколений.
В. Володарский, он же Моисей Гольдштейн
Так уж получилось, что в городе Уссурийске мне пришлось прожить несколько лет на улице имени Володарского. Потом мне пришлось переехать в город Николаевск-на-Амуре и там я опять жил на улице Володарского. Однажды я задумался – а кто же такой этот Володарский?
Вот что мне удалось узнать.
Официальные источники говорят о нём достаточно скупо: «Володарский В. – настоящие фамилия и имя Гольдштейн Моисей Маркович (1891-1918), участник Октябрьской революции в Петрограде. В 1905 году вступил в «Бунд»; затем меньшевик. После Февральской революции 1917 примкнул к «межрайонцам», вместе с которыми на 6-м съезде РСДРП(б) принят в большевистскую партию. Член Петербургского комитета РСДРП(б). С сентября 1917 член Президиума Петросовета. Делегат 2-го Всероссийского съезда Советов, избран членом ВЦИК. После Октябрьской революции комиссар по делам печати, пропаганды и агитации, редактор «Красной газеты». Член Президиума ВЦИК. Убит эсером».
Источник: «Великая Октябрьская социалистическая революция», Энциклопедия. (М., 1987).
Другой источник ) сообщает:
В мае 1917 года Володарский вернулся из эмиграции в Петроград вместе с другими революционерами – Моисеем Урицким, Вацлавом Воровским и Львом Троцким, которого Володарский буквально боготворил. Поэтому, вслед за Троцким, Володарский и другие прибывшие из-за океана эмигранты примкнули к петроградской организации «межрайонцев», колебавшимися между меньшевиками и большевиками. Незадолго до октябрьских событий 1917 года Троцкий, забыв о прежних разногласиях с Лениным, окончательно и бесповоротно встал на его сторону. Тогда же вступили в партию большевиков и любимцы Льва Давидовича. В их числе был Володарский. И вскоре он стал талантливейшим пропагандистом и агитатором большевиков. Володарский вел агитационную работу в Петергофско-Нарвском районе Петрограда, был членом Петроградского комитета РСДРП (б).
Во-первых, обращает на себя внимание молодость этого человека. Он ушёл из жизни в 27 лет, занимая перед смертью пост, который могли занимать большевики с дореволюционным стажем. Во-вторых, Моисей Маркович постарался избавиться не только от своей фамилии, но и от имени.
Известно об этом человеке очень немного. Материал о жизни и гибели собрал Николай Михайлович Коняев, посвятив Володарскому в сборнике своих историко-революционных очерков «Люди против нелюди» (М. 1999) несколько глав в сюжете «Гибель красных Моисеев».
Итак, Гольдштейн М.М. работал приказчиком в мануфактурном магазине в Лодзи, долгое время жил в Америке. Появление его в России было закономерным. Говорили, что Володарский каким-то образом связан с аферами Парвуса. Большую роль в блистательной карьере лодзинского приказчика сыграла Елена Дмитриевна Стасова (1873-1966) – в те годы секретарь ЦК партии, член президиума Петроградского ЧК, член Петроградского бюро ЦК РКП(б). Непонятно, чем ей приглянулся прилизанный, сверкавший золотом в зубах молодой человек с лакейскими манерами? Да вот, приглянулся, и был определён на хорошую должность и вскоре стал руководить в Петрограде всей большевистской пропагандой.
А у других окружающих Моисей Маркович симпатий не вызывал. Помимо партийного прозвища «Пулемёт», которое он получил за умение произносить речи продолжительностью в несколько часов, петроградские партийцы прозвали его за глаза «гадёнышем» за змеиную улыбочку и редкостную подлость характера. Раздражала его необычайная самовлюблённость и бесконечная говорливость. Он упивался своим красноречием, нередко выбалтывая то, о чем партия до поры до времени приказывала молчать. Бес говорливости в какой-то момент времени овладевал Володарским, и сдержаться он уже не мог, более того, он требовал, чтобы немедленно пригласили стенографистку – столь высоко он ценил то, что ещё только будет говорить.
Подленький характер и болезненная говорливость погубили «пулемётчика». Истинную причину устранения Володарского с полной достоверностью установить трудно.
Во-первых, вполне вероятно, что он где-то попытался надуть Парвуса, хапнув предназначавшиеся на другие цели деньги.
Во-вторых, он по подлости характера позволил себе ряд высказываний нелестного характера по поводу шефа Петроградского ЧК Моисея Соломоновича Урицкого (1873-1918), а для этого человека с добрыми глазами уничтожить кого-либо не стоило ничего.
И наконец, одиозная фигура Володарского вызывала столь глубокое омерзение, что его мог шлёпнуть кто угодно.
Наиболее вероятно, что Моисеем Марковичем занялся сам Моисей Соломонович после одного случая, описанного Н. Коняевым:
«В начале июня, когда Урицкий докладывал Зиновьеву о ходе расследования по делу «Каморры народной расправы» (такой организации, якобы готовившей уничтожение в Петрограде большевиков-евреев, никогда не существовало; она была придумана Урицким – замечание В.В. Богданова).
Григорий Евсеевич мягко пожурил его за медлительность. Упрёк был обоснованным. Уже вовсю разгорелась Гражданская война, а с консолидацией петроградского еврейства дела шли туго, открытый процесс против погромщиков откладывался…
Сцена, должно быть, была весьма трогательной. Володарскому, сменившему за год три партии, можно было бы сообразить, что для большевиков партийное прошлое вообще не имеет никакого значения, они жили – в этом и заключался большевистский стиль партийного руководства – настоящим.
Григорий Евсеевич объяснил это Моисею Марковичу, но тот уже закусил удила, начал доказывать, что именно из-за меньшевистской нерешительности Урицкого и откладывался процесс по делу погромщиков; что не умеет тот взяться за дело решительно, по-большевистски. Наверное, он и сам понимал, что полез не туда, но – опять подвела профессиональная болезнь оратора-пулемётчика! – привычка не только говорить, но и мыслить штампами взяла вверх, а остановиться Моисей Маркович не мог…»
Небольшое отступление для знакомства с личностью Григория Евсеевича Зиновьева (1883-1936). Его настоящие имя и фамилия – Овсей-Герш Аронович Радомысльский (некоторые источники утверждают, что и это псевдоним, а настоящая его фамилия – Апфельбаум). Он член Коммунистической партии с 1901 года, один из ближайших соратников Ленина, поэтому постоянно находился около вождя. Григорий Евсеевич скрывался вместе с Лениным в Разливе, жил неподалёку в Галиции, и в Петроград вернулся вместе с ним в апреле 1917 года в печально знаменитом пломбированном вагоне. Они во многом расходились с Лениным во мнениях, и поэтому отношения у них были весьма неоднозначные. Например, Зиновьев вместе с Каменевым выступал против вооруженного восстания и даже выдал это секретное решение ЦК большевиков. За это нарушение партийной дисциплины Ленин назвал их штрейкбрехерами и потребовал исключить из партии. И, тем не менее, с 1917 г. Зиновьев – председатель Петросовета. Впоследствии он возглавит в Петербурге обе главные городские организации – Петросовет и Губисполком. Была ещё и третья должность, которой Зиновьев чрезвычайно гордился. Он был председателем Коминтерна. Это был уже «всемирный» титул. На портретах его так и именовали: «председатель Третьего Коммунистического Интернационала».
В нищем Петрограде он жил в роскоши, был высокомерен и жесток. Партийные работники говорили, что он «трус и может предать своих».
Мемуарист В.П. Семёнов-Тян-Шанский писал о нём:
«Самое замечательное было тогда, когда Зиновьев разговаривал по телефону в качестве председателя Коминтерна. Лица, при этом присутствовавшие, вспоминали, что он говорил таким тоном «владыки мира» каким никогда не говорили ещё никакие монархи на свете. Появление Коминтерна на парадах Зиновьев старался обставить как можно импозантнее…
Значительная часть представителей цветных рас в нём были гримированными статистами, да иначе и не могло быть при тогдашней разрухе сообщений».
Но вернёмся к разговору Зиновьева с Володарским. Этот, казалось бы, не очень и значащий разговор один на один состоялся 6 июня 1918 г., а уже на другой день к шофёру «роллс-ройса», на котором ездил Володарскиё, подошел человек, тоже шофёр, но связанный через родного брата с ЧК, и прямо предложил ему заработать деньги на убийстве Володарского. Нет, самому шофёру «министра болтовни» убивать своего шефа не предлагали: «Сиди в машине и молчи. Когда навстречу будет идти машина и покажут сигнал, остановишься. Сделаешь вид, что машина испортилась…
Тогда наши сделают всё, что надо».
Откуда Володарский узнал о готовящемся на него покушении, неизвестно. Но 20 июня он метался по всему городу, пытаясь о чем-то поговорить с Зиновьевым. Тот весь день был в разъездах, и «поймать» его Володарскому не удавалось. Наконец он узнал, что Зиновьев выступает на Обуховском заводе, и поехал туда. Но в машине неожиданно кончился бензин, причем кончился именно в том месте, где за углом дома, с пистолетом в руке, Володарского ждал тот самый человек, который беседовал с его шофёром.
Н. Коняев приводит показания Нины Аркадьевны Богословской, которая была в тот момент в машине вместе с Володарским:
Действительно, это был тот самый человек, который беседовал с шофёром Володарского 7-го июня в гараже Смольного, а его двоюродный брат был чекистом и служил у начальника Петроградского ЧК Урицкого.
Интересно, что на месте убийства мгновенно появился Зиновьев, которого столь безуспешно искал в тот день Володарский. Юргенсона арестовали и… выпустили через несколько дней.
Похоронили Володарского, как упыря, в наглухо заколоченном гробу, уже к ночи, на Марсовом поле. «Министр болтовни», как его называли в партийных кругах, свой земной путь окончил.
Поставили второй. В Питере (у Володарского моста) долго стоял памятник работы скульптора М. Г. Манизера (поставлен в 1925 г.).
Не знаю – стоит ли этот памятник и сегодня.
Кто стоял за убийством Володарского?
20 июня 1918 года в Петрограде неизвестным лицом, как сообщили первоначально газеты, был убит комиссар по делам печати Северной коммуны В. Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн). Убийство произошло примерно в 20.30 на Шлиссельбургском тракте, у одинокой часовни, недалеко от Фарфорового завода.
Согласно заявлению шофера Гуго Юргена, у машины, закрепленной за Володарским (Роллс-ройс), закончился бензин и автомобиль вскоре остановился:
Эти показания с самого начала вызвали сомнения у следствия, т.к. они не совпадали с показаниями спутниц Володарского, находившихся с ним в машине. Одна из них, Нина Аркадьевна Богословская, свидетельствовала: «В это время мы стояли рядом. Я ближе от панели, на расстоянии полшага от меня Володарский. Зорина стояла по другую сторону от Володарского. Когда раздался первый выстрел, я оглянулась, потому что мне показалось, что выстрел был произведен сзади нас на близком расстоянии, но ничего кругом не увидела. Я крикнула: «Володарский, вниз!» — думая, что надо ему спрятаться под откос берега. Володарский тоже оглянулся. Мы успели сделать еще несколько шагов по направлению к откосу и были уже посреди улицы, когда раздались сразу еще два выстрела, которые послышались ближе. В этот момент я увидела, что Володарского два раза передернуло, и он начал падать… Когда я оказалась рядом, он лежал на земле, делая глубокие вдохи. Лежал он головой в сторону автомобиля, на расстоянии шагов трех от машины. Мы с Зориной стали искать рану и заметили одну в области сердца. Две другие раны я заметила на другой день при перемене ему льда. Когда я увидела, что Володарский уже умер, я подняла голову, оглянулась и увидела в пятнадцати шагах от себя и в нескольких шагах от конца дома-кассы по направлению к Ивановской улице стоящего человека. Этот человек упорно смотрел на нас, держа в одной руке, поднятой и согнутой в локте, черный револьвер. Кажется, браунинг. А в левой руке я не заметила ничего. Был он среднего роста, глаза не черные, а стального цвета. Брюки, мне показалось, были одного цвета с пиджаком, навыпуск. Как только он увидел, что я на него смотрю, он моментально повернулся и побежал…»
Схожие были показания Елизаветы Яковлевны Зориной: «Я поехала с Володарским и Богословской 20 июня из Смольного на Обуховский завод, но по дороге мы заехали в Невский райсовет. Оттуда поехали за Зиновьевым, но, проехав минут восемь, заметили, что автомобиль замедлил ход. Мы между собой завели разговор о причине этого. Шофер, отвернувшись, ответил, что, вероятно, бензина нет. Через несколько минут автомобиль совершенно остановился. Шофер вышел, потом опять сел в машину и сказал:
— Ничего не будет. Бензина нет.
— Где же вы раньше были? — спросил Володарский.
— Я не виноват. Два пуда всего дали бензина, — ответил шофер.
— Эх вы! — сказал Володарский и начал вылезать из машины.
Выйдя, мы стали советоваться о том, что нам делать. Володарский предложил пойти в райсовет. Богословская предложила позвонить по телефону из кассы. Мы с Володарским несколько секунд обождали Богословскую, которая, увидев, что касса закрыта, направилась назад. Сделав десять шагов от автомобиля — все в ряд: Володарский посередине, я — в сторону Невы, близко от себя я услышала за спиной громкий выстрел, как мне показалось, из-за забора. Я сделала шаг к откосу, не оглянувшись, и спросила: «В чем дело?» Но тут раздался второй и через секунду третий выстрел — все сзади, с той же стороны.
Пробежав несколько шагов вперед, я оглянулась и увидела на фоне дома-кассы позади себя человека с вытянутой рукой и, как мне показалось, с револьвером, направленным на меня. Человек этот выглядел так: среднего роста, загоревшее лицо, темно-серые глаза, насколько помню, без бороды и усов, бритый, лицо скуластое. На еврея не похожий, скорее похожий на калмыка или финна. Одет был в темную кепку, пиджак и брюки. Как только я его заметила, он бросился бежать по направлению за угол Ивановской улицы. Кроме этого человека, я ни одного его сообщника не видела. Я отвернулась сейчас же опять в сторону автомобиля и Володарского. Недалеко от себя я видела стоящего Володарского, недалеко от него, в сторону автомобиля, Богословскую. Через секунду Володарский, крикнув: «Нина!», упал. Я и Богословская с криком бросились к нему. Больше я убийцу не видела…»
Таким образом, обе свидетельницы зафиксировали убийцу-одиночку, одетого в пиджак и брюки, оказавшегося в месте остановки роллс-ройса Володарского, и три выстрела (один и затем еще два выстрела).
Как уже указывалось, с показаниями женщин разнилось свидетельство шофера Гуго Юргена, который «зафиксировал» четыре выстрела, описав иные «действия» Володарского во время покушения. Однако отметим и совпадение с показаниями женщин, описание, например, одежды террориста. Также отметим упоминание им взрыва бомбы.
Вместе с тем, укажем на странное совпадение времени окончания бензина в машине и присутствие поблизости террориста, что в дальнейшем будет объясняться по-разному. Насколько версия шофера Гуго Юргена об окончании горючего в автомобиле верна? Всего утром было выделено 2 пуда бензина. Маршрут машины в этот день достаточно продолжительный: редакция «Красной газеты» (Галерная улица) — Смольный (обед в 16.00), затем трамвайный парк на Васильевском острове, позднее Средний проспект, затем возвращение в Смольный, оттуда на митинг на Николаевский вокзал (сейчас Московский вокзал), затем в Невский райсовет, затем незавершенная поездка на Обуховский завод. Итого достаточно большой маршрут, на который, действительно могло не хватить бензина. Могла быть случайность…
Довольно быстрый в речи и страстный оратор (получивший соответствующее партийное прозвище «Пулемет»), он был одной из фигур, наиболее ненавидимой антисоветскими силами в Петрограде. На 20 июня предвыборная кампания при активном участии Володарского складывалась крайне удачно для большевиков. 20 июня 1920 г. «Красная газета» (редактор В. Володарский) вышла с характерной шапкой «65 большевиков, 3 левых эсера, ни одного оборонца!». Таким образом, с некоторой натяжкой, главной причиной убийства В. Володарского часто называлась его активная агитационная работа и стремление партии эсеров изменить ситуацию, либо отомстить лично Володарскому.
Также важным моментом, объясняющим появление в нужном месте и в нужное время террориста на месте покушения (и как возможная причина покушения именно на В. Володарского), являются события на Обуховском заводе. Забастовочное движение на заводе, с многочисленными митингами приводило к постоянному курсированию представительских советских автомобилей в этом и обратном направлении. Так, в этот день, несколькими минутами после состоявшегося теракта, здесь в центр Петрограда проследовали автомобиль Григория Евсеевича Зиновьева. Рассматривалась даже версия, что это была подготовка покушения против Зиновьева, но попался Володарский. Очевидно, что в этих условиях место как раз было неслучайным, в плане удобства покушения, в целом на советских руководителей (кроме Зиновьева, можно упомянуть выступавших на обуховском митинге Иоффе, Луначарского, лидера левых эсеров Марию Спиридонову, также проследовавших через место будущего теракта). Наличие бомбы у террориста как раз свидетельствовало в пользу предполагаемой насильственной остановки автомобиля с последующим расстрелом пассажиров.
Впервые эта версия причин убийства в ее первой интерпретации была озвучена непосредственно после убийства В. Володарского. Следует сразу отметить, что эсеровское руководство предполагало выдвижение такого обвинения и уже на следующий день, 21 июня 1918 г., появилось официальное сообщение ЦК правых эсеров о непричастности к покушению. Однако данные заверения воспринимались советскими властями, как минимум, скептически. В результате, с самого начала следствия «эсеровская версия» убийства В. Володарского (в нескольких вариациях) стала основной, да и в дальнейшем пользовалась популярностью.
Есть два варианта этой версии. Первоначально организатором теракта назывались круги, близкие к известному в прошлом террористу Борису Викторовичу Савинкову, а позднее к боевому эсеровскому террористическому отряду Семенова (версия 1922 г.). Первая версия (савинковская) представляется более подтвержденной реальными фактами, т.к. деятельность семеновского отряда встречает многочисленные сомнения, особенно учитывая сотрудничество Семенова уже осенью 1918 г. с ВЧК и более позднее издание его воспоминаний, как раз к открытому Политическому судебному процессу над партией социалистов-революционеров 1922 г.
На траурном митинге Петросовета председателем Петроградской ЧК Моисеем Соломоновичем Урицким было выдвинуто обвинение в организации убийства правыми эсерами при поддержке английских агентов. Партию правых эсеров Урицкий связывал непосредственно с организацией теракта через выявленное им участие в организации теракта правого эсера Максимилиана Филоненко. Урицкий заявлял: «Правый эсер Филоненко проживал в Петрограде под разными вымышленными именами. Он является вдохновителем убийства. Нам достоверно известно, что английский капитал замешан в этом деле. Правым эсерам было обещано 256 млн руб., из которых они уже получили 40». Данная схема предполагала связь Филоненко не только с англичанами, но и с Савинковым, который возглавлял самую крупную антисоветскую подпольную организацию 1918 г. «Союз защиты родины и свободы».
К середине мая 1918 г. она насчитывала в Москве и 34 провинциальных городах до 5 тыс. членов. Состав организации включал в себя пехоту, артиллерию, кавалерию и саперов. К концу весны 1918 г. Союз достиг той стадии развития, которая делала из него внушительную организационную силу. В Москве у Союза были реальные шансы захватить наиболее важные стратегические пункты, арестовать СНК, однако угроза оккупации столицы со стороны Германии изменила план действий. Последовало майское решение о переводе организации в Казань, и в это же время была вскрыта московская организация (до этого отслеживаемая большевиками). В этих условиях члены союза вырабатывают новый план выступления против советской власти. Первоначальной задачей было убийство в Москве Ленина и Троцкого. Одновременно с этим предполагались выступления в Рыбинске, Ярославле, Муроме, Казани, Калуге.
Савинковская организация имела представителей в Петрограде. Собственно Максимилиан Филоненко и был его представителем в городе. Более того, сам Савинков говорил о причастности своей организации к ряду петроградских событий 1918 г. Поэтому Филоненко и Савинков с самого начала были провозглашены организаторами теракта. Быстро был и найден убийца Володарского. Им оказался шофер Смольного Петр Андреевич Юргенсон. Уроженец Риги, Юргенсон работал там электромехаником, хорошо зарабатывая. В гараже № 6 Смольного стал работать с апреля 1918 г., имел расходы — играл в карты.
Арестованный Петр Юргенсон был предъявлен спутницам В. Володарского, которые его опознали. Зорина свидетельствовала: «В предъявленном мне Петре Юргенсоне я нахожу сходство с убийцей в росте, сложении, выражении глаз, и скул, и по строению лица». Нина Аркадьевна Богословская давала схожие показания: «Предъявленный мне шофер Юргенсон Петр имеет большое сходство с убийцей лицом, особенно скулами, глазами и взглядом, ростом и всей фигурой».
Странными в этом контексте являются только первые сбивчивые показания 20 июня 1920 г. шофера Гуго Юргена, который «не узнал» в террористе своего приятеля Петра Юргенсона. Однако следует учитывать, что допрос произошел вскоре после покушения и Гуго Юрген мог еще не выработать свою точку зрения на события, избегая возможного прямого обвинения в соучастии. Характерно, что уже после допроса, обдумав ситуацию, он быстро сдал Юргенсона Юрию Петровичу Бирину. Эту же версию, приведенную выше, в расширенном варианте он привел на повторном допросе. Согласно показаниям Гуго Юргена, еще 7 июня Петр Юргенсон, служивший водителем в смольнинском гараже, подошел к нему и спросил:
— Хочешь, Гуго, денег заработать?
«На мой вопрос: как? — Юргенсон говорил: — Очень просто. Надо Володарского убить».
— Нет. Ты сиди в машине и молчи. Когда навстречу будет идти машина и покажут сигнал, остановишься. Сделаешь вид, что машина испортилась, — ответил Юргенсон. — Тогда сделают все, что надо.
Гуго Юрген заколебался, и Юргенсон сказал ему, что в награду Гуго может взять себе бумажник убитого Моисея Марковича Володарского. «Сказал, чтобы я не кричал, а взял бы бумажник Володарского в свою пользу и только потом заявил бы о случившемся. Потом учил, чтобы я незаметно брал бы бумажник от Володарского, осматривая его, где его ранили».
Характерен и разговор, который состоялся между Петром Юргенсом и Гуго Юргеном в день убийства после четырех часов дня в Смольном, куда Гуго привез В. Володарского на обед. Шофер, согласно его показаниям, зашел в комнату № 3, чтобы взять наряд на следующий день и встретил здесь Петра Юргенсона. «Мы разговаривали две-три минуты. Юргенсон спросил: «В какой комнате в «Астории» живет Володарский? Сегодня я должен дать окончательные сведения». Таким образом, сведения о В. Володарском собирались, возможно, в связи с тем, что планировалось его убийство в «Астории». Гостиница являлась местом жительства многих большевиков. В частности, здесь жил и Григорий Евсеевич Зиновьев. Характерно, что в конце августа на Зиновьева именно в гостинице будет предпринята попытка убийства. Это обстоятельство говорит о возможной случайной остановке автомобиля в 20.30. Просидев несколько дней под арестом, Гуго Юрген, несмотря на то, что многочисленные факты свидетельствовали об его возможной причастности к убийству В. Володарского, был выпущен на свободу. Прямых улик против него не было. Возможно, что его выпустили с целью отслеживания его связей.
Алиби у него не было, хотя он и пытался его впоследствии организовать. Первоначально он заявлял, что после разговора в Смольном с Гуго Юргеном пошел в гараж, где и пробыл до девяти часов вечера, но это алиби опровергли показания Юрия Петровича Бирина и матери Петра Андреевича — Христианы Ивановны Юргенсон. Юрий Петрович Бирин в день убийства Володарского спустился около шести часов вечера в гараж и увидел там Петра Юргенсона.
— Что ты тут делаешь? — спросил он. — У тебя ведь выходной.
— Посмотреть зашел… — ответил Юргенсон.
Бирин собирался в кинематограф и предложил Юргенсону присоединиться.
«Из гаража вышли — я, моя жена, Юргенсон и Озоле. У ворот встретили Коркла, и все пошли по направлению к Кирочной. На углу Кирочной и Потемкинской Юргенсон и Озоле отделились от нас». Христиана Ивановна Юргенсон, в свою очередь, показала, что «в день убийства Петр пришел домой около семи часов вечера, покушал и опять вышел около восьми часов. Кажется, в кинематограф. Вернулся он около одиннадцати часов вечера». Сам же Петр Юргенсон на допросе 21 июня 1918 г. говорил о своей невиновности, отказавшись признать себя причастным к убийству В. Володарского.
Получив материалы, уличающие Петра Юргенсона в причастности к покушению, Урицкий вызвал П. Юргенсона на допрос к себе. Это не было чем-то неординарным, чрезвычайным, как пишет известный публицист Николай Коняев. Урицкий часто допрашивал ключевые фигуры из числа подследственных. Имеются многочисленные воспоминания о подобных беседах с Моисеем Урицким. При этом, допрос велся без протокола. Очевидно, что данные этих допросов были использованы Урицким при подготовке уже упомянутой его речи, посвященной убийству, на траурном заседании Петросовета.
Вскоре вина водителя «Паккарда» Петра Юргенсона стала более очевидна, так нашелся еще один свидетель против него. Так в траурной речи Моисей Урицкий упомянул в связи с Петром Юргенсоном некого генерала, проживавшего на Загородном проспекте. Согласно речи Урицкого: «Один портной показал, что к нему явился однажды незнакомый шофер и, заказывая костюм, заявил, что на Загородном живет один генерал, предлагающий большие деньги за особые заслуги советским шоферам. Когда этому портному предъявили тридцать шоферов, он сразу указал на Юргенсона». (Коняев «Гибель красных Моисеев). Таким образом, сложилась версия об организованном убийстве Володарского со стороны савинковской-филоненковской организации с ориентацией на англичан. Характерно, что Урицкий все лето вел так называемое «английское дело», известна была даже «английская папка».
Важный момент, на который следует указать, это выход на людей, имевших связи с Петром Юргенсом. Важные сведения следствию дал Роман Иванович Юргенсон — двоюродный брат Петра Андреевича Юргенсона, служивший в Петроградской ЧК. Согласно его показаниям, его брат Петр имел хорошие знакомства среди контрреволюционеров — офицеров 1 броневого дивизиона и дружил с Эммануилом Петровичем Ганжумовым, офицером, родом из Терской обл., армяно-грузинского вероисповедания, род. 16 сентября 1891 г., с офицером того же броневого дивизиона Казимиром Леонардовичем Мартини, полковником Добржанским и другими. Впоследствии в августе 1918 г. еще при участии Урицкого он будет приговорен к смертной казни за присвоение денег и вещей во время обыска.
Все это реальные известные деятели. Эммануил Петрович Ганджумов, согласно данным д.и.н. Волкова, в 1917-1918 гг. член офицерской организации в Петрограде; с августа 1918 г. в белых войсках Северного фронта в Архангельске. Выпускник Павловского военного училища. В 1915 г. поручик. Полковник Добржанский — это, возможно, произведенный в чин генерал-майора в 1917 г. Александр Николаевич Добржанский, командир первого броневого дивизиона в России. Казимир Леонардович Мартини, выпускник Петербургского института инженеров путей сообщения 1913 г. Эти обстоятельства Николай Коняев приводит, но без дальнейшего анализа. Между тем, распутывая эти данные, можно многое уточнить. В частности, он высказывает сомнение в причастности М. Филоненко к теракту. На наш взгляд, это серьезное упущение Коняева.
Сразу отметим, что на Загородном проспекте в этот период проживал генерал-майор Борис Викторович Шульгин. Об этом, в частности, свидетельствуют упомянутые ниже ранее показания Зуева 1930-х гг. Сестра Шульгина в 1918 г. содержала кафе-кондитерскую «Goutes» на Кирочной улице, на углу со Знаменской. Это кафе, наряду с кафе-гастрономом на углу Бассейной и Надеждинской (содержал генерального штаба подполковник Люденквист, впоследствии в 1919 г. разоблаченный как изменник начштаба 7 армии), было вербовочным пунктом подпольной антисоветской организации ее брата генерала Шульгина, местом встреч. Организация ориентировалась первоначально на французов, впоследствии на немцев, а затем и англичан (с которыми был связан Люденквист). Имеющие материалы на нее, и в целом на фигурантов дела Ковалевского, дополняют данные следственных дел начала 1930-х гг. в СССР. В ходе мероприятий по выявлению бывших офицеров в Ленинграде, об организации Шульгина и его сестре будут давать показания арестованные в ходе чисток (Зуев и другие), подтверждая наличие организации и участие в ней Шульгиной. Согласно следственным показаниям 1930-х гг., организация Шульгина помимо всего прочего, занималась вербовкой шоферов в Смольном. Сам генерал как раз в эти дни, после убийства Володарского, срочно покинул город. Сестра осталась. Ее арестуют 24 августа, длительное время после ареста ее не допрашивали. Первый раз она была допрошена следователем Байковским лишь 17 октября, о чем ею было написано заявление на имя Геллера.
Шульгина отрицала всяческие связи с подпольем, признавая лишь факт сдачи комнаты офицеру Соловьеву и знакомство с несколькими фигурантами дела или их родственниками. Вместе с тем, она не могла объяснить нахождение у себя бланков 6 Лужского полка и литеры 1-го Василеостровского полка. Последнее обстоятельство было решающим, так именно в этих частях были изобличены заговорщики. Свидетельствовали против нее и показания других арестованных. Было выявлено и ее участие в содержании кафе на Кирочной, 17, в котором проходили вербовки офицеров организацией Шульгина. Согласно следственному делу, Шульгина — «правая рука своего брата генерал-майора Бориса Шульгина». Он жил на Загородном проспекте, он и вербовал шоферов Смольного, Шульгин был связан (согласно Зуеву) с начала 1918 г. с Филоненко, Шульгин скрылся после убийства.
Таким образом, вероятно участие Петра Юргенсона в организации генерала Шульгина. Отметим, что Зуев упоминает и ряд подпольщиков, который возможно связать с упоминавшимися выше фамилиями. Урицкий упоминал нескольких молодых офицеров, в т.ч. Ганжумова, офицера, родом из Терской обл., армяно-грузинского вероисповедания. Зуев же показывал: «Фамилий их я никогда не знал, лиц не помню, видал их мельком. Для входа в квартиру надо было звонить, потом стучать особо и еще говорить пароль. Один офицер был с Кавказа, у него денщик был в черкеске, горец, с кинжалом. Эти офицеры имели связь со Смольным, откуда почти ежедневно получали кое-какие копии, преимущественно информации телеграфа и т.п., существенного значения не имевшие».
Таким образом, на наш взгляд, за убийством В. Володарского стояла организация Шульгина-Филоненко. Об этом же могут свидетельствовать и более поздние события. Арестованный за убийство Урицкого двоюродный брат Филоненко Леонид Канегиссер, уже в заключении, будет обращаться к нему с просьбой организовать вооруженный налет на тюрьму при помощи автомобилей. Правда, к к тому времени Филонеко уже сбежит в Финляндию, где хвастался причастностью к убийству Урицкого.
«… На Шлиссельбургском тракте, у одинокой часовни, недалеко от Фарфорового завода, машина остановилась. Шофер, чертыхаясь, выскочил из кабины и, откинув капот, полез в мотор. Дело долгое… Володарский спустился на булыжник мостовой и, разминая затекшие ноги, не спеша пошел по почти безлюдному шоссе. Он не сделал и полусотни шагов, как впереди от забора на обочине отделилась серая фигура. Человек судорожно выдернул руку из кармана. Раздались выстрелы… Одна из пуль попала Володарскому прямо в сердце». Эта версия после 1922 г. вошла практически во все советские издания.
Версия вызывает вопросы не только принадлежностью Семенова к чекистам, но и отсутствием данных на Семенова. Единственно, что, возможно, в выработке версии были задействованы некоторые реальные моменты событий 1918 г.(возможная версия о причинах нахождения на месте преступления убийцы, наличие и использование им бомбы).
Есть и современные конспирологические версии. Однако эти версии достаточно поверхностно проработаны и явно не выдерживают какую-либо критику. Наиболее подробно, но вместе с тем и политизировано (с явным антисоветским и антисемитским уклоном) это изложено в исследовании Николая Коняева. Согласно его версии (без указания на источники), убийство В. Володарского напрямую связано с Гельфандом–Парвусом. Согласно Николаю Коняеву, Володарский «… прикарманил деньги, которые следовало передать Израилю Лазаревичу. И все же, как нам кажется, погубило Моисея Марковича Гольдштейна-Володарского не только крысятничество. Сыграл свою роль и «наезд» его на верного помощника Израиля Лазаревича Гельфанда-Парвуса — Моисея Соломоновича Урицкого». Коняев объясняет суть «наезда» тем, что Володарский 6 июня 1918 г. рассказал Зиновьеву, что Урицкий в прошлом был меньшевиком и отсюда его мягкость. Это выглядит, по крайней мере, смешно. И Зиновьев, и остальные члены большевистской партии это прекрасно знали, как и то, что и Урицкий, и Володарский одновременно вступили в партию большевиков летом 1918 г. в составе меньшевиков-межрайонцев. Более того, Урицкий был в эмиграции вместе с Лениным и Зиновьевым и приехали они одним поездом.
Поэтому что-то открыть о меньшевистском прошлом Урицкого было невозможно, т.к. секрета и не было. Согласно же версии Коняева, с этого момента и начинается подготовка убийства В. Володарского, организованная Урицким, как агентом Парвуса. В дальнейшем все нестыковки дела и странности он объясняет «противодействием» следствию со стороны Урицкого, который, по его мнению, обрывал факты и свидетельства. Данное утверждение не выдерживает никакой критики.
На наш взгляд, Моисей Урицкий не был организатором убийства в той версии, как ее излагает Коняев. Более того, Урицкий в 1917-1918 гг. — наиболее последовательный противник Парвуса. И расследование дела Володаского велось достаточно активно. Хотя велось оно в направлении выявления английского следа и прервалось после убийства Урицкого.